— Только один из тысячи рождается менятелем шкур, — однажды поведал лорд Бринден, когда Бран научился летать, — и лишь один менятель шкур из тысячи может видеть зеленые сны.
Я думал, Видящие-Сквозь-Зелень были колдунами Детей… — сказал Бран. — Поющих, то есть.
В каком-то смысле. У тех, кого ты зовешь детьми леса, золотые как солнце глаза, но изредка среди них рождается один с глазами красными как кровь, или зелеными как мох на дереве в сердце леса. Этими знаками боги отмечают тех, кто избраны, чтобы получить дар. Избранные слабы, их годы на земле недолги, потому что у каждой песни должна быть обратная сторона. Но внутри леса они, конечно, остаются надолго. Тысяча глаз, сотня шкур, разум глубокий, как корни древних деревьев. Видящие-Сквозь-Зелень.
Бран не понял, поэтому обратился к Ридам.
— Ты любишь читать книги, Бран? — спросил его Жойен.
— Некоторые. Мне нравятся истории о сражениях. Моя сестра Санса любила книги о поцелуях, но они глупые.
— Читатель проживает тысячу жизней, прежде чем умрет, — сказал Жойен. — Человек, который никогда не читает, проживает только одну. У Певцов леса не было книг. Ни чернил, ни пергамента, ни письменного языка. Вместо этого, у них были деревья, и прежде всего чардрева. Когда они умирали, они переходили в лес, в листья, ветки и корни, и деревья запоминали. Все их песни и заклинания, их истории и молитвы — всё, что они знали об этом мире. Мейстеры скажут вам, что чардрева посвящены Старым Богам. Поющие песни считают, что они и есть Старые Боги. Когда Поющие умирают, они становятся частью этого божества.
Глаза Брана расширились.
— Они собираются убить меня?
— Нет, — сказала Мира. — Жойен, ты пугаешь его.
— Он не тот, кому следует бояться.
Луна была большой и полной. Лето крался сквозь молчаливый лес — большая серая тень, которая становилась с каждой охотой более худой, потому как живую добычу невозможно было найти. Защита у входа в пещеру все-еще оставалась (?), мертвые не смогут войти. Снег снова похоронил большинство из них, но они все еще были там — скрытые, замерзшие и ждущие. Другие мертвецы пришли, чтобы присоединиться к ним — к тому, что когда-то было мужчинами и женщинами, даже детьми. Мертвые вороны сидели на голых коричневых ветвях с покрытыми льдом крыльями. Белый медведь продрался через кусты — огромный и скелетоподобный, половина его головы прогнила и открыла череп под плотью.
Лето и его стая нападали на них и рвали на куски. Потом они насыщались, хотя плоть была разложившейся и полузамороженной, и продолжала шевелиться даже когда они поедали ее.
Под горой у них по прежнему была пища. Сотни видов грибов росли здесь. Слепая белая рыба плавала в черной реке, но на вкус она была так же хороша, как и рыба с глазами, как только ее приготовишь.
У них был сыр и молоко от коз, которые делили пещеры с Поющими, даже немного овса и ячменя, сушеные фрукты, заготовленные длинным летом. И почти каждый день они ели сочное рагу, сваренное из ячменя, лука и кусочков мяса. Жойен думал, что это может быть мясо белки, а Мира говорила, что это крыса. Брану было все-равно. Это было мясо и оно была прекрасным. Тушение делало его деликатесом.
Пещеры были вневременными, огромными и безмолвными. Они служили домом для более чем трех десятков Поющих и домом для костей тысяч умерших, и простирались далеко вглубь полого холма.
— Люди не должны блуждать в этом месте, — предупредила их Листва. — Река, которую вы слышите, стремительна и темна, и течет глубже и глубже в темное море. Есть проходы, которые идут еще глубже, бездонные пропасти и непредсказуемые шахты, забытые пути, которые ведут к самому центру земли. Даже мои люди не исследовали их все, а мы жили здесь тысячи тысяч ваших человеческих лет.
Хотя люди Семи Королевств и назвали бы их детьми леса, Листва и её люди были далеко не детьми. Немногие походили на маленьких лесных мудрецов. Они были маленькими по сравнению с людьми, как волк меньше, чем лютоволк. Это не значит, что они младенцы. У них была смуглая кожа, пятнистая как оленья в бледных пятнах, и большие уши, которые могли слышать то, чего никто из людей не мог услышать. Их глаза тоже были большими — огромные золотистые кошачьи глаза, которые могли рассмотреть проходы там, где глаза мальчика видели только черноту. На их руках было только три пальца и большой палец с острыми черными когтями вместо ногтей.
И они действительно поют. Они пели на Истинном Языке(?), так что Бран не мог понять слова, но их голоса был чисты, как зимний воздух.
— А где остальные из вас? — однажды спросил Бран у Листвы.
— Ушли вниз в землю, — ответила она. — В камни, в деревья. Прежде чем пришли Первые Люди, все эти земли, которые вы называете Вестерос, были домом для нас, хотя даже в те дни нас было мало. Боги дали нам долгую жизнь, но не большое количество, чтобы мы не переполнили мир, как олени переполняют лес, где нет волков, которые бы охотились на них. То было на заре дней, когда восходило наше солнце. Сейчас оно прошло, а наше число давно сокращается. Великаны тоже почти исчезли, они были нашей погибелью и нашими братьями. Большие львы на западных холмах были убиты и все единороги исчезли, мамонтов осталось несколько сотен. Лютоволки пережили нас всех, но и их время придет. В мире, который построили люди, нет места ни им, ни нам.
Она казалась печальной, когда говорила это, поэтому и Бран расстроился. Только позднее он подумал, что Люди бы не расстроились. Они бы рассердились. Люди ненавидели бы и клялись кроваво отомстить. Поющие пели грустные песни, а люди бы сражались и убивали."
Однажды Мира и Жойен решили посмотреть на реку, вопреки предостережениям Листвы.
— Я тоже хочу пойти, — сказал Бран.
Мира с грустью посмотрела на него. Река была шестьюстами футами ниже, вниз по крутым склонам и извилистым проходам, объяснила она, и в конце еще необходимо спуститься вниз по канату.
— Ходор никогда не выкарабкается с тобой на спине. Мне очень жаль, Бран.
Бран помнил время, когда никто не мог лазать так же хорошо, как и он, даже Робб или Джон. Часть его хотела кричать на них за то, что оставляли его, а другая часть хотела плакать. Он был почти взрослый мужчина, поэтому он ничего не сказал. Но после того, как они ушли, он скользнул внутрь Ходора и последовал за ними.
Огромный конюх больше не бился с ним как в первый раз — в башне у озера во время грозы. Как собака, из которой выбили весь задор, Ходор сворачивался клубком и прятался всякий раз, когда Бран за него брался. Его тайное убежище было где-то глубоко внутри него — яма, где даже Бран не мог его потрогать."Никто не хочет тебе навредить, Ходор", — тихо сказал он большому ребенку, у которого забрал плоть. "Я только хочу ненадолго снова стать сильным. Я всё тебе верну, как всегда это делаю".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
