"Чтобы сказать такое мне в лицо, нужно мужество." — Ты о том, что произошло в Королевской Гавани или в Волантисе?
— Обо всем. — Слезы блеснули в ее глазах. — Почему ты тогда не присоединился к нашему турниру, как хотел король? Это не было бы больно. Чего тебе стоило, милорд, сесть на собаку и проехаться на забаву королю? Это же просто потеха. Они просто посмеялись бы над тобой, и все.
— Они бы посмеялись надо мной, — повторил Тирион. "А я заставил их посмеяться над Джоффри. Разве не умно придумано?"
— Мой брат говорит, что смешить людей — хорошее дело. Благородное и почетное ремесло. Брат говорит… он… — Тут она расплакалась, слезы побежали по ее лицу.
— Я сожалею о смерти твоего брата. — Тирион уже говорил ей это, в Волантисе, но тогда она была так поглощена горем, что едва ли слышала его слова.
Теперь она услышала. — Жаль. Тебе жаль. — Ее губы дрожали, щеки были мокрыми, а глаза — красными от слез. — Мы покинули Королевскую Гавань в ту же ночь. Брат сказал, что так надо сделать, пока кто-нибудь не заподозрит, что мы причастны к смерти короля и не решит выпытать из нас правду. Сперва мы отправились в Тирош. Брат думал, что это достаточно далеко, но оказалось, что недостаточно. Мы знали там одного жонглера. Он долгие годы каждый день давал представление у фонтана Пьяного Бога. Он был уже стар, руки стали не такими ловкими, иногда он ронял шарики и гонялся за ними по всей площади, но тирошийцы все равно смеялись и бросали монетки. Однажды утром мы услышали, что его труп нашли у храма Триоса. У Триоса три головы, если верить огромной статуе у врат храма. Старика разрубили на три части и положили в три пасти статуи. Но когда части тела сложили вместе, головы не оказалось.
— Подарок для моей милой сестрички. Он ведь тоже был карликом?
— Да, он был маленьким. Как ты и как Оппо. Как Грош. Этого жонглера тебе тоже жаль?
— Я даже не знал о его существовании до этого момента… Но да, мне жаль, что он умер.
— Он умер из-за тебя. Его кровь на твоих руках.
Обвинение ударило по больному месту, туда, где еще чувствовались слова Джораха Мормонта.
— Его кровь на руках моей сестры и на руках тех зверей, которые убили его! Мои руки, — Тирион перевернул их, осмотрел и сжал в кулаки, — мои руки по локоть в крови, согласен. Меня называют убийцей родичей, и это правда. Цареубийцей — я и за это готов ответить. Я убивал матерей, отцов, племянников, любовниц, мужчин и женщин, королей и шлюх. Один певец разозлил меня и окончил жизнь в котле с похлебкой. Но мне не доводилось убивать ни жонглеров, ни карликов, и не нужно винить меня в том, что случилось с твоим чертовым братом.
Пенни взяла чашу с вином, которую он ей налил, и плеснула ему в лицо. "В точности, как моя милая сестра". Он услышал, как дверь камбуза закрылась, но не видел, как она ушла. Его глаза щипало и мир был словно в тумане. "Ну что ж, ты её поддержал".
У Тириона Ланнистера был весьма скудный опыт общения с карликами. Его лорд-отец не любил напоминаний об уродстве сына, и те труппы актеров, которые использовали в представлениях карликов, быстро сообразили держаться подальше от Линниспорта и Кастерли Рок, не рискуя вызывать его недовольство. Пока Тирион взрослел, ему доводилось слышать о карлике-шуте дорнийского лорда Фоулера, о карлике-мейстере на службе Перстов и о женщине-карлике среди Молчаливых Сестер, но желания встретиться с ними он не чувстовал. До его ушей доходили и менее достоверные слухи — о ведьме-карлике, живущей на холме в Речных Землях, и о шлюхе-карлике в Королевской Гавани, умело трахавшейся с собаками. Про последнюю ему рассказала сестра, и даже предложила найти ему суку в течке, на случай, если он захочет попробовать. Когда он осведомился, не себя ли она предлагает, Серсея бросила ему в лицо чашу с вином. Красным, как ему помнилось, а это было золотым. Тирион промокнул лицо рукавом. Глаза до сих пор щипало.
Больше он не видел Пенни до дня шторма.
Тем утром соленый воздух был тяжел и неподвижен, но западное небо было огненно-красным, с прожилками мрачных грозовых облаков, ярко пылавших темно-красным цветом Ланнистеров. Моряки бросились задраивать люки, крепить такелаж, очищать палубы, привязывать все, что еще не было привязано. “Плохой ветер идет,” предупредил его каждый. “ Безносый должен быть внизу.”
Тирион помнил шторм, который он перенес, пересекая узкое море, палубу, выпрыгивающую из-под ног, жуткий скрип корабля, вкус вина и рвоты. “Безносый останется здесь.” Если боги хотели его, он предпочел бы утонуть, чем задохнуться в собственной рвоте. И верхушка корабельного паруса медленно вздыбилась, как мех какого-то большого животного, потягивающегося после длинного сна, а затем раздался внезапный треск, который был услышан каждым на корабле.
Ветры гнали их ког перед собой, далеко от выбранного ими курса. За ними в кроваво красном небе черные тучи громоздились одна на другую. В полдень они увидели молнию, сверкавшую на западе, а затем последовал далекий раскат грома. Море забурлило, темные волны поднялись, чтобы обрушиться на корпус Вонючки Стюарда. Это случилось вскоре после того, как команда начала сворачивать паруса. Тирион путался под ногами экипажа, поэтому он забрался на бак, и опустился на корточки, ощущая удары холодного дождя по щекам. Ког бросало вверх и вниз, он вставал на дыбы почище любой лошади, на какой он когда либо скакал, поднимаясь на каждой волне, прежде чем скользнуть во впадину между ними, сотрясая его до самых костей. Тем не менее, лучше было здесь, где он мог видеть (все это), чем внизу, запертый в какой нибудь душной каюте.
Ко времени когда шторм утих, настал вечер. Тирион Ланнистер промок вплоть до подштаников, однако почему-то был в приподнятом настроении….и даже больше, когда позднее обнаружил пьяного Джораха Мормонта в луже блевотины в их каюте.
Карлик задержался на камбузе после ужина, празднуя свое избавление, разделив несколько глотков черного выдержанного рома с корабельным коком, огромным жирным и неотесанным воллантийцем, который знал только одно слово на общем языке — «трахаться», но который рьяно играл в кайвассу, особенно когда напивался. Они сыграли три партии в тем вечером. Тирион выиграл первую, затем проиграл две последующие. После этого он решил, что этого достаточно и поковылял назад на палубу, очистить свою голову от рома и от проигранных слонов.
Он нашел Пенни на носу, где он так часто наталкивался на сира Джораха, стоящую у бортика рядом с отвратительной полусгнившей фигурой на носу корабля и вглядывающуюся в темное море. Сзади она выглядела как маленький и беззащитный ребенок.
Тирион подумал, что лучше оставить её в покое, но было слишком поздно. Она его услышала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
