на плече Пущина и сквозь сон слышит ее голос: «Страдания… уход друга…»
Точно! Гадалка Киргоф! Это же с той ночи листок. Записал, видимо, кто-то из друзей, не надеясь на то, что Пушкин сам вспомнит хоть слово. И ведь правда не вспомнил бы, так и жил бы себе спокойно. Зачем же эти строчки снова попались ему на глаза?
Он бросил листок и поморщился: гадко все это. Страх, как мерзкая черная крыса, прошмыгнул в самое сердце. Следом за ней засвистел холод, по телу побежал озноб. Бррр…
На улице ветер тоже усилился, словно почувствовал что-то дурное, да так, что с грохотом распахнул настежь окно. Влетел в комнату, закружил бумаги, задул свечи. Пушкин стоял под холодным шквалом, не двигаясь.
В комнату вбежал всклокоченный Никита.
– Барин! Помирать решили, так лучше на мороз идите! Нечего дом застужать…
– Никит…
– Чего, барин?
– Ты в предсказания судьбы веришь?
– Да бесовщина все это! – отмахнулся Никита, закрывая окна. – Кто в Бога всемогущего верует и знаки его различить может, тому ни кофий, ни карты не страшны… А вы чего вдруг спрашиваете?
Пушкин не ответил. Никита покачал головой и продолжил закрывать окна, бормоча себе что-то под нос.
* * *
Утром в комнату вбежал крепостной.
– Император Александр скончался, – выдохнул он.
Значит прав был Пущин, когда предупреждал об этом и мечтал о переменах, началось! Наступает новое время, а с ним – конец и цензуре, и надзору, и ссылке. Новый император подарит людям (и самому поэту, конечно) долгожданную свободу!
Пушкин вскочил с места, достал из шкафа жестяную кружку и ткнул ее Никите.
– Бреемся и выезжаем!
– Ну куда, барин? Ну, пока мы доедем, его уже похоронят.
– Да меня не интересует мертвый император. Пришло время присягнуть живому.
Такого воодушевления он не испытывал очень давно, буквально искрился от нахлынувших вдруг сил и жажды деятельности, если он останется дома, бездействуя, да его просто разорвет, вместе со всем имением!
В это же время в Петербурге Пущин с друзьями узнали об отречении Константина от престола и что новым императором, вопреки всем ожиданиям, стал Николай.
– Хуже не бывает. Этот точно не решится на перемены. Значит, надо выходить. И требовать Константина. И конституцию, – таким было единогласное решение.
Разгоряченный Пушкин выбежал на крыльцо дома и замер: по всей округе разносился собачий вой. Зловещий. Беспрерывный.
– Дурной знак, – поморщился Никита.
Пушкин вздрогнул: рука наткнулась на бумагу в кармане. «Страдания… смерть… белая грива… белая лошадь…» – побежало перед глазами.
Возле крыльца Никита помогал запрячь коня, который брыкался, фыркал и рвался вон, его белоснежная грива металась в воздухе.
Испуганный Пушкин рванул к Никите:
– Белого не бери! Давай другого!
В Петербурге Пущин и будущие декабристы вышли на улицу и двинулись в сторону дворца.
Сани, везущие Пушкина, еле-еле продвигались вперед по плотному глубокому снегу. Вороная лошадь фыркала, с трудом поднимая ноги, наконец, вскинула голову и встала как вкопанная.
– Лошадь встала, – мрачно констатировал Никита.
– Дай сюда, – Пушкин перебрался на место кучера и дернул за вожжи. – Пошла! Пошла!
Лошадь громко заржала и снова потянула вперед.
Сани то прыгали по сугробам, то заваливались в ямы. Скрипели, кряхтели. Рвались, кажется, из последних сил. Наконец провалились вглубь и остановились, увязнув в снегу. Лошадь несколько раз дернулась – куда ей вытянуть такую тяжесть – и тоже встала.
– Да чтоб тебя, корыто проклятое! – в отчаянии Пушкин пнул сани ногой.
В тот момент он был готов идти пешком, сколько бы времени и сил это не потребовало.
– Сейчас исправим, барин, – обнадежил Никита и нагнулся к полозьям.
Пушкин ждал, стоя посреди дороги. Его окружала белая гладь.
И тревожная тишина.
Тем временем на Сенатской площади Пущин со словами «За Константина и конституцию» и знаменем в руке двинулся вперед, увлекая за собой других декабристов. На их пути стояли ряды военных, служащих царю.
Через снежное поле в сторону Пушкина пробирался заяц-беляк. Не добежав совсем чуть-чуть, зверек остановился и уставился прямо на поэта своими черными глазами-смородинами. Стоял без движения, почти сливаясь с окружающей его гладью. Пушкин тоже не мог оторвать от него своих глаз, а жар внутри стремительно стихал, на его место, как дым сквозь щели, заползала тревога и необъяснимая тоска.
Белое поле… белый заяц… тишина…
– Готово, барин! Можно ехать, – крикнул Никита.
– Нет. Разворачивайся, – ответил Пушкин и сел в сани.
Заяц тоже развернулся и убежал.
Вернувшись с войны 1812 года, российские офицеры стали создавать тайные общества. В 1816 году в Петербурге возник «Союз спасения». Его члены видели своей целью отмену крепостного права и реформу государственного управления.
В 1825 году в Таганроге внезапно умер Александр I. Его брат Константин, который считался его наследником, отказался от престола. Таким образом, императором должен был стать Николай, следующий брат по старшинству.
Руководство гвардии и генерал-губернатор Петербурга Михаил Милорадович не любили Николая. Они хотели видеть на троне Константина: он был их боевым товарищем, с которым они прошли Наполеоновские войны, кроме того, именно с ним связывали надежду на реформы.
Николай оказался в сложной ситуации, он знал о готовящемся восстании, но все же решился объявить себя наследником престола и провести 14 декабря присягу.
Бунтовщики (названные позже декабристами) решили выйти на Сенатскую площадь в тот же день, чтобы защитить Константина, у которого Николай якобы отнимал престол.
Через военачальников Николай попытался уговорить восставших разойтись, обещая взамен сделать вид, что ничего не было, но они не расходились. Дело шло к вечеру, в темноте ситуация могла развиваться непредсказуемо, поэтому бунт надо было прекратить. Решение это для Николая было очень сложным. Отдавая приказ открыть огонь, он не знал, послушаются ли его солдаты-артиллеристы, ведь они могли поддержать бунтовщиков, таких же военных. Кроме того, так он вступал на престол, пролив кровь своих подданных. Тем не менее он отдал приказ о расстреле пушками построения восставших. Хватило нескольких залпов, чтобы его смести. Сам Николай смотреть на это не стал – он уехал к семье.
В 1826 году состоялся суд над декабристами. К следствию было привлечено 579 человек. Виновных насчитали 287, пятерых из них казнили. Это были: Кондратий Рылеев, Павел Пестель, Петр Каховский, Михаил Бестужев-Рюмин и Сергей Муравьев-Апостол. 120 человек сослали в азиатскую часть России. Декабристы жили в Минусинске, Ялуторовске, Иркутске, Кургане и других городах.
Восстание было подавлено. Все его зачинщики схвачены и брошены в тюрьму. В тот же день в доме каждого побывала полиция с обыском. Бенкендорф рапортовал
