беседовали. Да и вам, думаю, власть дороже свободы… – Пушкин осекся.
– Что вам так нравилось в этом вашем лицее? – император проигнорировал выпад.
– Учителя. Друзья. Дух свободы и равенства.
– Свобода, равенство, братство… Знаю-знаю. Ачто это все значит на деле? Да, я понимаю, что стране нужны перемены и, уверяю, я их тоже хочу. Однако я противник резких перемен, куда лучше постепенно менять систему изнутри. Но мне вот что интересно: если бы вы оказались на моем месте, как бы правили вы?
– Зачем вам мои советы? Вы же и есть власть… – Пушкин снова осекся, надо бы прикусить язык, нельзя же бесконечно испытывать терпение царя. – Например, система образования. России нужно образование.
– Согласен.
– Отмена крепостного права…
– Такая идея была и у меня.
А Пушкин думал, что сегодня утром его уже ничто не удивит. И вот, извольте – неожиданная сговорчивость и понимание от самого царя. Неужто такое бывает?
– Отмена цензуры, – бахнул он.
– Конечно. Нужно. И начнем сейчас же! Отныне я буду читать вас лично, стану вашим цензором! Удивлены?
– Не скрою, удивлен, – Пушкин сделал паузу. – И главная просьба: верните бунтовщиков из ссылки.
– А вот к этому я пока не готов.
– Я готов лично поручиться за Ивана Пущина!
– Я вам обещаю изучить его дело. Пока все. А вот вы можете возвратиться в Петербург.
– Я признаться думал, что моя ссылка продлится вечно.
– Благодарю за игру, – император встал, готовый завершить разговор, но помедлил. – Александр Сергеевич, окажись вы в Петербурге в день восстания, что бы вы делали?
– При всей преступности замысла… Стоял бы рядом с другом, – ответил Пушкин.
– Верные люди нынче на вес золота.
Император жестом показал поэту, что тот может идти.
В декабре 1824 года Пушкин написал черновик воображаемого разговора с Александром I («Когда б я был царь…»). Однако личной встречи двух Александров так и не состоялось из-за смерти царя.
Не воображаемым, а вполне реальным стал разговор Пушкина с новым императором Николаем I. Опальный поэт был возвращен по воле правителя из Михайловской ссылки, и 8 сентября 1826 года Александр Пушкин, который четверо суток добирался до Москвы из Псковской губернии, был доставлен в Чудов дворец Кремля для личной секретной аудиенции.
Разговор продолжался около часа. На вопрос Николая I, что бы он делал 14 декабря 1825 года, если бы был в Петербурге, Пушкин прямо ответил, что был бы со своими друзьями в рядах мятежников. Император убедил поэта изменить образ мыслей и обещал стать его личным цензором. Ссылка Пушкина была отменена, ему разрешено было проживать в обеих столицах – Петербурге и Москве.
Разговор вдохновил Пушкина, впечатленного милостями царя и своим долгожданным возвращением, и вполне удовлетворил Николая I, полагавшего, что поэт переменит свои убеждения по его указанию.
После беседы с Пушкиным Николай I сказал: «Сегодня я общался с умнейшим человеком в России!»
Глава 6
«А вы благонадежны?»
Вот так он вернулся в Петербург, а его литературная карьера пошла на новый виток: когда твой цензор сам император, многие замолкают. Были в этом и свои сложности, конечно, ведь теперь, чтобы напечатать стихотворение Пушкина в журнале, издатель был обязан получить не только разрешение своего цензора, но и дождаться особого разрешения Николая I, а оно часто задерживалось. Но все покорно ждали, а владельцы книжных лавок с радостью распахнули свои двери для новинок от известного поэта.
В лавке Смирдина давно не случалось такого ажиотажа.
Самого дорогого автора он встречал с неизменной улыбкой, заглядывая в глаза:
– За день все продано! Никогда такого не было. Ай да Пушкин! Все вас хотят! Вот мы «Фонтан» уж третий раз печатаем. Нам бы чего нового. Как там «Годунов»?
– Николай Павлович читает. Не поторопишь.
– Конечно-конечно! Но мы очень ждем!
По пути к выходу поэта окутывал шепот посетителей: «Пушкин», «Это сам Пушкин». На улице совсем юный гимназист протянул ему книгу и карандаш, волнуясь пробормотал: «Александр Сергеевич, подпишите. Будьте добры. Пожалуйста».
Следом подбежала группа девушек, судя по яркой одежде и громким голосам, мещанки. Затараторили, перебивая друг друга:
– Здравствуйте, месье Пушкин!
– Александр Сергеевич, когда ждать следующую главу «Онегина»?
– Онегин с Татьяной будут вместе?
– С кого вы писали портрет Татьяны?
И так почти каждый Божий день.
Казалось бы – внимание, поклонники, известность, но, представьте себе, и они могут утомить. Особенно, если в душе с недавних пор поселилась ноющая пустота.
Увы, даже к славе можно привыкнуть.
А вот к неожиданным появлениям Константина Данзаса, видимо, привыкнуть нельзя.
– Mesdames[15], пропустите гения! Брысь! – раздался бравый оклик.
Вслед за голосом, перекрывшим щебет девушек, возник и его владелец. Хорош, ничего не скажешь: в новой форме, на груди сияет награда «За храбрость»! Левая рука забинтована и висит на перевязке. В правой руке – бутылка, а сам Данзас внушительно пьян.
– Пушкин, сорвал банк? Хорошо! – гремел он. – Так… Едем выпить, а потом плясать. Там и девушки получше будут.
– Давай заедем к Беранже, просто поедим, а? – по пути к экипажу предложил Пушкин. Шумные гулянки в последнее время его крайне утомляли: никакой радости, все известно наперед.
– Отставить! – рявкнул Данзас. – Друг вернулся с войны! С ранением и наградой. Он выбирает!
Они подъехали к довольно большому особняку, и судя по тому, что к нему стекались экипажи и гости, в доме начинался бал. Пушкин поморщился, но оставлять друга не хотел, поэтому обреченно направился внутрь.
Там Данзас нетвердой походкой взбирался по лестнице на второй этаж. Как всегда, приветствовал и заигрывал со всеми хорошенькими дамами по пути и без конца требовал шампанское. Барышни кокетливо смеялись, а заметив идущего рядом Пушкина, впадали в благоговейный трепет: «О, Боже! Это же Пушкин…», и робко шагали за ним следом.
До цели – небольшой комнаты на втором ярусе, они добрались, окруженные десятком прелестниц. Данзас довольно ухмылялся и наполнял бокалы.
– Ну, пожалуйста! – неслись девичьи мольбы к Пушкину. – Прочтите одну!.. Одну!..
– Сейчас будет крайне неудобно. Простите, – уклонялся поэт.
– Чего ты ежишься, Саш? Дамы просят! – возмутился Данзас.
Этот натиск было явно не остановить, проще сдаться. Пушкин стал читать:
– Как сладостно!., но, боги, как опасно
Тебе внимать, твой видеть милый взор!..
Забуду ли улыбку, взор прекрасный
И огненный, волшебный разговор!
Волшебница, зачем тебя я видел —
Узнав тебя, блаженство я познал —
И счастие мое возненавидел.
Девицы замерли завороженные, дыша через раз. А
