партию, чем вернувшийся из ссылки поэт.
Пушкин же не думал отступать и написал несговорчивой маменьке письмо, где слезно благодарил за полученный ответ, который, как ни посмотри, все же «не есть отказ». Пусть знает, что он настойчив.
А сам кинулся искать способ повлиять на родственников Натали. Самым верным, конечно, было бы действовать через императора, но к тому было крайне сложно прорваться.
– Меня к нему не допускают, – жаловался Пушкин Жуковскому, – а вы воспитываете великого наследника и видите его каждый день. Попросите принять меня.
– Боже, что вы опять натворили?
– Ничего!
– Тогда, вероятно, у него просто нет времени. Но тут я бессилен.
– Я могу к нему просто ворваться?
– Нет. Никогда не рискуйте расположением императора! Разозлите его и все, кто вам целует руки, в них же плюнут. Как же хорошо, что у вас есть такой учитель, как я, – тут Жуковский заметил, что его ученик совсем приуныл. – Что вам неймется? У вас все прекрасно. Все, что вы пишите, – прямиком в историю литературы!
– К черту литературу, – мрачнел Пушкин. – Мне уже который месяц не дают увидеться с Наташей. А, может быть, он просто напишет письмо, мол он меня читает и готов поручиться…
– Боюсь, что он вас не читает.
– Он меня читает. Пусть напишет письмо, что готов поручиться о моей полной благонадежности!
– Николай Павлович все решения по вам доверил вашему любимому жандарму. Вам нужно идти к нему.
– Никогда не пойду унижаться к этой змее в мундире! – огрызнулся раздосадованный Пушкин.
Но через пару дней вошел-таки в новый кабинет Бенкендорфа.
– Мое почтение. Прекрасный кабинет.
Бенкендорф не выразил даже намека на удивление. Возможно, долгие годы службы научили скрывать эмоции, а может, просто ожидал этого визита.
– Я узнал, что император доверил вам цензуру моих произведений. Что ж, очень рад, что теперь хоть кто-то их читает. Я вынужден потребовать…
– Остановлю вас, – голос такой же беспристрастный, как и выражение лица, – требовать не стоит.
Очень хотелось ответить резко, но тут надо было быть полным идиотом или искателем приключений, а у Пушкина не было намерения пополнить ряды ни первых, ни вторых, по крайней мере сегодня. Чтоб сдержаться, он заговорил быстро, избегая пауз и стараясь не смотреть в глаза хозяину кабинета:
– Прошу прощения, ваше высокопревосходительство. Если ваше высокопревосходительство не сочтет это большой сложностью для себя, я нижайше прошу вас засвидетельствовать в письме мою благонадежность. Ради счастья с девушкой, которую я люблю, мать которой видит во мне ссыльного писаку.
– А вы благонадежны?
– Всегда был и остаюсь.
Вот тут на лице Бенкендорфа впервые отобразилась эмоция, и это было удивление.
– Пушкин, вы?! Право, вы снова бьете все рекорды наглости. Вы ли благонадежны? Помилуйте! Дуэлянт, бунтовщик, клеветник царя, игрок. Я что-то упустил?
– Обвинения справедливы. Но все это в прошлом, уверяю вас. И смею полагать, я искупил все прошлые грехи ссылкой. Не так ли? Ссылкой, куда ваше высокопревосходительство меня направили.
– Искупили? И не вы ли написали «Во глубине сибирских руд», посвятив это декабристам?
– Я писал друзьям.
– А «Годунов»? «За царя-ирода грешно молиться», не ваш ли текст?
– Годунов умер двести лет назад.
– Зато государство живо! И народ должен быть един. Поэзия должна объединять народ, а не вносить смуту!
– Какую смуту, помилуйте? За пару строк вы заклеймили меня бунтовщиком? Меж тем мои стихи любят все – от генерала до ямщика. Так может они-то как раз объединяют народ? Сказки, «Онегин»…
– Милые вещицы. Но вряд ли они кого-то объединили….
– Неужели? Их знают все, от мала до велика. А как насчет моих стихов? Вы же и сами их знаете прекрасно.
– Я разве спорю? – поднял бровь Бенкендорф. – В стихах вы гений. Бесспорно! Так употребите свой гений на пользу Отечеству. Напишите что-то, что и воодушевит, и утешит всех. Что будет вселять уважение к Отечеству, к нашему правителю. Про Петра Первого, например. Чем не герой? Наш государь его очень чтит. И я уверен, что поэма о Петре точно сплотит и поддержит народ.
– Писать стихи на заказ? Я поэт. Не портной, – оскорбился Пушкин.
Видимо от удовольствия, что его слова все-таки задели и обидели гостя, Бенкендорф смягчился:
– А если этим вы докажете свою благонадежность? Не только царю, но и еще одной особе? Подумайте сами, никто не хочет мужа бунтаря… Что скажете, Пушкин?
– Муза фальши не терпит.
– К чему же фальшь? Пишите искренне. Как умеете. Подумайте над этим.
Очевидно, что «подумайте» было брошено из вежливости, за ним скрывалось явное предложение сделки: если напишете нечто в государственных интересах, отпразднуете свадьбу! В противном случае о Наталье придется забыть.
Скрепя сердце Пушкин согласился.
А некоторое время спустя, под колокольный звон, он вывел за руку из московской церкви Вознесения
Господня, что на Большой Никитской улице, свою ненаглядную красавицу-жену.
Обоих переполняло счастье. И любовь.
Семья Гончаровых, в которой было шестеро детей – три сына и три дочери, проживала в Москве в своем доме. Мать – Наталья Ивановна, отличалась деспотичным характером, и в обществе говорили, что своих дочерей она держала строже, чем в монастыре.
Наталья, будущая жена поэта, была младшей из сестер и только начинала «выходить в свет». Пушкин впервые увидел шестнадцатилетнюю Гончарову в конце 1828 года в Москве на одном из так называемых «детских» балов танцмейстера Петра Андреевича Иогеля, который устраивал их ежегодно для своих учеников. Юной Натали только предстояло вступить во взрослую жизнь, и это был один из первых балов в ее жизни.
Пушкин полюбил ее с первого взгляда.
Он, уже известный поэт, внимания которого искали многие, был представлен матери семейства и получил разрешение бывать у них в доме. Вскоре Пушкин сделал предложение младшей дочери, но получил неопределенный ответ: ему не отказали, но и согласие он не получил.
Тогда поэт обратился через Бенкендорфа к императору с прошением вновь вступить в службу и подтвердить свою благо надежность.
Состоятельная в прошлом семья Гончаровых к тому времени погрязла в долгах. Дочери порой были вынуждены появляться на балах в поношенных платьях. Приданного ни у одной не было. Это также было одной из причин, по которой мать Натали откладывала свадьбу, не хотела отдавать дочь замуж бесприданницей.
Пушкин сам решил эту проблему: продал часть имения, подаренного ему отцом, и отдал эти деньги своей будущей теще на приданое. Все расходы на свадьбу он также взял на себя.
Глава 7
«Мой ангел»
«Я женат –
