— Что ты обо мне думаешь?
Неожиданный вопрос и не похоже, чтобы он флиртовал. Чёрт дёрнул меня сказать правду:
— Я думаю, что ты вульгарный и глупый.
— Если я глупый, то почему же я смог заработать столько денег?
— А у тебя много денег?
Он продемонстрировал мне свою барзетку от “Луи Витан” и золотой с бриллиантами ”Ролекс”. Я рассмеялась. В этот момент Ишиваки позвал меня со стола, чтобы посадить к другому гостю.
С тех пор Шурик приходил в клуб каждый день, но мы больше ни разу не разговаривали…
5.
Я вспоминаю про приглашённых гостей, выскакиваю из-за стола и, глядя на часы — без пяти девять, подбегаю к Ишиваки.
— Приглашённые гости, — говорю я.
— Кто? — спрашивает он.
— Сатоши Сато и Тзуруми-сан.
Или Эрик Робертс и Заяц, как их прозвали в клубе за внешнее сходство одного с голливудской звездой, а другого соответственно с длинноухим животным. Тот, который похож на брата моей знаменитой тёзки — мой любовник, а тот, который похож на зайца — чокнутый старикан, один из моих самых давних гостей, правда иногда вместо меня он заказывает Маринку.
Это те гости, которые предположительно должны сегодня прийти в клуб, и если они придут, то за их риквест я получу не тысячу, а две тысячи йен, но необходимо заранее предупредить об этом главного стафа до девяти часов и ожидать можно только двух гостей. По закону подлости, чаще всего приходят ни те гости, на посещение которых возлагались надежды, поэтому многие девчонки из суеверия — чтобы не сглазить, никогда не ставят на приглашённых гостей.
Улыбнувшись Ишиваки, я захожу в туалет, чтобы поправить макияж, но сразу же понимаю, что сделать это мне не удастся — над раковиной перекрывая доступ к зеркалу, рыдает Джени (почти все девчонки в клубе меняют свои русские имена на иностранный манер — Юлька становится Джулией, Наташка — Натали, Женька — Джени). Две приятельницы стараются её успокоить.
— Они все говорят, что любят и никто, никто не любит! — кричит Джени.
— Но ведь мы тоже так делаем, — говорю я.
Джени продолжает рыдать, не обращая на мои слова внимания, а её подруги оборачиваются и смотрят на меня с раздражением.
— Не обобщай, — отвечает одна из них высокомерно. Я пожимаю плечами и захожу в кабинку туалета.
Итак, сиденье унитаза уже обоссано! Вздохнув, я задираю юбку, снимаю колготки и трусы, и согнувшись над унитазом в полусидящем, полустоящем положении, пытаюсь пописать… Но что-то не писается — необходимо сесть, но об этом не может быть и речи! В туалет забежали ещё две девицы, которые тут же стали проявлять сочувствие к Джени и выяснять, что у неё случилось. Кто-то дёргает дверцу кабинки. Я надеваю трусы и колготки, опускаю юбку, потом отматываю несколько метров от рулона туалетной бумаги и, брезгливо морщась, протираю сиденье унитаза. Отмотав ещё несколько метров, кладу их на уже сухое сиденье, снова снимаю колготки и трусы, и вздохнув, сажусь.
Девчонки выпытывают у Джени, что случилось — та не сознаётся, начинаются предположения. В понедельник у неё должна быть саёнара-пати, то есть прощальная вечеринка, которую устраивают накануне возвращения домой, отработавшей свои полгода хостос. Обычно в этот день клуб украшают воздушными шариками, все принаряжаются, а виновница торжества приглашает своих гостей, чтобы те могли с ней попрощаться. Большинство это приглашение игнорируют, но те, что приходят, приносят цветы и подарки. Приходят обычно официальный любовник (официальный — это тот, про которого все знают) — он приходит с доханом и традиционно сидит до закрытия клуба, а утром едет провожать свою подругу в аэропорт. Ещё приходят несколько не официальных (или тех, с кем удалось подружиться), а также те, с кем уезжающая познакомилась совсем недавно — они надеются, что она скоро вернётся, а значит, всё ещё у них впереди… Те, чьи надежды были не оправданы, не приходят.
На моих саёнара-пати, даже в те годы, когда я была самой популярной девушкой клуба, гостей всегда было раз, два и обчёлся.
— Ну, скоро там? — слышу я раздражённый голос, и дверцу кабинки опять кто-то не терпеливо дёргает.
— Из-за того, что вы там все собрались, я стесняюсь и не могу сосредоточиться! — отвечаю я не менее раздражённо.
— Ну, и чем тебе можно помочь? — спрашивают меня насмешливо.
Через пару минут я выхожу и говорю:
— Объясните мне, пожалуйста, если в этот туалет ходят одни девушки, то почему сиденье унитаза почти всё время обоссано? У кого член вместо влагалища?!
Все смотрят на меня, разинув рты, даже Джени перестаёт реветь.
— Джулия, ты как всегда неподражаема! — замечает, смеясь, та девчонка, которая разговаривала со мной через дверцу.
Я выхожу из туалета и достаю из электрической печки белую влажную тряпку, свёрнутую в рулон — ощибури. Вытираю руки.
— Джулия, ощибури только для гостей, — замечает Ишиваки.
— А мне наплевать, — отвечаю я по-русски и возвращаюсь за столик к Немцу.
По пути обращаю внимание на Наташку, которая сидит в обнимку с Моричкой и делает вид, что ей очень весело. “Зря стараешься, — думаю я, — Шурик со своего стола всё равно не может вас видеть”. Моричка тоже замечает меня и, сделав удивлённое лицо, типа: ”О, какие люди!” машет мне рукой. Я отворачиваюсь и прохожу мимо.
Когда-то он был моим гостем — одним из первых, кого я встретила в Японии и одним из немногих, кто мне действительно нравился. Молодой, симпатичный, весёлый и щедрый. Всегда приходил в клуб с хорошими подарками, заказывал много выпивки и еды, оставлял чаевые и сексуально не домогался.
Наши отношения испортились пару лет назад, когда я приехала в Японию в четвёртый раз и обнаружила, что он завёл любовницу — здоровенную, похожую на трансвестита блондинку, с огромными губами, огромными грудями и узкими бёдрами. Она безумно ревновала его ко мне, даже угрожала мне физической расправой только за то, что я просто разговаривала с ним. Её можно было понять — как только я оказывалась за его столом, он переставал её замечать. Зато я замечала, как её лицо медленно покрывается бордовыми пятнами, полные губы от злости сворачиваются и почти исчезают, а взгляд её неотрывно с ненавистью следит за мной. Я пыталась не обращать на объект её страсти внимания, но это не помогало — если я смотрела в сторону, он начинал щёлкать пальцами у меня перед глазами, вынуждая взглянуть. Что я могла сделать? Сказать ему: “Да посмотри же ты на свою подружку — она ведь сейчас поубивает нас обоих на хрен!”
А потом она догадалась что-то насвистеть ему про меня, и он перестал меня заказывать. Правда, когда она уехала, он снова стал делать мне риквесты, но его отношение изменилось. Он напивался и, прикидываясь идиотом, спрашивал:
— Сколько я должен заплатить, чтобы ты согласилась переспать со мной?
— Моричка, ты мне так нравишься, что я сама готова заплатить тебе, чтобы ты со мной переспал! — отшучивалась я.
— Нет! — отвечал он агрессивно. — Я хочу заплатить тебе, как другие!
Попытки поговорить всерьёз тоже не увенчались успехом — он не шёл на контакт, а когда полтора месяца назад в мой день рождения он принёс подарки Наташке, а мне только небрежно сказал: “Хаппи бёрздей!” я попросила его, больше меня не заказывать.
6.
За наш с Немцем столик приносят вазу с фруктами — нарезанные маленькими кусочками дыня, арбуз, манго, клубника, яблоко, апельсин и гроздь винограда, а за чей-то другой несут здоровенную пиццу. В клубе такую не готовят — её заказывают в ресторане, что напротив клуба, а также суши и якитори — это кусочки жареной курицы, нанизанные на тонкие деревянные палочки. Кстати, если приходишь в этот ресторан с гостем, то после того как он расплачивается за ужин, официант незаметно суёт тебе в руку маленький конвертик с тысячей йен внутри, поэтому завтра я и Немец отправимся именно туда.
Проследив за пиццей, я обнаруживаю, что её заказали Маринка с Парикмахером. Всё понятно! Ушла она на свидание с ним в пять часов, а спустя три с половиной часа оба заявились в клуб голодные… Парикмахер — владелец сети парикмахерских салонов, тоже вульгарный и глупый, но с обаятельной физиономией и приятным голосом.
После девяти начинается концерт по заявкам — Бэнджик и Шурик выходят на сцену, чтобы дуэтом исполнить песенки из репертуара Бритни Спирс и группы “Аква”. В клубе оживлённо и весело. Пока я раскладываю фрукты по тарелочкам, Немец, стараясь перекричать караоке, рассказывает о книге, которую он недавно прочёл — про знаменитых исторических деятелей и их сексуальную жизнь. Особое впечатление на него произвела история про Екатерину Великую, которая якобы отбросила копыта от секса с конём. У нас завязывается спор на тему — правда это или нет. Немцу хочется думать, что правда, я же считаю, что попытаться заняться сексом с жеребцом могла только сумасшедшая нимфоманка. Немец утверждает, что, судя по всему, Екатерина ею и была. А, по моему мнению, автор, написавший такую книгу — сумасшедший нимфоман, да и по тем, кто читает такой бред — тоже клиника плачет. Немец добродушно смеётся и кушает фрукты.
