— Закажи Маринку, — советую я, — она любит с тобой танцевать.
В ответ Заяц, со всей силы, хватает меня за нос. В ту же секунду я, тоже со всей силы, врезаю ему кулаком в глаз. Он отпускает мой нос, и следующие полминуты мы сидим тихо, в шоке друг от друга. Потом украдкой оглядываемся по сторонам, проверяя, есть ли свидетели безумного инцидента. Кажется, нам повезло — все занимаются своими делами, не глядя на нас.
— Больно же! — говорит Заяц обиженно.
— А мне нет?
Мы ещё минуту молчим, обдумывая своё поведение, а потом я прошу у него разрешения заказать себе пива — он разрешает. А когда стаф подходит к нашему столику, чтобы принять заказ, я набираюсь наглости, и прошу разрешения заказать ещё французский хлеб с красной икрой — Заяц и на этот раз не возражает. Когда приносят заказ, он кладёт седую голову мне на плечо и засыпает, а я ем бутерброды, пью пиво и стараюсь особо не шевелиться, чтобы не разбудить спящего старика.
— Отлично работаешь, Джулия! Молодец!
Мужчину, крикнувшего мне это, зовут Аджока — один из самых богатых и постоянных клиентов. Он никогда не был моим гостем, но я его хорошо знаю и очень не люблю. С ним связана одна скандальная история…
Два года назад Аджока приходил в клуб ежедневно к 20.30 вместе со своей девятнадцати летней любовницей и почти всё время сидел до закрытия клуба. Отсаживать её за другие столики, он запрещал. Жила она у него дома. Через пять месяцев она сошла с ума от этой удушающей любви. Она сбежала от него и стала бродить по городу, но ей начало мерещится, что её пятидесяти шести летний любовник преследует её вместе с переодетыми в полицейскую форму чертями. Тогда она зашла в какой-то ресторан и, на глазах у обедающих там людей, розочкой от разбитой бутылки перерезала себе горло и вены на руках. К счастью, раны оказались не смертельными — её кое-как залечили, и Аджока отправил её домой к родителям, посадив с ней в самолёт, на всякий случай в качестве сопровождающего, одного из своих служащих.
За несколько дней до случившегося, я и эта девушка отдыхали вдвоём на вэтинге, и она почему-то заговорила со мной об Аджоке, хотя я не относилась к числу её подруг, но, наверное, ей необходимо было выговориться…
— Так не хочется лишаться своих иллюзий, так не хочется замечать, что он такой же как они все… Но что же делать? Не могу же я сидеть, закрыв глаза и уши, чтобы не видеть, не слышать и не осознавать, как я ошиблась, полюбив этого человека?.. — сказала она тогда.
Девчонки спорили между собой, как скоро он оправится от потрясения и снова придёт в клуб. Он пришёл в тот же день, когда посадил свою сошедшую с ума подругу на самолёт. Клуб был полупустой — почти все девчонки отдыхали на вэтинге, поэтому, как только он вошёл, то был сразу всеми замечен. Раздались крики и громкие аплодисменты — таким образом, мы приветствовали человека своим поступком подтвердившего всё самое плохое, что все мы думали о мужчинах.
Заяц просыпается так же неожиданно, как заснул. Сразу же просит счёт, расплачивается и уходит, не попрощавшись — как обычно.
Народу в клубе заметно поубавилось, Ишиваки больше не к кому меня подсадить, и я отправляюсь на вэтинг, где уже сидит около дюжины девчонок. Кто-то просит Ишиваки выключить кондиционер, из-за которого мы все мёрзнем и простужаемся, но тот не обращает внимания на просьбу. Конечно — клиенты важнее, а они приходят в клуб в пиджаках, им ведь не нужно завлекать кого-то голыми плечами и декольте, поэтому им, в отличие от нас, не холодно, а жарко.
Кити — любовница Чубчика, рассказывает всем (уже в который раз!) о том, как она его безумно любит: за его мудрость, за его сильный характер, за то, что он настоящий мужчина. Девчонки слушают скептически.
Я пытаюсь дозвониться до своего любовника, чтобы узнать, когда он собирается прийти в клуб — до закрытия остаётся чуть больше двух часов, но сукин сын не отвечает на мой звонок.
9.
Тема на вэтинге меняется, теперь Кити рассказывает о том, как она работала в клубе у Бриллиантового.
Бриллиантовый (или просто Брюлик) был моим первым гостем. Он был первым гостем для большинства русских женщин впервые очутившихся в Токио, потому что как только в какой-нибудь клуб прибывала партия новеньких, он всегда был тут как тут. Хитрые, косоглазые глазки, упитанная, всегда улыбающаяся физиономия, а на шее, на руках и даже на бляшке ремня — россыпь бриллиантов, рубинов, сапфиров и изумрудов. Цепи, перстни, браслеты, часы (иногда две штуки сразу) — за это его и прозвали Брюликом.
Он был забавной скотинкой. Предпочитал молоденьких, упитанных блондинок, поэтому сразу положил на меня глаз и приступил к решительному штурму — дал десять тысяч на чай, надел золотую цепочку на шею и повёз покупать мне шмотки в Уэно. Обычная его тактика — чем более привлекательной казалась ему девушка, тем больше подарков и шопингов. Меня он пытался соблазнить в течение нескольких месяцев. Однажды уговорил зайти к себе домой, положил на стол колечко и браслет с бриллиантами, и сказал:
— Кольцо стоит тысяч двадцать — тридцать, дешёвое короче, его можешь просто так забрать, а браслет стоит сто пятьдесят тысяч, его получишь, если позволишь мне поцеловать грудь. Выбирай.
Я выбрала кольцо.
— Ну, и дура, — заметил он. Минут пять побегал за мной вокруг стола, безуспешно пытаясь схватить за сиськи, потом смирился с неудачей, вздохнул горестно и отвёз в клуб.
Тогда, десять лет назад, он был владельцем филлипинских хостос-клубов, но одна русская девица догадалась родить ему ребёнка, он женился на ней и поменял филлипинок на русских. Сейчас на Кинсичё около полудюжины его клубов и главный их конкурент тот, в котором работаю я. Года полтора назад он заплатил полицейским, чтобы они устроили здесь облаву и закрыли клуб. Правда через неделю клуб снова открыли, но девчонок, которых в тот день арестовали, две недели продержали в тюрьме, допрашивая, а потом отправили на родину…
С тех пор Бриллиантового не пускают в “Мирубэзу” (так называется клуб, в котором я работаю, но как переводится это слово не знают даже японцы).
— У нас тут — просто рай, — объясняет Кити девчонкам. — Гостей до фига, пенальти ни каких платить не надо, а там — клуб маленький, гостей кот наплакал, если не сможешь в неделю два дохана сделать — пять тысяч йен штраф.
— А если больше двух сделаешь? — спрашивает одна из девчонок.
— Ни каких премиальных. Да никто и не делал больше! Два раза смогла — считай, уже повезло. Деньги за риквесты, доханы и выпивку выдавали по понедельникам, если в этот день у тебя не было ни одного заказа — все деньги, заработанные за неделю, отбирали.
— Как отбирали?!
— А вот так — не выдавали и всё. Такое наказание. Только семь тысяч на питание. Иногда девчонки по тридцать — сорок тысяч теряли. Представляете такой облом? Желание работать отбивало напрочь! Зачем всю неделю надрываться, если в понедельник всё дяде Бриллиантовому отдашь? Зарабатывать удавалось только благодаря любовникам, а иначе привезёшь домой одну зарплату…
— Ну, а разве гости по понедельникам не помогали? — спрашиваю я. — Вот у нас по понедельникам дохан десять очков, так полный клуб всегда сидит.
— Я говорю — только любовники помогали, а простых гостей фиг уговоришь. Здесь мужики по понедельникам помогают тебе стать популярнее, а там копейки тобою заработанные получить. Чувствуешь разницу? Иногда создавалось впечатление, что они специально отказывались по понедельникам приходить в клуб — чтобы наказать тебя, чтобы ты не смогла получить те деньги, которые благодаря им же и заработала.
— Вот свиньи! — была общая мысль.
— Мне иногда кажется, что в глубине души они ненавидят нас даже больше, чем мы их, — замечаю я.
— Не думаю, что они нас ненавидят, — возражает Кити. — Мы для них кто? Игрушки. А они для нас хлеб — хлеб с маслом, а иногда и с икрой.
Я невольно рассмеялась, вспомнив бутерброды, которые ела полчаса назад, правда, не очень весело рассмеялась…
— А в других его клубах система ещё хуже, — продолжает Кити, — Там, если у тебя за день не было ни одного заказа, то на следующий день ты должна работать в костюме зайчика плейбоевского, знаете, это такие купальники закрытые, с хвостиком и ушками? А по понедельникам все работали в нижнем белье — трусики, бюстгальтер и сорочка полупрозрачная…
Все девчонки уже под впечатлением от этого жуткого рассказа, и я тоже — представила свои толстые ляжки, выставленные на всеобщее обозрение… И хвостик с ушками… Это в мои то годы?! Кошмар.
— Девчонок, работавших раньше в провинции, всё устраивало, потому что в их клубах системы бывали и более жёсткими. А вот те, что раньше работали здесь, все были не довольные, и рано или поздно сбегали — возвращались домой. Что тоже было не просто, потому что у нас отбирали паспорта и билеты, и если ты хотела уехать раньше положенного срока, то должна была отдать Брюлику деньги за билет — сто десять тысяч йен. А у нас тут: хочешь — работай, не хочешь — скатертью дорожка!
