дверь. Ручка поддалась, створка распахнулась внутрь небольшого помещения.
При свете луны Фаина еле сдержала визг – посередине комнаты застыла Изабелла в своем траурном наряде, вперед она вытянула руку с обломком вместо кисти. От взгляда из-под мрачной густой вуали сердце у девушки ушло в пятки, но Ольга с силой ударила ее по плечу:
– Прячься!
С лестницы уже неслось шарканье старческих ног и покашливание. Изящная напарница легко нырнула под пышные юбки королевского одеяния и мгновенно укрылась там с головой. А пухленькая Фаина заметалась в ужасе по помещению в поисках подходящего укрытия.
Комнатушка, очевидно, служила мастерской для ремонта экспонатов, поэтому все было завалено досками, материалами, тканями, а вдоль стен возвышались разного вида гробы, приготовленные для реставрации перед установкой в выставочном зале.
– Вставай за гроб, к стене! Ну, давай, идиотка, он же полицию вызовет! – прошипела Ольга из-под вороха юбок.
И девушке ничего не оставалось, как протиснуться за деревянную крышку из старых необструганных досок. Она единственная подходила ей по ширине. От ужаса происходящего Фая зажмурила крепко глаза и задержала дыхание, ей казалось, что в ноздри проникает ужасный запах мертвечины, что много лет хранила эта домовина.
Дверь скрипнула, по комнате скользнул луч фонарика, прошелся по завалам мастерской. Сторож проворчал:
– Опять понавезли раритетов, все везут, везут. А двери забывают закрывать, напускают сквозняков, а мне бегай. Вот никакой заботы о людях.
Со вздохом старик побрел дальше, проверяя на ходу двери в других помещениях. Его шарканье раздавалось все дальше и дальше от мастерской. Девушки в своих укрытиях боялись шелохнуться, пока ворчание и шаги сторожа совсем не затихли.
Только через полчаса после окончания его обхода Оля решилась показаться из-под накрахмаленных подъюбников.
Фаина с трудом вывернулась из-за своего укрытия, сделала шаг и чуть не упала на пирамиду из баночек лаков и красок, до того онемело все тело от бесконечно долгого стояния за потемневшими от времени досками.
Но ее напарница даже не повернула головы в сторону шатающейся фигуры, лишь привычно шикнула:
– Тише, замри и ничего не трогай.
Она методично обследовала раму окна, пытаясь найти провод сигнализации. Но грозный собачий рык остановил попытки женщины. К несчастью, они выбрали для укрытия мастерскую, которая была расположена прямо напротив собачьей будки с чуткой Пальмой. И та мгновенно ощерилась, а потом подняла лай на мечущиеся тени за стеклом.
– Чертова собака. – Ольга отскочила от окна и присела на корточки, чтобы грозная охранница уже успокоилась и перестала тревожиться от невидимого врага.
– И что нам делать? Мы же здесь заперты, утром нас найдут. Или раньше… из-за собаки! – Фаина чувствовала, как изнутри начинает давить отчаяние.
Вся затея теперь казалась ей глупой и бессмысленной, теперь точно они столкнутся с полицией и будут наказаны на взлом и хулиганство. Зачем она только повелась на уговоры этой резкой женщины, самостоятельные поиски утерянного веера принесли лишь проблемы. Но Ольге было наплевать на раскисшую товарку – сантиметр за сантиметром она ощупывала теперь дверь в поисках выхода.
Файка вздохнула, опустилась на пол, дрожащие от слабости ноги ее уже почти не держали. Через час тщательного осмотра она робко предложила:
– А что, если выйти через центральный вход? Ну, скажем, что мы туристы и отстали от экскурсии. И сторож нас просто отпустит…
– А если не отпустит? Взлом, кража, нападение на сотрудника музея – тебе пару десятков лет тюрьмы грозит.
– Какое нападение? Я никого не трогала! – возмутилась Фая.
В ответ Ольга только покачала головой:
– Никто не будет тебя слушать. Веер ты взяла? Ты. Значит, и ее ты тоже тюкнула по голове, свидетелей убирала. Против тебя свидетели и вещественные доказательства, а доказательств твоей версии событий нет никаких. Суд слушать будет не рассказы, а протоколы читать.
После ее слов девушка совсем поникла, лишь спросила жалобно:
– И что теперь делать?
– Дождемся утра, проберемся в выставочный зал и выйдем вместе с какой-нибудь экскурсией, – уверенно отрезала Ольга.
Женщина хладнокровно разложила на полу рулон обивочного бархата для гробов и пристроилась на нем в ожидании, когда музей начнет рабочий день. Но Фая только могла позавидовать ее уравновешенности, она сама не знала, куда себя деть. Обстановка вокруг, мрачные мысли от ожидания столкновения со сторожем так и давили, нагнетая тоски.
Чтобы отвлечься хоть на что-то, девушка принялась перелистывать тонкую папку, которую на автомате захватила с собой из кабинета. Среди записей крупным аккуратным почерком ей вдруг бросилась в глаза страница, исписанная бисерными угловатыми буквами. Страничка хотя и была плотно вставлена между остальными, но отличалась по цвету и манере письма.
Фаина поднесла поближе фонарик и вчиталась в строчки:
«Веер Изабеллы – 1 штука, костяные пластины соединены шелковой бумагой, в ручке из черепашьего панциря есть тайное отверстие для хранения записок. На рукоятке и пластинах впадины от инкрустированных драгоценностей королевы Изабеллы. Опахало изготовлено из рисовой бумаги с вкраплением шелковых нитей, украшено иероглифами со значением «любовь, страсть». В тайнике обнаружен пергаментный свиток миниатюрного размера, текст записи на староанглийском языке, подпись сэра Мортимера, любовника королевы Изабеллы и соратника по мятежу».
На полях стояла коротенькая пометка карандашом «отдать на перевод АМ».
Файка ползком бросилась к Оле и сунула ей обнаруженную запись:
– Посмотри, здесь описание совсем другого веера! Из бумаги! И листы с описанием, почерки другие, не как в остальных документах!
Ольга выхватила папку, фонарик и тоже нетерпеливо начала читать записи. Коротко выругалась, дернула листочек с записями о веере. Он вышел легко, потому что оказался никак не закрепленным в толщине стопки. Его просто воткнули между другими листами с длинными текстами, содержащими подробную характеристику поступающих в музей старинных или редких предметов.
Ольга потерла серое пятно внизу странички и просветила насквозь фонариком, в луче света проступили буквы, вымаранные с бумаги: «Описание составил профессор Г. Фишер».
Файка торжествовала:
– Вот! Загадка разгадана, веер был другой, не этот, который висел на манекене!
– И где он, второй веер? Где его искать? – снисходительно фыркнула Ольга, которая не была так воодушевлена их открытием.
– Ну, надо спросить у этого Фишера, который составлял описание, куда потом дели веер. Или в архивах музея проверить, может быть, он лежит в запасниках. Я читала, что не все экспонаты музеи выставляют, что-то на реставрацию отправляют. – Решение ей виделось совсем простым и ясным.
Хотя недоверчивая Ольга не разделяла ее прямодушия, упрямо покрутила головой и заявила:
– Он в музее не работает уже. Только искать адрес этого Фишера, спрашивать у сотрудников.
– Так ты спроси, – предложила ей девушка. – Ты же много кого здесь знаешь, работаешь. Сотрудники, кто давно работает, должны знать его домашний адрес.
– Это вызовет подозрения, с чего это вдруг я начала копаться в адресах. Лучше ты узнай.
– Я? Но что я скажу, зачем мне Фишер? Я же просто учительница младших классов. Никакого отношения к музею не имею.
– Этого никто не знает. – В голосе у Ольги начало разливаться раздражение от Файкиной простоты. – Зайдешь к директору, скажешь, что исследуешь жизнь Изабеллы и хочешь поговорить с Фишером, уточнить информацию для кандидатской диссертации.
– Да я не смогу, не смогу, я врать не умею. И вообще, надо идти в полицию. – Внутреннее напряжение будто плотину прорвало у девушки и вырвалось в яростном шепоте: – Мне надоела беготня эта, то старуха, теперь от сторожа прячемся. Мы же не преступники, мы обычные люди! Я учительница, а ты кассир в музее, что мы можем сделать? Ничего! Это же целая международная банда! Этот старик-француз, который был в кофейне, даже по-русски не говорит. Значит, у него есть сообщник, он же не мог сам похитить и спрятать сразу трех человек! Если Фишер не знает, где веер Изабеллы, что тогда? Мы в тупике! Никуда я не пойду! Только в полицию.
В ответ на ее слова Ольга в полумраке комнаты вдруг затряслась в еле сдерживаемых рыданиях. Суровая и отчаянная ее напарница оказалась не такой уж железной леди. Со слезами в голосе она начала всхлипывать:
– Не ходи, пускай смерть моего сыночка будет на твоей совести. У тебя нет детей, поэтому тебе и наплевать. Ты не знаешь, на что мать готова для своего ребенка. Ты никого не любишь, кроме себя.
