сверху донизу была заставлена стеллажами с книгами и бумагами, что мелькнуло знакомое лицо из-под длинной скатерти стола. Зашлепали старые туфли, затопали тяжелые башмаки – соседи возвращались обратно. Личико Ольги скрылось обратно при звуке тяжелых шагов участкового.
Зорькин уже деловито кивал всем женщинам:
– Так, две останьтесь, а остальные освободите помещение. Вечером зайду, со всех показания сниму, все свидетели будут опрошены. Давайте, на выход, не затаптывайте следы, аккуратно выходим друг за другом по цепочке. Мне сначала протокол места происшествия надо составить, а потом уже разговоры разговаривать.
Женщины послушно все растворились за скрипучей входной дверью, на старенькой кухне среди крови и беспорядка остались лишь председательница и молчаливая бабулька в платке.
Полицейский выбрал табурет покрепче, уселся основательно рядом с подоконником и принялся строчить в желтоватом листе бланка, поглядывая на развороченную комнату. Потом поднял голубые глаза навыкате на Фаину:
– А вы, гражданка, не молчите, рассказывайте, что тут делали, как попали, что видели. Пока без протокола, потом начисто все запишем.
– Я приехала на консультацию к профессору Фишеру, мне нужна информация о восемнадцатом веке для написания научной работы. – Уже несколько раз повторенная ложь выскакивала удивительно легко. – Мне адрес дали в музее погребальной культуры, где он раньше работал. Я приехала, постучалась, никто не ответил. Зашла в дом, дверь была открыта, а тут он лежит в крови. Я закричала, ну а дальше шагнула, споткнулась и упала в коридорчике, дальше мальчик сюда зашел.
– Да, кричала, а потом на полу лежала, – подтвердила ее слова председательница.
Участковый бросил внимательный взгляд на коленки в ссадинах, уточнил:
– На чем приехала?
– На электричке, вот полчаса назад, – заторопилась Файка, которая стала оживать от ступора.
– Да, в полвторого по расписанию приходит, – снова эхом вторила женщина.
– Билет показывай, паспорт, справку, документы все, какие есть. – Пухлая пятерня протянулась к девушке.
Фая торопливо порылась в сумочке и сунула свой билетик, бумаги, красную обложку документа. Участковый внимательно изучил все бумажки, удовлетворенно хмыкнул и вернул их обратно.
– Все вот так и было здесь? Ну, бардак, кровь и надпись? – Ручка ткнула в кривые буквы на стене.
Наконец девушка смогла сосредоточиться и прочитать, что вывела рука старика перед тем, как он потерял сознание. Неровные бурые потеки соединились в слово «фальш», последние буквы, видимо, обессилевший Фишер дописать уже не смог, пальцы лишь прочертили неровные линии, а затем дугу до пола.
На секунду она даже увидела, будто в фильме, как слабеющие, скрюченные артритом пальцы двигаются медленно по темной стене, а потом падают бессильно, оставляя кровавый след. И на темных от времени досках стекает густыми каплями багровой крови неровная надпись.
В реальность ее вернул бас участкового:
– Гражданка Белова, вы слышите меня?
– А? – спохватилась Файка и закивала торопливо. – Да все так, надпись была, и он лежал прямо возле нее. Как хорошо, что он жив, а я так испугалась, когда зашла сюда. Просто ужас, так закричала и остановиться не могла, кричала и кричала.
Как это с ней обычно и бывало, после немоты от шока на Фаю нападала страшная болтливость, когда она никак не могла остановить поток льющихся из нее слов.
– Одна вы тут были?
Соврать у нее не получилось, язык будто споткнулся о невидимую преграду. Девушка смогла только замотать головой, будто ужаленная оводом лошадь. На ее счастье, участковый вздохнул только протяжно:
– Понятно, свидетелей много, а толку мало.
Он вдруг резко наклонился и провел пальцем по тягучей кровавой лужице:
– Загустела, с утра он тут лежит.
Хотя он и не высказал вслух свою мысль, но девушка с облегчением выдохнула – ее не подозревают, она только что приехала в поселок, а профессора ударили по голове еще утром. Да и женщины-свидетельницы от вывода участкового расслабились, перестали смотреть с подозрением на незнакомую девицу, что оказалась на месте преступления. Правда, Фаине никак не удавалось выдохнуть даже после того, как представитель закона перестал посматривать на нее с недоверием.
Ей не давала покоя рука, тонкая, но со знакомым ей стальным захватом. Девушка вздрагивала каждый раз, когда в отражении зеркала из-под скатерти выскакивала мускулистая ладонь с бесцветным маникюром.
И Фаина, и Ольга одновременно заметили то, ради чего они приехали в поселок – среди книг и вороха пожелтевших документов на длинном стеллаже лежал веер из черных перьев, абсолютно внешне точно такой же, что оказался в рюкзаке Фаины во время экскурсии в музее. Мерцающая полированная ручка, мягкая гладь лебединых перьев, узкая петля шелковой ручки. Он был братом-близнецом музейного экспоната.
Пока участковый склонился над протоколом, а соседки вздыхали над бедным профессором, Ольга пыталась его достать незаметно для полиции и свидетелей, совершая опасные выпады из своего укрытия. Но трюк никак не удавался, так как полка стеллажа находилась слишком высоко для низкорослой Ольги. Она вытягивалась из-под прикрытия скатерти и снова пряталась обратно, не завершая выпада. Когда женщине все-таки удалось коснуться круглого кончика, то веер подскочил и с шумом полетел вниз, роняя по пути вазы и книги.
От неожиданного грохота свидетельницы зашлись визгом, повскакивали со своих мест, а участковый резво ухватил табуретку за ножку, превратив ее в орудие.
Файка замерла от ужасной мысли, что сейчас ее напарницу обнаружат и узнают, что история про научную работу – абсолютная ложь. Все будет раскрыто, от похищения веера до покушения на несчастного профессора.
«И старика на тебя повесят», – снова зазвенели в голове слова Ольги.
Участковый осторожно шагнул в комнату, за ним засеменили робко женщины, последней на автомате протопала Файка. Сердце у нее колотилось так, что было непонятно, как эти люди не замечают ее взвинченного состояния.
Зорькин обошел комнату по периметру, заглядывая в углы, с досадой захлопнул рамы и выругался:
– Кошаки чертовы бегают, где приспичит. Наразводили! – И строго взглянул на председательницу.
Та поправила значок:
– Мой Тиша не такой, он поест, умоется и в баньке спит.
– А по ночам кто курей соседских гоняет? – нахмурился участковый.
– Так он молодой еще, полгодика котику. Подрастет и присмиреет, – примирительно затянула женщина.
Но Фаина их перепалку даже не слышала, стояла как вкопанная у стола, чувствуя, как дергается рюкзак, который она держит в руках. Ольге все-таки удалось подхватить отлетевший раритет, и теперь она сунула вещицу напарнице в сумку втайне от остальных.
Фая даже дышать перестала, чтобы не выдать своего волнения. Рюкзак в ее руке ходил ходуном, пока не шлепнулся на дощатый пол.
От повернутых в ее сторону лиц девушка сжалась и прошептала:
– Извините, это я неуклюжая, уронила сумку.
– Тьфу! – нахмурился полицейский. – Хватит уже кошатину искать эту, время мое тратите. Еще свидетелей опрашивать, а я только один протокол заполнил.
И потянулись длинные минуты, пока Зорькин задавал вопросы, отдуваясь от дневного зноя, женщины перешептывались между собой, а Фая отвечала, обмирая каждый раз, что ляпнет что-то, что выдаст ее с головой. Она рассказала подробности своего приезда, на ходу переделывая рассказ так, чтобы не упоминать об Ольге. Уставшие женщины уже начали хлопотать на кухне, принеся в стаканах воду, чтобы хоть немного прийти в себя от одуряющей жары. Председательница даже порывалась начать уборку, но участковый сурово буркнул:
– Ну, начала суету. Еще приедет с района группа, там эксперт все фотографировать будет, отпечатки снимать. Кто тут шлялся. Так что не трогай здесь ничего лучше, а то потом проблем не оберешься.
Женщины в испуге отдернули руки от стаканов.
– Да помой их потом, че уж, при мне же пили, – миролюбиво прогудел Зорькин и снова опустил голову в документы.
В конце концов через несколько мучительных часов участковый подсунул девушке бланки на подпись, тыкая толстым пальцем в нужные места.
– Ну, вот это, можете идти. Только не уезжать.
– Как не уезжать, из поселка? – удивилась Фаина.
– Из города, – нахмурил брови Зорькин. – Вас еще следователь опросит, может, там чего еще. Я свое дело закончил, сейчас дом опечатаю и дальше буду работать. Или на обед. – Он сверился с часами. – Ух, уже к пяти дело, а я и не перекусил. Мне врачи запрещают режим нарушать. Так, давайте на выход
