с места.
Мы молча проехали по грунтовке до моста и снова попали в тусклый дым фонарей. Дождь не утихал.
- Кто у тебя? - моя рука лежала на рычаге скоростей, и
Нина накрыла ее ладонью.
- Сейчас никого.
- А была? - она усмехнулась, - Та, единственная?
- Ее уже нет. Она погибла. В автомобильной аварии.
- Ты ее очень любил? Я кивнул.
- Она была красивая?
- Да, наверное, очень. Мне трудно быть объективным.
- Как ее звали? Я ничего не ответил.
- Бедненький, - Бессонова погладила мою руку. - А знаешь, муж мне изменяет. С какой-то молоденькой девочкой. Может, к ней и ушел? Все хочу на нее посмотреть.
- Тогда поторопись.
- Почему?
- В городском морге лежит ее труп.
- Я тебя не понимаю.
- Утром она выбросилась из окна.
- А Бессо... - Нина вздрогнула и прижала пальцы к губам.
- Сложно сказать. Но мне кажется, он здесь ни при чем.
- Вот почему его искал следователь... Везет мне на мужиков. Точнее, везет моим мужикам... Она сама... Или ее?..
- Все может быть.
- Но кто?
- Если верить логике, то я оказываюсь наиболее подходящей кандидатурой. Они только не могут никак найти мотивы.
- Ты?!
- Да, моя прелесть. Я был последним, с кем ее видели.
- Ах, вот как? - она неестественно рассмеялась.
Потом отвернулась к окну. Как в начале поездки. Иными словами, мы вернулись на исходные позиции.
Что ж, поделом.
Возле самого дома я вспомнил и спросил:
- 0 чем вы говорили с Сухоручко. Я прослушал, помнишь? Что-то про какое-то кольцо...
- Про кольцо?.. Да, его увидел у Бессонова один человек. Он хорошо знал... и меня, и это кольцо. Когда-то. Вот и стало известно. Не через него, от других... С кем-то поделился. Из лучших побуждений, надеюсь.
- Но ты от кого конкретно услышала?
- Кто у нас первая сплетница?
- Кто?
- Маринка, которая у твоего приятеля работает.
- Скажи пожалуйста. Такая симпатичная.
Я затормозил у дома. Нина обернулась.
- Ты поедешь в гостиницу? Хорошо?
- Ясное дело, - сказал я, - не ночевать же на улице.
- Пойми. Это непросто... Все должно произойти по другому. Может, я просто глупая...
- Все понял, не объясняй.
Она открыла дверцу, чтобы выйти, но вдруг снова захлопнула ее.
- Что случилось?
- Там кто-то... - она дотронулась пальцем до стекла, - там кто-то есть.
- Где?
- В саду, у дома...
- Не вижу.
- Я открыла дверцу и почувствовала... Мне страшно.
- Сейчас...
Я вышел из машины. И вдруг ощутил этот взгляд. Взгляд из темноты. Человек так смотреть не может. Я ничего не понимал, только чувствовал волны злобы и тоски, яростные и беспощадные.
Сделал еще шаг, и волосы зашевелились на затылке.
Как и в прошлый раз, словно ниоткуда, возник леденящий заунывный вой. Даже не вой, а какой-то стон или крик, нечленораздельный и безумный.
Баскервиль-холл, да и только...
И вдруг все так же неожиданно стихло, как и началось. И я уже знал, что в темноте, среди голых веток яблонь, больше никого нет. Словно и не было...
* * *
...На углу пришлось притормозить. Посреди проезжей части стояла легковушка "скорой помощи", и под открытым капотом суетился водитель. Я опустил стекло и окликнул его:
- Эй, приятель, помочь?
Он извлек себя из двигателя и вытер лоб:
- Подцепи, а? До медцентра дотянешь?
- Трос есть?
Он кивнул. Почему бы не сделать доброе дело? Самое верное средство для поднятия настроения. Наверное, это в нас
заложено природой, как условие выживания популяции. Любой
скверный тип нет-нет, да и сорвется. Беда только, что чем дальше
мы углубляемся в научно-технический прогресс, тем мы меньше
зависим от природы. А она за это мстит, да так, что доброта,
помощь и сочувствие начинают восприниматься наравне с
хвостовым придатком. Вот мы и поджимаем свои атавизмы. Не
дай бог увидят. Потом обхохочутся.
Возле института я остановился, вылез из машины. Водитель "скорой помощи" отцепил трос, подошел ко мне, достал пачку сигарет:
- Угощайся. Извини, заставил крюк сделать.
- Все в порядке, - я прикурил. - Может, оно и к лучшему, - я поднял голову и посмотрел на окна института.
Попытался вычислить, где находится лаборатория Эдгара. Кажется, в ней горел свет. Интересно, чем они там занимаются по ночам?
Вахтер покосился на меня и кивнул. Видимо, я стал здесь своим, спасибо Марине-заступнице. И почему она так нравится вахтерам?
И не только им?
На шестом этаже было совсем темно, только из-под двери кабинета Эдгара пробивалась узкая полоска света. Я взялся за ручку двери и вдруг подумал: что же привело меня сюда в самом деле? Только ли жажда общения? И чем больше я думал об этом, тем скорее понимал, что лучше проделать весь путь по гулким коридорам в обратном направлении.
Почему - не хочется объяснять.
Может, чуть позже.
Я отступил от двери, и тут до меня донесся звук, от которого я вздрогнул. Так и стоял, не зная, что предпринять.
За дверью кто-то плакал. Тихо, не всхлипывая, и оттого безысходно. И тогда я решился.
В маленькой комнате, уронив голову на скрещенные руки, сидела лаборантка. Когда я вошел, она не шевельнулась.
- Марина, что с вами? - я придвинул стул и сел рядом.
Она приподняла голову и размазала черную слезу по щеке. Посмотрела удивленно, потом улыбнулась:
- Так, ерунда. Сегодня мне исполнилось двадцать два года.
- Поздравляю, - пробормотал я. - Неужели в такой день Эдгар заставил вас...
- Ничуть. Я сама попросила. Что нам двоим здесь делать? Резать мышек я могу и в одиночестве.
Глаза у нее все еще были на мокром месте, я полез за платком и случайно вытащил чужой, найденный в кладовке.
Марина изумленно посмотрела на женский платок у меня в руке, потом молча взяла его и стала вытирать размытую тушь. Я заметил, что руки у нее сильно дрожат. Постепенно она успокоилась.
- Ну вот, - посмотрела на меня, - разукрасила вам весь платочек. Я постираю, потом верну.
- Не стоит, - я смутился и почти силой отобрал кружевной комочек.
Не знаю, как я должен был выглядеть в ее глазах. В своих собственных препаршиво. Какого черта я его сразу не выбросил?
- Скверная история.
- Вы о чем?
- Что вас все покинули. В такой день как-никак полагается, как там сказал поэт... шуршат истомно муары влаги, вино сверкает, как стих поэм...
- Есть спирт, - сказала она робко, - совсем немного.
- Вместо муаров влаги? - я улыбнулся. - Давайте спирт.
Она уже выглядела совсем молодцом. Я разлил спирт по мензуркам и разбавил водой. Жидкость помутнела на мгновение, и стекло стало теплым.
- Марина, - начал я, встав и держа мензурку перед собой, - двадцать два это еще возраст надежд. Я хочу пожелать, чтобы ваши надежды сбылись, а взамен пришли новые - надо всегда на что-то надеяться, на лучшее. Короче, счастья вам от всей души, честное слово.
Говорил я неуклюже, но искренне, и она это понимала.
- Спасибо вам, - Марина посмотрела мензурку на свет. - Наверное, жуткая гадость...
Мы выпили, и ее передернуло.
- В столе у шефа есть хорошие сигареты. Возьмем? - предложила Марина.
Потом мы курили, она стряхивала пепел прямо на пол.
- Мне Эдгар Янович рассказал, - сказала лаборантка, - какие у вас неприятности. Хотя - сами виноваты. Пошли бы провожать в тот вечер меня, а не другую, и обошлось...
- Он вам все рассказывает?
- Разве это секрет?
- Нет, что вы. Просто мне жаль, что вы об этом узнали.
- Почему?
- Не хотелось бы, чтобы думали обо мне плохо.
- А я не думаю. Даже стараюсь, а не могу, - она тряхнула головой. - Вы меня напоили, и я говорю всякие глупости. Только потому, что напоили, а вовсе не из-за ваших расчудесных глаз.
- Я так и подумал.
- А зря. Никогда не верьте пьяной женщине.
Я наклонился и погладил ее по руке.
- Ну вот, - она притворно нахмурилась, - начинается...
- Марина, - я погрозил ей пальцем, - говорят, вы большая сплетница.
- Кто говорит, - она невозмутимо посмотрела на меня, - тот и сплетничает.
- А вы знаете, из-за чего в четверг поссорились супруги Бессоновы?
- Догадываюсь. Нинка была вне себя, когда узнала про кольцо.
- Зачем вы ей рассказали?
- Один мой знакомый, - последнее слово она произнесла как-то смущенно, собирается сделать мне подарок. Не какую-то шмотку, а что-нибудь серьезное. Девочки из клинического были в курсе - я ведь там работала раньше - и сказали, что Бессонов продает кольцо... Я догадалась - тут нечисто. Все
ведь знали, что у него в последнее время... Мне Нину стало жалко.
Он ее ни во что не ставил.
- А что это за щедрый знакомый, - я почувствовал, меня это сообщение задело, - который оставил вас сегодня в одиночестве?
- Мы встречаемся скоро уже три года, - сказала она просто, - а сейчас он занят по работе. Теперь давайте сварим кофе. Ведь гулянка продолжается?
...Я разглядывал наши отражения в черном стекле и думал...
Мысли были смутные, они словно гладили по растрепанным нервам. Посмотрел на часы.