было одиннадцать – вполне достаточно, чтобы осознавать и запоминать происходящее. Она отказалась давать показания в полиции и никогда не делала публичных заявлений, касающихся предполагаемого похищения.
Со временем эта история обросла множеством версий. Самая популярная из них – похищение инопланетянами. Некоторые предполагали, что родители могли мистифицировать исчезновение. Другие утверждали (в первую очередь из-за места событий, связанного с кельтской культурой), что детей подменили эльфы.
Новостным агентствам, которые ложно обвинили родителей девочек в причастности к их исчезновению, пришлось заплатить им существенные отступные. Средства пошли на оплату обучения трех сестер в «Хайгейт Скул», дорогой школе для девочек, среди выпускников которой – знаменитые актрисы, поэтессы и журналистки. Одна из воспитанниц недавно вышла замуж за члена королевской семьи. Заведение располагается в фахверковом особняке эпохи Тюдоров с фасадом, увитым глициниями. Территория зеленая и просторная. Именно здесь начала свой путь к успеху Грей Холлоу.
В последовавшие за исчезновением и возвращением девочек годы семья пережила целый ряд трагедий, самой страшной из которых стал развившийся у отца сестер, Гейба Холлоу, синдром Капгра. Мужчина полагал, что его детей подменили двойниками. Спустя два года после упомянутых событий, когда Грей было тринадцать, он покончил с собой.
О школьных годах звезды известно очень мало. В семнадцать она поссорилась с матерью и осталась без крыши над головой. Бросив школу, девушка переехала в однокомнатную квартиру в районе Хакни, которую делила с тремя соседками, и начала свою модельную карьеру. Через полгода она уже ходила по подиуму на показах «Эли Сааб», «Бальман», «Родарт» и «Валентино». Еще через два Грей стала одной из самых высокооплачиваемых топ-моделей мира. Сейчас, в двадцать один, Холлоу возглавляет собственный модный дом, творения которого пользуются огромным спросом с самого первого показа на Парижской неделе моды, состоявшегося восемнадцать месяцев назад.
При встрече я первым делом говорю ей, что идея вшивать клочки бумаги в ее наряды напоминает мне еще одну неразгаданную тайну. В тысяча девятьсот сорок восьмом году на одном из австралийских пляжей обнаружили тело так называемого «Сомертомского человека». Все бирки с его одежды были срезаны, а в карман брюк – вшит крошечный листок бумаги, скатанный трубочкой. Надпись на фарси гласила: «Кончено». Клочок со словом был оторван от последней страницы «Рубайята» Омара Хайяма.
– Оттуда я и почерпнула вдохновение, – нетерпеливо ответила мисс Холлоу, сжимая длинными, необыкновенно ловкими, как у опытной швеи, пальцами чашку цейлонского чая без сахара.
Голос у девушки на удивление низкий. А еще она редко моргает. С белыми волосами, черными глазами и не сходящими круглый год веснушками, она представляет собой нечто совершенно неземное. Я брал интервью у множества красивых женщин, но ни одна из них не казалась такой сверхъестественной.
– В детстве меня страшно увлекали тайны. Наверное, потому что и сама была одной из них.
Ее пресс-секретарь строго-настрого запретил задавать вопросы о том самом месяце, но, поскольку Грей начала первая, я решаюсь попытать удачу.
Неужели она действительно ничего не помнит?
– Конечно, помню, – отвечает она, не сводя с меня взгляда своих чернильных глаз. На ее губах блуждает лукавая, колдовская улыбка, которая сделала ее знаменитой. – Я все помню, но если расскажу, вы все равно не поверите.
Статья продолжалась, но читать дальше я не стала. Очевидно, что Виви имела в виду именно эти строки. «Конечно, помню. Я все помню, но если расскажу, вы все равно не поверите».
Эти слова будто бы прожгли мое нутро. Я отбросила журнал и, зажав рот ладонью, опустилась на незаправленную кровать Грей.
– Да уж, – пробормотала Виви.
– Этого не может быть.
Когда мне было семь, мы исчезли с лица земли на целый месяц без единого следа.
Крайне редко, когда мама выпивала достаточно, чтобы поговорить об этом событии, она подчеркивала его нереалистичность. Как мы шли по улочке старого города, возвращаясь в дом родителей отца. Как мы все время были на виду, а потом в одно мгновение испарились. Как она отвернулась всего на секунду или две, чтобы чмокнуть папу в щеку, когда грянул новогодний салют. Как она ничего не слышала и никого не видела, а когда обернулась, нас уже не было. И снег падал и таял, едва коснувшись тротуара. Улица была испещрена маслянистыми пятнами фонарей и подсвечена радужными взрывами фейерверков.
Там, где мгновение назад стояли трое детей, не было ни души.
Кейт сначала улыбнулась, решив, что мы ее разыгрываем.
– Айрис, Виви, Грей, выходите скорее. Где бы вы ни были, выходите! – прокричала она.
Прятались мы так себе, но мама всегда притворялась, что найти нас очень сложно. Но в этот раз никто не ответил ей хихиканьем и перешептываниями. В одно мгновение она осознала: что-то случилось. В своем первом заявлении в полицию Кейт упоминала, что в воздухе пахло дымом и мокрой шерстью диких животных. Из странностей в тот момент ей бросились в глаза горстка опавших листьев и странные белые цветы на пороге дома, который сгорел месяцем раньше. Именно там нас искали в первую очередь. От целого здания уцелела лишь дверная рама. Мама прошла сквозь нее и блуждала из комнаты в комнату меж обгоревших кирпичей выкрикивая наши имена. Паника росла. Нас не оказалось в этом доме. Нас не оказалось нигде, словно земля разверзлась и поглотила трех сестер.
Наш отец, Гейб, пока был жив, всегда заканчивал этот рассказ. В ту ночь он позвонил в полицию меньше чем через пять минут после нашего исчезновения. Он позвонил в каждую дверь на этой улице, но ни одна живая душа нас не видела. Толпа добровольцев до самого рассвета прочесывала старый город, выкрикивая: «Айрис, Виви, Грей!», а утром все разошлись по домам, чтобы передохнуть и обнять своих спящих детей.
Ничего из этого я не помню. Воспоминания о том, что случилось, со временем превратились в туманные обрывки, а после растворились совсем, как слова языка, на котором ты некогда свободно говорил, а потом перестал использовать.
В сущности, я была этому рада. Всем известно, что обычно случается с похищенными детьми. Предпочитаю не знать, что именно сделали с нами.
Мои воспоминания начинаются месяцем позже, когда какая-то женщина в полночь обнаружила нас, сбившихся в кучу и дрожащих, на той же самой улице, с которой мы исчезли. Одежды на нас не было. Мы стояли абсолютно голые на холоде, но в остальном были целы и невредимы. Кожа была чистой, в волосах – листья и белые цветы. От нас пахло дымом, плесенью, молоком и смертью. Приехавшие полицейские забрали нож из трясущихся рук Грей, завернули нас в одеяла, напоили
