Вообще, смешной оказался парень. Мы с Соусом постоянно ловили над ним «ха-ха». Помню, администрация замутила летом ремонт барака. Всех выселили на улицу в палатки. Отрядных коз, от греха подальше, спрятали в другие отряды. А я занял сушилку. Красота! Как гостиничный номер! Олег опять сидел в изоляторе и не принимал участия в переезде. Вышел недовольный, ему хотелось жить на улице. Бубнил, что я не смог поставить палатку. Вдобавок не вовремя погас свет. Бубль на умняке, продолжая возмущаться моей «безрукостью», вооружился отверткой и полез чинить розетку. Его как шандарахнет током!! Но он, не меняя серьезного выражения лица, тонко подмечает: «Ну, ток есть…» После этого случая, если возникала какая-нибудь дискуссия или спор, мы с Соусом прекращали их так: «Олег, это все херня! Ты скажи главное: ток есть или нет?»
Кот приобщил нас с Бублем к конкретной работе на общее дело. В проходе Витярика собирался грев для БУРа и ШИЗО. При его доставке соблюдалась определенная специализация. (Спустя годы специализацию я, с разной долей успеха, внедрял в своем коллективе.) Кто-то запаковывает груз, кто-то тащит, самый верткий протискивает его сквозь решетку изолятора. А у нас с Бублем была задача отпугивать мусоров в случае запала, прикрывать во время отхода, принимая грозные каратистские стойки. Дело в том, что работяги сделали мне самопальную грушу из кусков резины. Она висела у нас в сушилке вплотную к стене. От постоянной долбежки не только набились костяшки на моих кулаках, но и постепенно образовалась внушительная дыра в стене в том месте, где с ней соприкасалась груша. Однажды я, как всегда, не пойдя на проверку, самозабвенно колотил по снаряду. Неожиданно нагрянул наряд мусоров. А от моих «урокенов» и «тэцуев» по всему зданию стоял жуткий гул. И вот такая картина: мусора идут на грохот, распахивают дверь и видят перед собой по пояс обнаженного крепкого арестанта, свирепо всаживающего удар за ударом в грубые куски резины, обмотанные изоляционной лентой. Мы, оторопев, молча уставились друг на друга. Потом они видят дыру в стене и выпадают в осадок. Я подумал: «Все, приплыл, стопроцентный изолятор». Что подумали мусора я не знаю, но так же молча они развернулись и ушли. Просто офигели от грохота ударов и дыры. После этой ситуации администрация и рядовые менты стали относиться ко мне с изрядной опаской. Чем и решил воспользоваться смекалистый Кот. Не думаю, что мы ввязались бы с мусорами в реальную схватку – это чревато новым сроком. Но наша репутация заядлых каратистов, скажем так, помогала удерживать их на расстоянии. До поры до времени.
Косвенным подтверждением уважения, которое испытывали ко мне менты, может служить одна интересная беседа. В наш барак с плановым обходом зашел замполит. Сначала занялся привычным делом – пытался отобрать магнитофон у Мухи. Я впрягся в этот конфликт, и разговор с офицером принял неожиданное направление.
– Хочу поговорить с вами как с разумным человеком, к которому прислушиваются отрицательно настроенные осужденные.
– Давайте поговорим, только магнитофон пацану отдайте, а то у него неприятности будут. Вам же это не надо?
Замполит вернул сконфуженному Мухе магнитофон и продолжил беседу.
– Вы, конечно же, в курсе того, что происходит в стране?
– В курсе, естественно, не в лесу живем.
– Сейчас очень нездоровая ситуация сложилась в Чеченской Республике.
– Да? А нам-то каким боком?
– В Чечне расформировывают местные зоны и мы ожидаем оттуда большой этап. Мы не уверены, что администрация удержит ситуацию под контролем.
– Большой этап ожидается?
– Более ста человек. И мы хотели бы знать позицию блатных. Мы можем рассчитывать на вашу лояльность?
– Вы преувеличиваете мою значимость, гражданин начальник, я не могу дать Вам никакого ответа, не посоветовавшись с людьми, которые значат в нашем мире больше, чем я. Но я обещаю, что передам Вашу озабоченность.
Чеченский этап так и не случился. А в курс об этом разговоре я поставил Сашу Плюса.
Если Кота можно было назвать мотором, вечным двигателем, то этот бродяга был Мозгом отрицаловки. Он пришел на «восьмерку» с «полосатого» режима. Степенный, спокойный мужчина лет сорока, похожий на артиста Макса фон Сюдова. Круглые металлические очки придавали ему интеллигентный, а порой и зловещий вид. Говорил все время тихим голосом. Годы камерного режима научили его так направлять голосовой поток, что, допустим, если напротив сидели три человека, а Плюс хотел, чтобы слышал его только один, то так оно и было… Удивительная фишка, которую я больше ни у кого не встречал. Этот арестант обладал недюжинными организаторскими способностями. Именно благодаря ему я понял, как должна строиться работа по рэкету. «Поднявшись» в зону, Плюс какое-то время присматривался к людям, к происходящему в лагере. Подождал, что бы его все узнали. И постепенно оказался у руля отрицательного движения. Нами Кот и Плюс гордились. Вновь прибывшей шпане говорили: «А у нас москвичи блатные есть!».
Восьмерка – «пьяная» зона. Там ставили брагу, варили самогон – у кого была возможность. Бухло было обязательной составной частью образа жизни бродяги-каторжанина. Но Плюс не пил. Я его спрашивал: «Александр, а ты чего не бухаешь?» Плюс отвечал: «Сначала нужно наладить положение в лагере, а потом можно будет и выпить». Я взял это себе на заметку и не притрагивался к спиртному в течении года после освобождения.
Кстати, что делали мусора – смотрели по личным делам, у кого день рождения и вызывали на вахту «продуваться». Показал прибор наличие алкоголя – в изолятор. Зеки дождутся, когда их выдернут дыхнуть, возвращаются в отряд и – отмечать. Мусора просекли эту тему – вызовут первый раз – трезвый. Отпустят. Подождут минут сорок, и – по второму разу… Многих бедолаг так позакрывали.
Обратный пример. Как только я переплелся с блатными, постоянно слышал от них: «Дедушка-дедушка, Сова-Сова». (У него два погоняла было.) Допустим, пакуются у Кота баулы в изолятор: «Это в третью камеру, это во вторую, а это Дедушке…». Или заблатует коза какая-нибудь, слышу: «Блин, Совы на них нет! Вот выйдет Дедушка – и что будет!!!»
Я все думал: «Что там за профессор Мориарти такой, что способен всю зону перевернуть?» Отсидел Сова в БУРе шесть месяцев. Вышел. Высокий, худой, костлявый мужчина лет сорока. Так я его трезвым вообще ни разу не видел! Однажды бродяжня переполошилась: «Дедушка пропал!». Вся молодежь во главе с Котом, и я в том числе – с заточками, с топорами – рыскала по зоне, разыскивая Дедушку. Кто-то пустил слух, что Дедушку убили козлы, потому что вот-вот он закончил бы бухать, и тогда настал бы трындец всему активу. Под утро Дедушку, в дупелину пьяного, нашли в травке прямо под стендом «Они позорят колонию». Через неделю его опять закрыли в БУР на шесть месяцев. И что же эпохального он совершил за несколько недель, что пробыл в лагере? Ничего. Выжрал море самогона – и все. Еще за картами меня пытался послать в соседнюю локалку. Я Сове ответил: «С кем играешь – тот пусть и идет, мне они не за надобностью». После освобождения в сентябре 1990 года звонил ему в Орске передать пару слов от бродяг, так он опять бухой был.
Плюс тем временем дал отмашку – обложить податью все «хлебные» места. В первую очередь – сувенирки и шерабешников[25]. Ведь зона – это настоящий кладезь русских мастеровых. Мужик в лагере от водки отсохнет и вспоминает, что он умеет делать руками. Кухонная утварь, чеканки, выкидные ножи, книжные переплеты, курительные трубки, нарды, шахматы, даже запчасти для автомобилей. Допустим, мастерит шерабешник десять шкатулок в неделю – три должен отдать на общее. Оттуда эти безделушки пойдут на подкуп администрации или на обмен вольным водителям, которые завезут в лагерь то, что закажут… Меня поставили контролировать москвичей-сувенирщиков.
Опять же от Плюса я впервые узнал о существовании ложного наезда. Против того, чтобы ежемесячно уделять внимание в лагерный котел никто не возражал. Но нашелся один несознательный козел-шнырь с вахты. Ему после свиданий осужденных с родными оставалась масса вольной жратвы, которая вся не съедалась и которую родные арестантов не увозили с собой обратно. Предложили гаденышу делиться, чтобы терпигорцы в трюме не голодали, чтобы было чем встретить бродяг из карцера. Но он, рассчитывая на то, что в жилую зону практически не выходил, а все время проводил на вахте, Плюсу отказал. Тогда ему просто шепнули, что москвичи-каратисты хотят его поколотить за то, что он, якобы, приставал к чьей-то жене. Нас Плюс попросил пару дней помаячить хмурыми лицами возле вахты, типа мы его дожидаемся. У меня с Бублем к этому времени уже была такая репутация, что вскоре этот шнырь прибежал к Плюсу искать спасения от кровожадных московских молотобойцев.
Впоследствии на свободе мои люди часто наезжали на кого-то, а я появлялся весь в белом и благородно спасал. В нашем кругу это называется «сделать обезьяну».