— И она все равно тебя обогнала.
— Я первым оказался во дворе!
Чарли крутил травинку между пальцами.
— Неплохо для первого превращения. Обычно, должно пройти еще несколько месяцев, прежде чем организм будет полностью в форме.
Талли подняла бровь.
— Может, она еще не достигла своего пика.
— Или может, это потому что я бегала быстрее Джэйса еще до получения суперсил? — спросила я.
Джэйс приподнялся на локтях и отчеканил каждое слово.
— Я первым забежал во двор.
— Серьезно, мы не знаем, какой может стать Скаут, — сказала Талли. Джэйс сверлил взглядом ее спину. — У судьбы на нее особые планы. Иначе бы она не превратилась.
Я схватила грабли, валявшиеся у стены. Просто не могла сидеть и смотреть, как Талли снова начала перебирать траву в поисках сокровищ, скопившихся там за зиму. У парней таких проблем не было.
— Значит, раз мы не знаем, почему не-оборотень становится оборотнем, спихнем все на судьбу? — Прозвучало грубовато, но я не могла иначе. Судьба. Предназначение. Это просто глупые слова, которыми разбрасывались люди, когда не хотели искать истинную причину.
— Может, легенды и не врут, — предположил Чарли, все еще сидя на крыльце, пока мы елозили граблями по земле вокруг Джэйса. — Его когти...
— Мы об этом уже сто раз говорили. Я койот. Она волк. Несмотря ни на что, это разные животные.
— А… другой оборотень тебя не мог поцарапать? Или покусать...? — спросил Чарли, и мне пришлось проглотить ком в горле.
— Нет.
— Ты уверена? — Талли подперла подбородок концом палки похожей на осиновый кол. — Это была бурная ночь, может, ты и не заметила.
— Нет.
— Но ты не помнишь...
— Я все помню. — Сначала это были лишь клочки воспоминаний, но за последний месяц память вернулась. Я помнила все удары когтями, все затрудненные вздохи. — Алекс не касался меня ни зубами, ни когтями. — Почти правда, но тогда он не прокусил кожу, а это все, что имело значение. Им не обязательно знать о деталях того вечера, который мы провели с Алексом, пока не разверзся Ад.
— А что насчет переливания крови? — спросила Талли. — Может, ДНК оборотня обладает каким-то вирусным эффектом?
— Это все очень по-научному, но я все еще койот.
Я перестала сгребать листья с маминой разворошенной клумбы.
— Что за переливание? — Мне перелили много крови, но я впервые слышала, что к этому причастен Джэйс.
— В больнице Лэйк Каунти им пришлось стабилизировать тебя, прежде чем перевозить в другой госпиталь, — сказала Талли, имея в виду маленькую больницу с четырьмя докторами и пятнадцатью койками. — Но у них не было крови, потому что в тот день на озере произошел несчастный случай. Это против правил, но тетя Ребекка превратилась в маму-медведицу и заставила их влить в тебя кровь Джэйса.
В средней школе мы с Джейсом узнали, что у нас одна группа крови. Мы шутили, что это доказывает нашу близнецовость. А еще в тот день мы выяснили, что Джэйс до обморока боится игл, и ему еще неделю в шутку предлагали нашатырь.
— Ты поделился со мной кровью? — Щупальца предательства покидали мое сердце.
— Да, я дал тебе кровь. Кровь койота. Запиши, чтобы не забыть — к-о-й-о-т.
— Ты позволил им воткнуть в себя иглу? Ради меня?
Джэйс подскочил.
— Не было игл. Сексуальная вампирша укусила меня, а потом ты пила кровь из ее запястья. Все было сексуально и запретно, и вообще это объясняет, почему ты оборотень, потому что одно сверхъестественное существо может создать другое и все дела.
Разговаривать с Джэйсом — все равно что упражняться в преувеличении и сарказме, и я по этому скучала.
— Как быстро ты потерял сознание? Хоть минуту продержался?
Он прыгнул на меня, но волчица в этот раз осталась глубоко внутри. Она знала разницу между угрозой и игрой. И Джэйс был настроен поиграть. Раны не позволяли нам вытворить что-то эдакое, но мы все равно бегали по двору, прятались за деревьями и за спиной Талли. Мне стало гораздо легче, хоть я и понимала, что Чарли, всегда любивший такое, все еще оставался в стороне.
Джэйс зажал мою голову руками, когда из дверей выскочила Энджел.
— Вам лучше прекратить, — сказала она, картинно сложив руки. — У вас большие неприятности.
Глава 10
Энджел не шутила: мы действительно влипли в неприятности. До этого июля самым большим моим наказанием было лишение телефона и компьютера на неделю за то, что я назвала Эшли Джонсон, лучшую подругу, ставшую злейшим врагом, словом, рифмующимся с «ручка», прямо на глазах отца и мисс Эмили, учительницы воскресной школы. Разгром кухни и нанесение увечий брату требовали более решительных мер. Так как весь основной мир думал, что я все еще являюсь обладательницей зверских шрамов на животе, мои родители решили, что до конца лета мне лучше исчезнуть из поля зрения. Совсем. Я не должна была выходить из дома, кроме ночей, когда мое состояние требовало этого. Как будто домашнего ареста было не достаточно, Миссис Мэттьюс объявила моим родителям, что у швеи олимпийского резерва просто нет времени приглядывать за Энджел. Эта обязанность также легла на мои плечи.
— Зато теперь вы ладите гораздо лучше, — сказала Талли, пытаясь повторить растяжку, которую я показала ей. Мы проводили время в самодельном додзе, сколоченном папой в комнате над гаражом. — Все не так плохо.
Я наклонилась в другую сторону и прижала голову к колену. И тут же отвлеклась на Джэйса и Чарли, которые пропустили разминку, чтобы сразу схватиться за боккэны[5]. Тоби редко разрешал пользоваться ими на тренировках. Это было захватывающее зрелище. Энергия и скорость Джэйса напоминали бешеную колибри, но Чарли отражал все его атаки со смертоносной грацией, которую я раньше не замечала. Мышцы его груди едва заметно дергались, прежде чем меч из ниоткуда возникал между плотью и оружием Джэйса, блокируя его с громким хлопком.
— Энджел — как дорогой десерт. В малых дозах она очень сладкая, но чем дальше, тем хуже ты себя чувствуешь, пока, наконец, голова не начинает кружиться от переизбытка сахара.
— Тебе-то с чего ныть? — проворчал Джэйс, уворачиваясь от выпада Чарли. — Я не только под домашним арестом, мне придется пропустить летние занятия, и я не смогу найти работу.
Каждую жалобу он сопровождал яростным замахом на Чарли.
Я встала на ноги и услышала, как за моей спиной Талли сделала то же самое, но не смогла оторвать глаз от парней. Мою грудь заполнили смешанные эмоции, отчего дыхание из рефлекторного процесса превратилось в тяжкий труд.
Хотя голый торс Чарли и был основным фактором моей эмоциональной астмы, он был не единственным. Мы с Джэйсом только учились быть пережившим несчастный случай Джэйсом и Скаут. Это будет длительный процесс, и боль умирающего Алекса всегда будет в его центре. Но я была готова это выдержать, ведь Джэйс все равно оставался моим братом. Он был нужен мне. У нас все должно быть хорошо, а так не могло произойти, если он через две недели уедет в Лексингтон, чтобы подготовиться к занятиям и тренироваться с баскетбольной командой. Так что я была рада, что папа позвонил туда и использовал нашу недавнюю трагедию, а также имя моего деда, чтобы Джэйс мог все лето провести дома и не потерять место в команде. Конечно, радость за неудачи брата не заработает мне очков для звания Лучшей Сестры, и это вносит дополнительный разлад в мои ощущения.
