– Ничего не понимаю, – пробурчал Голова. И нахмурился. – А ты что-нибудь соображаешь, Тим?
Я ничего не соображал. Это было выше моих сил.
– Теперь уже в жизни не докажешь, что он был вполне нормален, – продолжал Голова. – Не только нормален, но и умен. Никто в жизни этому не поверит.
– Но ведь он стрелял в тебя, Голова!
– Он, – тот наморщил свой большой лоб. Даже такой головастый, как Голова, был загнан в тупик. – Но… Тим, ведь кто-то был еще! – размышлял он.
– Был, – с готовностью согласился я. – Мой бескорыстный спаситель.
– Может быть, это он и прибил немого? Ведь дураку ясно, а мы с тобой далеко не дураки, Тим, что немой не мог просто так смыться в иной мир. В жизни не поверю, что он после того, как меня пристрелить, рванул купаться в ночное море.
Я в это тоже не верил.
– Может быть, этот второй его и укокошил? – повторил я мысль Головы.
– А ты стал сообразителен, Тим, – иронично заметил он. – Но, безусловно, больше некому это сделать. И все же странно…
Его прибил, тебя – спас. У него что – к тебе тайная симпатия? Сомневаюсь… Хотя все, может быть. У них могли быть свои счеты… Но…
– Что «но», Голова?
– Это загадочный твой спаситель мог быть ни кто иной как наш бородач в темных очках. И уж что-то не верится, что он питал к тебе большую симпатию. Но в любом случае, со смертью немого, мы попали в окончательный тупик, Тим. К тому же мне придется на время выйти из дела. А нам дорога каждая минута, – Голова машинально схватился за свое плечо. – Поэтому, Тим, ты без меня должен попытаться найти ответы на ряд безответных вопросов. Я сомнительно хмыкнул.
– Я знаю, Тим. Это нелегко. Это почти невозможно. Особенно когда параллельно занимаешься мазней на холсте…
– Перестань, Голова. В любом случае, я закончу свою картину.
– Твое дело. И все-таки… Я тебя очень прошу. Приглядись ко всем в деревне, поговори с крестьянами, поразнюхивай, кто чем живет. Попробуй прощупать доктора. Да, пожалуй, с него-то и начни. Он к тебе питает необъяснимую симпатию.
– Ну, значит, я того стою, – попытался пошутить я. Но вышло довольно не смешно.
– Стоишь, Тим, – серьезно сказал Голова. И дружески хлопнул меня по плечу. – А я скоро вернусь. Совсем скоро. Я уверен, ничего серьезного нет в моем ранении. Но доктор просто решил перестраховаться. Он слишком уж осторожен, – многозначительно заметил Голова. – Мы обязательно завершим дело, Тим. Обязательно докопаемся до истины. Не в моих правилах останавливаться на полпути, даже если этот путь не сулит ничего хорошего. До скорого, Тим!
И он уже гораздо крепче пожал мою руку. К Голове возвращались его природные силы. И машина уже уносила моего друга прочь от поселка. А я остался стоять на дороге, и смотрел вслед клубящейся пыли. Я остался наедине с неразрешимыми вопросами, которые и не надеялся разрешить. Но просьбу Головы решил все же исполнить. И хотя бы на шаг до его приезда продвинуться вглубь этой тернистой дороги, ведущей к истине.
Немого несли на руках. И вся деревня собралась с ним прощаться. Дети громко плакали, женщины старались сдерживаться и лишь украдкой вытирали слезы. А мужчины все до единого сняли кепки. Я и не подозревал, что его так сильно любили. Пожалуй, люди сами этого не подозревали. Он был частью их повседневной жизни и с его смертью они как бы потеряли часть этой повседневности. И я уже не мог представить этого несчастного юродивого в лохмотьях за роялем, с сигаретой, читающего какую-то умную книжку с осмысленным выражением на лице. Мне уже все казалось какой-то лунной фантазией в старой усадьбе, где раздавался звон фарфоровой посуды, шелест шелковых платьев и печальная мелодия рояля.
Нет, этого просто не могло быть. Я в этот миг смотрел только в лицо факту. Факту смерти больного человека, который, как оказалось, так был горячо любим людьми. Я немного прошелся за этой грустной процессией и приостановился. У меня не было сил дальше идти. Моя голова раскалывалась от прыгающих сумасшедших мыслей. И в моих ушах все звучала эта печальная мелодия рояля в старой усадьбе.
– Док, – шепнул я Бережнову, идущему рядом со мной.
Он вопросительно на меня посмотрел.
– Док, мне нужно с вами поговорить.
– Мне тоже, – он понимающе кивнул. – Но сейчас это невозможно.
– До встречи, док, – и я резко повернулся и размашистым шагом пошел прочь. Прочь от этой деревни, в которую когда-то загнала меня судьба. Где я узнал дни бесконечного счастья, бесконечного горя и бесконечность неразрешимых тайн. Я зашагал к морю…
И я вновь принялся за свою работу. Уж как-то отчаянно, глотая слезы и морщась от путанных мыслей. И немой уже не стоял за моей спиной. Но его слезы вновь и вновь проступали на моей картине. И мне казалось, я слышу бесшумные рыдания этого человека. И мне казалось, я слышу рыдания моря, вновь принявшего грех. Мне казалось я слышу плачь своей любимой женщины. И мне казалось я слышу свой собственный плачь. И моя картина казалась сотканной из самих слез. Слез проливающихся в лунной ночи, где дьявол и ангел слились воедино. И разъединить их было выше человеческих сил…
Я работал до самой темноты. Я чувствовал, что совсем скоро завершу свою картину. Мое вдохновение позволяло мне выполнить работу в короткие сроки, хотя в другое бы время, возможно, мне на эту работу понадобилось несколько лет. Я вернулся в дом, выпил крепкий кофе, затянулся сигаретой. И немного успокоился. Мысли постепенно приходили в порядок. И я понял, что нужно немедленно выполнить указания Головы. И, безусловно, начать с Бережнова. Больше зацепок у меня не было. И я, долго не раздумывая выскочил из Дюма и прямиком зашагал к деревне.
В поселке уже погасли окна. Несмотря на случившуюся трагедии уставшие крестьяне ложились рано. И только изредка мне попадались светящиеся окна. В доме доктора, несмотря на мои ожидания, света не было. Дом потонул во мраке, тишине и запахе пышных кустов сирени. И меня это несколько озадачило, так как я отлично понимал, что доктор выключает свет в деревне последним. Но я все-таки не решил откладывать разговор до утра. И позвонил в дверь. За дверью по-прежнему царила тишина. Я позвонил еще более настойчиво. Но мне никто не ответил.
– Бережнов! – крикнул я и постучал в окно. Но дом молчал.
Я пожал плечами и уже было собирался уйти, но вдруг раздумал. Это ясно – Бережнова нет дома, но это, возможно, к лучшему. Так думал я. Голова не зря мне посоветовал прощупать Дока. И я не раздумывая больше, решил последовать его совету. И проникнуть в дом. Что я надеялся там найти – я сам понятия не имел. Но все же интуиция мне подсказывала, что этот дом следует оглядеть. И я принялся за дело, отлично зная, что рискую.
Дверь была заперта и я перепроверил окна. И обнаружил одно окно, ведущее в гостиную, слегка приоткрытым. И я через него тут же проник в дом. Я спотыкался о мебель, но свет зажечь не рискнул. И воспользовался спичками. Свет вспыхнул и осветил гостиную, где нас всегда принимал Бережнов. Здесь все было по-прежнему в спартанском духе. Фактически, мне было больше делать нечего. Да и на что я рассчитывал? Возможно, пройдя через столько событий, я надеялся где-то в глубине души, что найду тело Бережнова в мрачном пустынном доме. Но глубина души на сей раз меня обманула. И слава Богу! И мне стало неловко и поскорее захотелось смыться из этой гнетущей мрачной тишины. Но я внезапно вздрогнул. Потому что мрачную тишину нарушил какой-то слабый звук издалека, напоминающий стон. И вновь стало тихо.
Я в оцепенении стоял на одном месте. И в этой ситуации уже ждал чего угодно. И даже не удивился, если на меня упал кирпич с потолка. Пожалуй, где-то я уже успел привыкнуть к подобному. Я прислушался, но больше ничего не услышал. Но я решил довести дело до конца. Конечно, я не исключал возможности, что уже болеют слуховыми галлюцинациями, но все же решил перепроверить свой рассудок. Я вновь зажег спичку. И прошелся по всем комнатам дока. Но везде меня ждала пустота. И тут, в крайней угловой комнате, я заметил узкую лестницу, ведущую, по всей видимости, на чердак. Что ж. Опыт хождения по узким лестницам на ощупь я уже приобрел. И я уверенно сделал шаг. Лестница привела меня не на чердак, а вывела еще к одной комнате. И тут уверенность меня покинула. И мое лицо покрылось крупными каплями пота. И ноги отяжелели. Мне все-таки не хотелось больше испытывать свою голову, если на нее вдруг свалится кирпич. Но я, поборов себя, приоткрыл дверь комнаты. И застыл на месте. На кровати кто-то лежал. И несмотря на мрак, я это сразу заметил.
– Док, это вы? – мой голос дрогнул.
Мне не ответили. Даже не шелохнулись. И мое воображение мгновенно нарисовало образ окровавленного Бережнова. И я уже не раздумывая надавил на выключатель. Свет вспыхнул. И я закричал. И в моих глазах потемнело. И я закрыл лицо руками. И тут же опустил руки и прошептал побелевшими губами:
