— Синьора, в рискованных предприятиях очень неплохо, когда мужчинами командует женщина. Но она должна быть достойной этой чести. Тогда ради неё мужчины способны совершать чудеса, ведь невозможно показать свою слабость перед женщиной. Они чувствуют больший подъём духа и не отступают даже перед лицом смерти, потому что всё, ради чего вообще и стоит брать в руки оружие: семья, мир, их дома`, жёны и матери — всё рядом с ними. Они видят, за что сражаются, это всегда придаёт силы.
Виола склонила голову, соглашаясь с комендантом. Сетария вообще рассудительный и опытный синьор, и нравился Виолетте. Говорят, комендант много лет провёл на настоящей войне, где-то в Средней Азии, но сам ничего о том времени не рассказывал, а Виола не спрашивала. Если что-то возникало, то само собой.
Сейчас графиня Ориенталь сидит на краю обрыва и смотрит на море. Лёгкий ветер с гор заглушает солёный вкус моря и пахнет солнечной травой на пастушьих лугах и дымом.
— Мадам графиня, здесь опасно на самом краю и холодно, вы простудитесь, — слышен мягкий приглушённый голос часового.
— Спасибо, Люцерна.
Она может не оборачиваться. Из всей команды он один не называет ей "госпожа капитан". Виола встала, легко дотронувшись до предложенной матросом руки. Она ничего не сказала, но Люцерна всё равно ободряюще замечает:
— Не волнуйтесь, мадам, всё будет в полном порядке.
Угадал, она беспокоится и обо всём сразу: о дозорах, о завтрашнем дне, об этом чёртовом "Геснере" и о малыше "Дельфиниуме", который сейчас, дай Бог, прошёл Гибралтар. И о том, о чём никто из них не говорит и даже мысленно они стараются не вспоминать, зачем, вернее, ради кого они прибыли сюда. Иначе беспокойство захлестнёт их с головой, и они станут неспособны к действиям.
Раз уже её очень вежливо, но решительно прогнали с обрыва, где она могла бы сидеть до утра, капитан ещё раз обошла вокруг места ночлега.
Сетария прав, на войне самый лучший момент — ночь перед боем. Это самое тихое время в лагере солдат и в их душах. Пишут письма домой, приводят в порядок себя и одежду, чистят оружие, смотрят на небо и очень неохотно, с грустью, — друг на друга. Все знают, что этот вечер может стать последним, самым-самым. Они пока все вместе, луна светит, цикады…
Не хочется думать, кого именно завтра уже не будет с ними у общего костра, и каждый думает о себе. Вспоминается прошлая жизнь, родные. Кому — дети, кому — друзья. Никто, даже заклятые враги не ругаются в ночь перед боем. Перед "завтра" бледнеют все обиды и личные счёты. Вокруг тихо-тихо…
16.
Виола подошла к костру. Натал смотрит в огонь и бросает в костёр сухие ветки, не замечая её.
— Можно?
Он слегка вздрогнул, очнувшись:
— Конечно.
Кутаясь в легкий плащ, Виола села напротив. Подняла лицо к небу, где в звёздных качелях повисла жутко круглая луна. Вспомнился другой костёр в форте Бельведер. Как же это всё далеко, Господи! Неужели прошло всего две недели?
— Нат, какое сегодня число?
Натал сосредоточенно закрыл один глаз, подсчитывая:
— Шестое августа.
Уже август. Скоро наступит время звёздных дождей, и с неба посыплются искры желаний. Кончается лето.
— Сегодня шестое? — переспросила Виола.
— Угу. Почему ты спрашиваешь?
Она усмехнулась печально:
— Ровно месяц назад мы вышли на "Дельфиниуме" из Гавра и отправились в свадебное путешествие. Только месяц.
— Понимаю. Сам вернулся во Францию месяц назад. А кажется, будто не уезжал.
— Ты долго жил в Бразилии?
— Полтора года. Теперь не уверен, что это вообще было.
Виоле хотелось спросить ещё, но она сдержалась. Сказала тревожно:
— Не представляю, что же будет завтра?
— Боишься?
— Кажется, нет. Не за себя, по крайней мере.
— А я опасаюсь, — вздохнул Натал.
Виола широко раскрыла глаза. Эту фразу она уже слышала однажды из уст мужчины. И это было при встрече с "Эдельвейсом", в ту ночь, после шторма. По спине графини пробежал нервный холодок. Поскольку Натал больше ничего не говорил, она прямо спросила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— У тебя плохое предчувствие? Что-то мы не так делаем?
Он не знал, как объяснить тревогу:
— Вроде, всё правильно. Только…
— Что? Скажи.
Он хмурился, глядя в сторону:
— Мы, вроде, придумали неплохой план. Рискованный, но не безнадёжный, по-моему. Учли возможные действия принца и его гарнизона, но мы не учли действий самого Гиацинта. Вдруг что-нибудь непредвиденное…
— А что он может предпринять?
Натал опустил лицо, пряча невольную усмешку:
— Всё что угодно. Я его знаю.
Виола смотрела через пламя на чёрный силуэт, как он сидит, обхватив колени кольцом рук и склонив голову. Встала и перебралась ближе к нему, с другой стороны костра.
"Как они жутко похожи внутри, а кажется — ничего общего, разве что оба мужчины. Только галлюцинаций мне сейчас и не хватает!" — попробовала рассердиться на себя Виола, а вслух спросила:
— Почему ты не идёшь спать? Завтра трудный день.
Натал мягко улыбнулся:
— По той же причине что и ты. Не смогу заснуть. Будешь сидеть до утра?
— Я мешаю? Скажи, я уйду.
Нат пожал плечами, бросив пару веток в костер:
— Ну, глупая девчонка. Точь-в-точь как моя дорогая сестричка. Как ты можешь мне помешать? Я беспокоюсь, что ты устала. Ведь целый день — горы, хребты, перевалы всякие и, наконец, вот, добрались сюда. Разве не устала?
Виола тихо покачала головой:
— Нет.
Натал тревожно посмотрел на неё:
— Ты как, вообще? Очень плохо?
— Не очень. Я ведь не одна…
Снова разговор сворачивал не туда. Сразу приползла мысль, что ОН-то — один и вообще неизвестно, что с ним сейчас.
Они молчали. Виола сдалась первой:
— Расскажи что-нибудь, — она придвинулась вплотную.
— О чём?
Виола вздохнула:
— Догадайся. О себе и… Я давно хотела спросить, как вы познакомились с Гиацинтом?
Она решила оборвать игру в молчанку. В конце концов, у её мужа есть имя, он жив, и они сделают всё, чтобы снова быть вместе!
Натал запрокинув голову, посмотрел на звёзды и хрипло рассмеялся:
— Познакомились?… О-о-о! Как в романе. Есть, что вспомнить…
— Расскажи…
Натал мечтательно потянулся:
— Это пять лет назад было. Я тогда работал в одной коммерческой фирме в Париже. Да какая там фирма, турецкий магазинчик кофе-какао-пряности. Правда, с персональными поставками. Товар возили из-за моря лично нам, без посредников. А сестрица моя только-только окончила Оранжерею.
— Почему так рано, в четырнадцать лет?
Натал махнул рукой:
— А, она два класса не доучилась, надоело, говорит, до чёртиков.
Виола представила Амариллис за партой и одобрительно хмыкнула:
— Как я её понимаю! И она пошла работать в Комеди` Франсез"?
Брат актрисы скептически отмахнулся:
— Да кто бы её взял-то? Ей удалось устроиться в маленький театрик-студию, где собралась молодежь под руководством никому неизвестного, но очень напористого молодого режиссёра Жасмина Текомы. Это уж потом они штурмовали "Театр Франсе`". И, на удивление всем, покорили.
— Чем? "Лис Нуар"?
Натал нахмурил брови:
— Зря смеёшься. Не "Лис Нуар". Им принесла успех "Мелодия Парижа". Того же автора. Это был шикарный мюзикл, песни оттуда пели все уличные мальчишки…
Виола взяла его за рукав.
— Подожди! "Мелодия Парижа" это про маленькую принцессу, которая убежала из гостиницы и гуляла по улицам?
— Ага.
Виола недоверчиво улыбалась:
— Это "О маленьком чистильщике", "Ария цветочницы", "Двое на мосту"?..
— В общем, да.
— И я — жена автора всего этого? — в некотором замешательстве спросила Виола.
