– Бред. Твои желания важны, так же важны, как и мои. А теперь просто ответь на вопрос. Ты хотела, чтобы я тебя поцеловал? – Она смотрела на него с таким видом, словно он собирался клещами рвать ей ногти. Но он уже просто не мог отступиться. Он должен знать. – Ты меня хочешь?
На несколько секунд повисла полная тишина, а потом она все же выдохнула:
– Конечно. Конечно, я тебя хочу, но…
Больше никаких но. Двумя шагами преодолев разделявшее их расстояние, он заключил ее в объятия и в жадном поцелуе приник губами к ее губам. На секунду Либерти так и застыла, а потом легонько выдохнула и буквально растаяла в его руках.
Когда же они наконец смогли друг от друга оторваться, Маркус посмотрел ей прямо в глаза и убрал с лица выбившуюся прядку.
– Не говори, что это не важно. Это важно. Ты важна.
– Ничего хорошего из этого не выйдет. Я недостаточно для тебя хороша.
И вот она снова это говорит.
– А что, если я достаточно хорош для тебя? Никто не заботится обо мне так, как ты. Никого не волнует, что для меня хорошо, а что нет. Да исчезни я завтра с лица земли, обо мне никто и не вспомнит. Горевать будут лишь о моих деньгах, даже родители будут жалеть лишь о том, что больше не смогут использовать меня в своих целях. Ты единственная, кому нужен именно я.
Больно так говорить, но еще больнее сознавать, что все это правда.
– Ну не можешь же ты всерьез это утверждать! Тебя все любят.
– Они любят не меня, а мою возможность им помогать. – Отстранившись, он нервно зашагал по кабинету. – Ты просто не понимаешь, в какой обстановке я рос. Можешь себе представить, что я почувствовал, когда осознал, что родители меня не любят? Что, как бы я в них ни нуждался, они никогда не станут за меня бороться?
Сколько же ему было, когда он усвоил горький урок? Шесть? Да, именно в шесть лет вооруженные люди попытались похитить его вместе с няней. Мисс Джуди закричала и прогнала плохих парней. А что сделали родители? Ничего, только няню уволили.
Даже сейчас, вспоминая то беспроглядное одиночество, он приходил в отчаяние.
– Все я понимаю, даже лучше, чем хотелось бы, но…
– Не смей говорить, что это не важно. Знаешь, что действительно не важно? Все это. Офис, компания, такая жизнь. Ты переживаешь о моей репутации, а мне на нее просто наплевать. – Остановившись, он снова посмотрел на Либерти. Он не знал, откуда пришли эти слова, но был рад выплеснуть все накопившееся еще с вечера. Или даже не с вечера. Все началось еще тогда, в парке, когда он увидел, как важен для нее найденный на помойке малыш.
С тех пор как ему стало за кого бороться.
И раз начав говорить, он уже не мог остановиться.
– Это не я. Не настоящий я. Это то, каким они хотят меня видеть.
– А каким хочешь быть ты?
Маркус горько рассмеялся:
– Хочешь верь, хочешь нет, но ты первая, кто меня об этом спрашивает.
– Не говори так, словно уже слишком поздно. Словно ты не властен поступать так, как хочешь именно ты.
– Мне казалось, ты не хочешь ничего менять.
– Неужели ты думаешь, что я хочу быть очередным замком, удерживающим тебя в клетке чужих желаний? Неужели всерьез веришь, что я готова принести тебя в жертву, лишь бы оградить себя от малейшего риска?
– Все остальные, не задумываясь, поступили бы именно так. Та же Лилибэт.
– Но я не остальные. И не Лилибэт. – На этот раз она сама шагнула к нему и, обняв его, потянула к себе, чтобы поцеловать.
И не важно, что поцелуй вышел не слишком искусным. Крепко прижав к себе женщину, он охотно подставлял губы под ее поцелуи. Их разделяла всего лишь одежда, и с каждой секундой кровь бежала быстрее и быстрее. И стоило Либерти слегка куснуть его нижнюю губу, лаская и посасывая, как он возбудился. И замер, пока не стало слишком поздно.
– Либерти, – простонал он, чувствуя себя так, словно только что пробежал марафон.
– Я тебя знаю, – выдохнула она.
– Знаешь? – А разве это возможно? Он же сам себя толком не знает!
– Ты хороший человек, Маркус Уоррен. – Но сейчас, прижимая ее к себе, он совершенно не чувствовал себя таким. – Ты хорошо обращаешься с сотрудниками, – продолжала она, прокладывая у него на шее дорожку из поцелуев. – И ты заботишься о младенце, до которого больше никому нет дела.
Она легонько куснула его прямо под ухом, и в ответ Маркус тихо застонал, а его руки скользнули по ее спине, опустились еще ниже, и он крепко прижал Либерти к себе, чтобы она чувствовала, что с ним творит.
Потому что сам он даже не помнил, когда в последний раз настолько возбуждался.
Разумеется, девственником он не был и любил секс, и давно привык к обществу моделей, актрис и всевозможных наследниц. Но раньше секс был всего лишь чем-то приятным и радостным.
Но когда он в последний раз хотел не просто секса, а какую-то конкретную женщину?
Потому что сейчас он хотел не секса, а Либерти. И это чувство оказалось чем-то совершенно новым и непривычным.
– Рядом с тобой я чувствую себя кем-то значимым, – выдохнула она, посасывая мочку его уха.
– Ты и так значима, – прошептал он, ощущая, как она трется о его напрягшуюся плоть, а ее руки скользят вниз по его спине. – Уверена, что хочешь именно этого? Потому что, если ты и дальше продолжишь меня целовать…
Она заставила посмотреть прямо себе в глаза.
– Прямо сейчас я хочу выбраться из офиса.
Из офиса, из одежды… Отличная идея.
– Поедем ко мне?
– И это раз и навсегда все изменит. – Впервые ее слова прозвучали так, словно она наконец-то приняла, что все и так уже безвозвратно изменилось, и если они попытаются закрыть на это глаза и жить по-прежнему, лишь обрекут себя на медленную смерть.
Прижав Либерти к себе еще крепче, Маркус зарылся лицом в светлые волосы.
– Но я этого хочу. И именно это мне и нужно.
– Тогда пойдем отсюда.
Она бывала в его доме каждый будний день, дожидаясь, пока он спустится на пробежку, но еще ни разу не переступала выложенной плиткой черты, отделявшей фойе от остального здания. И тем более она еще ни разу не была в квартире Маркуса.
К счастью, в будни и выходные дежурили разные консьержи.
– Тодд, – кивнул Маркус консьержу, направляясь к лифту, и Либерти наконец-то осознала, что все это происходит на самом деле.
Стоило им оказаться в лифте, и Маркус пристально на нее посмотрел.
– Все хорошо? – спросил он, обнимая ее за талию. – Ты до сих пор этого хочешь?
Да. И нет. Но да. В ее мечтах Маркус врывался в офис, жадно ее целовал, говорил, как отчаянно в ней нуждается, а потом место действия плавно сменялось кроватью.
Но сейчас?
В реальности?
Это не просто риск, а едва ли не гарантированное профессиональное самоубийство. Да, она его хочет, и да, он хочет ее, и они оба взрослые, одинокие и трезвые.
