Либерти поперхнулась вином.
– Что?
– Тебе нужно серьезно поработать над техникой переговоров. Ты вполне могла бы добиться тридцатипроцентного повышения ставки.
– Но я вообще не просила ни о каком повышении!
– Верно. Тебе следовало сразу же воспользоваться предложением Дженнера и потребовать прибавки. Он предложил на тридцать процентов больше, но вместо того, чтобы воспользоваться преимуществом, ты просто промолчала и вообще ничего мне не сказала. – Он погрозил ей пальцем: – Я же видел, как ты ради меня подминаешь под себя клиентов. Неужели не можешь вести себя так же, когда речь заходит о твоих собственных интересах?
– Я не…
– Попроси у меня что-нибудь, – подавшись вперед, потребовал Маркус. – Прямо сейчас. Скажи, чего ты хочешь.
Она запаниковала. В ее организме уже достаточно алкоголя, чтобы сказать что-нибудь ужасное, вроде того, что хочет его самого. Потому что она действительно его хочет. Да и разве можно не хотеть такого человека, как Маркус Уоррен? А теперь ей достаточно произнести лишь слово, и она получит желаемое.
Со всей силы закусив губу, она почувствовала, как боль отрезвляет.
– Я хочу есть. По-моему, твои луковицы вкус нее моих… не знаю, как это называется.
Маркус продолжал все так же пристально ее разглядывать.
– Ты меня боишься?
– Что за глупости?
– И поэтому не скажешь, чего ты действительно хочешь? А ты хоть понимаешь, что сегодня впервые попросила пораньше уйти с работы? Это ненормально. Обычным людям постоянно нужно куда-нибудь сходить, с ними что-то случается, они болеют… Но только не ты.
– А тебе не приходило в голову, что у меня и так уже есть все, чего я хочу? Мне нравится моя работа, нравится работать с тобой. Зачем что-то менять?
Он все так же не сводил с нее глаз, а потом вдруг подался вперед, и она не смогла отстраниться, чувствуя, как ее неумолимо влечет к этому человеку.
– А что, если все и так уже изменилось? – Он накрыл ее руку своей, и ее словно током ударило. – Что, если уже ничто и никогда не станет прежним?
Официант принес основные блюда, и Либерти быстро высвободила руку, недоверчиво уставившись на вагю, больше походившее на брикет каменного угля в обрамлении раскаленных угольков. Официант услужливо рассказывал, как правильно употребить поданные яства, но Маркус его не слушал, да и вообще уже давно забыл, что именно заказывал.
Что, если все и так уже изменилось?
А разве в этом могут быть сомнения? Все действительно изменилось с той секунды, как он нашел в парке ребенка, а потом смотрел, как Либерти прижимает его к груди. Именно тогда она и предстала перед ним в совершенно ином свете. И из простой сотрудницы стала кем-то гораздо более важным.
Либерти игриво ткнула стейк вилкой.
– Это точно съедобно?
– Ешь не торопясь. Сам процесс едва ли не важнее блюда.
Он уставился на собственную тарелку. Точно, лобстеры.
– Да, излишняя поспешность может очень плохо кончиться, – согласилась она, сдувая с мяса дымящийся уголек.
Неужели так сложно сказать, чего она хочет? Попросить прибавки, каких-то поблажек, да чего угодно, в конце концов?
Он снова вспомнил сказанные ею в машине слова.
«Для этого ты слишком много для меня значишь».
Очередная веха на пути безвозвратных изменений.
– Неплохо, – объявила она, наконец-то отважившись отведать мясо.
– Рад слышать. – А что, если все это как-то между собой связано? То, что он много для нее значит, и то, что она никогда ни о чем его не просила? Пока речь не зашла об Уильяме.
Потому что этот малыш тоже очень много для нее значил.
– Что мы будем делать с Уильямом? – спросил он, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал как нечто само собой разумеющееся.
Она замерла, не донеся вилку до рта, и ему снова захотелось накрыть ее руку своей рукой. Вот только что-то ему подсказывало, что, если он попытается к ней сейчас прикоснуться, она ножом пригвоздит его руку к столу.
– Мы?
– Да, мы. Мы в этом деле вместе. Так когда ты хочешь снова его навестить?
Дожидаясь ответа, он машинально ел лобстера, совершенно не чувствуя вкуса.
– А я и не знала, что, когда речь идет об Уильяме, есть какие-то мы.
– Разумеется, есть. Мы его нашли, мы его спасли, и сегодня мы его проведали. – Хейзел сказала, что им следовало бы подумать об усыновлении. Прямо перед тем, как назвала их приятной парой. Неужели для окружающих они именно так и выглядят?
После Лилибэт он ни с кем не встречался, но даже с ней он чувствовал себя не мужчиной, находящимся в отношениях, а неким аксессуаром к ее платью.
– Тебя действительно волнует его судьба?
Не в силах с собой справиться, он снова взял ее за руку:
– Конечно волнует, я же не монстр.
Точнее, он не такой, как его родители. Его судьба их никогда не волновала. Они заботились лишь о том, чтобы получить от него как можно больше пользы.
В ее глазах ясно читалось сомнение, но на этот раз она хотя бы руку убирать не стала.
– Нам нужно выждать неделю. – Нам. – Иначе Хейзел может неверно нас понять. Как насчет четверга? Как раз перед тем, как ты уедешь на свадьбу.
– Думаю, глупо спрашивать, назначены ли у меня в этот день какие-нибудь встречи.
– Ты относительно свободен, – улыбнулась Либерти. – Но свадьба совсем скоро, и…
– Если к четвергу ничего не изменится, о ней вообще говорить бессмысленно.
– А что может измениться? Ты передумаешь идти?
– Скорее, ты надумаешь пойти со мной.
– Не думаю, что это хорошая идея, – выдохнула она, осторожно высвободив руку.
Маркус вздохнул:
– Я даже не прошу, чтобы это было свиданием.
– Ну конечно. Обычный деловой выход в свет.
– Именно, особенно учитывая, что на следующий день мне предстоит встреча с продюсерами. Тебе ради этого уже следовало бы ехать, мне нужно, чтобы ты вела записи.
– Ладно, но свадьба… Только потом твоя мать меня живьем съест, а что с тобой сделает, даже и не представляю.
– Точно больше ничего не хочешь?
– Точно.
– Хорошо, я отвезу тебя домой.
Глава 8
Оплатив счет не глядя, Маркус только лишний раз напомнил ей о разделявшей их пропасти. Черт! Да их разделяет даже не пропасть, а целый океан. Да еще пошире Тихого.
Ну и что, что она больше всего сейчас хочет провести с ним целых три выходных? Ну и что, что он смотрит на нее с таким видом, словно она единственная в мире женщина? Ну и что, что ей стоило неимоверного труда сдержаться, чтобы не сплести пальцы с его пальцами, когда он накрыл ее руку своей рукой?
Вот только ее желания не имеют ни малейшего значения. Важно лишь, что она в безопасности, счастлива и, несмотря ни на что, сумела превратить свою жизнь во что-то значимое.
