уже не доставляли, однако упорные слухи о прибытии в Анклав новых координаторов от тхала взбудоражили верховное командование. Требовался язык и трем подразделениям спецназа была поставлена задача добыть его любым способом и спецназ выполнил поставленную задачу…. Тогда группа Ирины потеряла почти девяносто процентов своего личного состава и в тот день, смотря на плачущую у обелиска женщину, он так и не смог подойти к ней со словами соболезнования, ибо был одним из тех, кто посылал её команду на это задание. Тогда он подумал, что она сломалась, но как оказывается это было не так и получается, что в успехах операции по выявлению и устранению тхала в мирах Торкленской Федерации есть и её немалая заслуга — сильная женщина. А вот он однажды все-таки сломался…сдался….
— Вот ведь, хрень, прошлое всегда вылезает, когда не ожидаешь, — с хрипотцой в голосе пробормотал Марк, ощущая, как подступает к горлу ком от невольно нахлынувших воспоминаний.
— Это да, — эхом откликнулся Максим. — Прошлое оно такое, — он шумно выдохнул, словно на что-то решившись. — Марк, хочу признаться, на самом деле у меня есть цель и она заключается не только в том, чтобы вернуться домой.
— Если ты про «Гермес» …
— И про него тоже. Дело в том, что Найка перед расставанием кое-что мне рассказала. Откройте, пожалуйста, доступ к своему «запястнику», сброшу вам небольшой пак.
Марк, кивнул, сунул догорающую сигарету в рот, быстро пробежался пальцами по вспыхнувшем над запястьем экраном и, дождавшись, когда сбоку вспыхнет пиктограмма принятого пака, активировал его.
Корабль падал, точнее не падал, а медленно шел вниз рассыпался на лету словно плохо скреплённый детский конструктор. Части обшивки, куски конструкции дождем сыпались в океан оставляя на воде цепочку из всплесков то и дело сливающуюся в сплошную полосу бурлящей воды. Машина, предназначенная для того чтобы преодолевать бездну космоса, спокойно проходящая через горнило любой звезды, не боящаяся излома метрики черных дыр, разваливалась на глазах словно трухлявое бревно, медленно стремясь к поверхности океана, пока не коснулась её, вскинув в небо блестящие на солнце массивы воды, которые тут же рухнули вниз, скрыв в своих глубинах космического странника. Какое-то время казалось, что все кончено, бурлящая, покрытая обломками вода вздыбилась бугром, внутри которого разгорался рвавшийся на волю огненный шар…
Экран погас и ссыпался вниз словно кучка серебристого пепла.
— Вот ведь холера, — Дорнер вынул изо рта погасшую сигарету и отправил её щелчком в огонь. — Интересно чем это его так приложили, это же вроде машина полиморфного класса, её обшивку не каждый анигилятор пробьет.
— Не знаю, — покачал головой Максим. — Показывал Сашке, так тот предположил, что это последствия перехода через барьер голографической вероятности Петерсон-Григорова.
— Это еще что за зверь такой?
— Как бы объяснить, — Крамов задумчиво поскреб переносицу. — Это некая буферная зона между нашей и этой вселенной, в которой известные нам физические законы находятся в так называемом «пластично-вероятностном» состоянии.
— Да уж, легче не стало, — хохотнул Дорнер. — Впрочем, физика пространств не мой конек.
— И не мой, — коротким смешком поддержал его Максим. — Но всегда можно разбудить Сашку и послушать его разглагольствования на данную тему, обещаю, заснем минут через пятнадцать, причем крепко и без снов.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся профессор и, помолчав, уже серьезным голосом спросил: — Думаешь кто-нибудь выжил?
«Запястник» профессора тихонько тринькнул, а воздухе над рукой возникла пиктограмма принятого файла. Дорнер бросил быстрый взгляд, на уставившегося в огонь собеседника и щелкнул указательным пальцем по значку.
Высокий обрывистый берег, где внизу плещутся воды океана, неспешно штурмуя своими волнами его практически отвесные стены. У его края стоит высокая худощавая женщина в черно-красном комбинезоне и задумчиво смотрит вдаль. Ветер шевелит её короткие темно-рыжие волосы, порой открывая лоб, на котором отчетливо видны три мерцающих неоновым светом полукруга. Неожиданно женщина резко оборачивается, словно на чей-то зов, а её губы беззвучно шевелятся. Она коротко кивает, бросает последний взгляд на океан, и исчезает из поля зрения невидимой камеры, а через пару минут над берегом проносится крылатая тень.
Экран погас. Дорнер несколько минут сидел молча, переваривая увиденное, затем вопросительно посмотрел на Максима и тихим голосом спросил:
— Это ведь была она?
— Да, — кивнул Максим не отрывая взгляд от языков пламени. — Это Кия. Она изменилась, стала взрослее, но это точно она…
— Понятно, — Марк на мгновение задумался. — Когда была сделана съемка?
— Семь лет назад, плюс минус пару лет. По крайней мере так Найка думала.
— Почему сразу не рассказал?
— А зачем? — дернул вверх плечами Крамов. — Что нам это даст в нашем-то положении? Да, кто-то из гермесевцев выжил и что? Сфера она большая, состоит из тысячи с лишним блоков каждый площадью с Землю — искать можно бесконечно. Нет, профессор, вы правы, для вас сейчас главное найти свой угол в этом мире, место которое можно будет назвать домом.
— Вам?
— Да, вам, — Максим взял лежащую рядом палку и поворошил начавший угасать костер. — Поймите, профессор, я и согласился на этот полет чтобы хоть что-то узнать о её судьбе и совсем не ожидал увидеть живой. Что-то вновь екнуло…Черт…, — он мотнул головой. — Знаете, если честно, то и сам не знаю почему… юношеская любовь, необычная девочка с необычной судьбой, потом все так резко оборвалось…Ладно…, — палка отправилась в огонь взметнув в воздух целый сноп искр. — Пойду еще посплю, а то опять мутит что-то.
Максим ушел, вернувшись на прежнее место у обелиска, а Дорнер некоторое время сидел неподвижно, затем покачал головой и тихим голосом себе под нос пробормотал:
— Да уж, дела. Хотя, чему я удивляюсь, градовская порода и через тысячу лет не изменится, вечно куда-то бегут, что-то ищут…, впрочем, я и сам не лучше…Как там у моего любимого поэта…
Я буду странствовать всегда
Я — пыль дорог, я — быль времен
Идти вперед моя судьба
За веком век, за годом год
Я позабыл давно уж цель,
И пусть неведом мне маршрут
Одно я знаю: где-то там меня наверняка ведь ждут.
Давно открыта в доме дверь
И ужин грет, тепла постель
И стоит мне ступить порог, меня обнимет рук метель
Меня накроет губ поток
И счастье обрету там я…
Ну, а пока я пыль дорог.
Бродяга — вот судьба моя
* * *
Это был самый настоящий город, точнее его «гниющие останки», что острыми зубами изломанных стен едва пробивались сквозь поглотившие его пески. Его разрушенные здания больше не могли дать пристанища, но были хоть какой-то защитой от напавших на отряд песчаных тварей. Небольшие жуки похожие на помесь клопа со скорпионом,
