– Неужели все так плохо?
– Ясна просто одержима пылью. Похоже, она благоденствует среди пыли, питается ею, как чуллы питаются камнепочками.
– А ты, Шаллан? Чем же питаешься ты?
– Углем.
Он поначалу смутился, потом посмотрел на ее альбом:
– О да. Я был удивлен, как быстро твое имя и рисунки распространились по всему Конклаву.
Шаллан доела хлеб и вытерла руки влажным полотенцем, также принесенным Кабзалом.
– Тебя послушать, так я похожа на болезнь. – Она провела пальцем по волосам и скривилась. – У меня волосы цвета сыпи, верно?
– Чушь, – отрезал он. – Не следует такое говорить, светлость. Это неуважительно.
– Ко мне?
– Нет. К Всемогущему, который сотворил тебя.
– Он сотворил и кремлецов. Не говоря уже о сыпи и болезнях. Так что подобное сравнение на самом деле честь.
– Светлость, такая логика мне непонятна. Поскольку Он создал все живое и неживое, сравнения бессмысленны.
– Как и твои «Вкусовые предпочтения», не так ли?
– Резонно.
– Походить на болезнь – не самое страшное, – задумчиво заметила она. – Когда ты болен, это значит, что ты живой. Ты должен бороться за то, чем обладаешь. Когда ты заболеваешь, прежняя обычная жизнь кажется чудесной.
– А не лучше ли походить, допустим, на эйфорию? Приносить тем, кого настигаешь, приятные ощущения и радость?
– Эйфория проходит. Она обычно кратка, так что мы куда больше времени проводим в тоске о ней, чем испытывая ее. – Девушка вздохнула. – Ну вот, смотри, что мы натворили. Теперь я в депрессии. По крайней мере, в таком состоянии учеба покажется мне более увлекательной.
Он бросил хмурый взгляд на книги:
– Я считал, что тебе нравится учиться.
– Я тоже так считала. А потом в мою жизнь ворвалась Ясна Холин и доказала, что даже что-нибудь приятное может сделаться скучным.
– Понимаю. Значит, она суровая наставница?
– Вообще-то, нет. Просто я склонна гиперболизировать.
– А я нет. Не люблю извращения.
– Кабзал!
– Извини, – сказал он, а потом посмотрел вверх и повторил: – Извини.
– Уверена, потолок тебя простит. Но чтобы привлечь внимание Всемогущего, придется вознести молитву.
– Я в любом случае задолжал Ему парочку. Так о чем мы говорили?
– О том, что светлость Ясна никакая не суровая хозяйка! Она на самом деле такая, как о ней говорят. Блестящая, красивая, загадочная. Мне повезло, что я ее ученица.
Кабзал кивнул:
– Говорят, принцесса безукоризненна во всем, кроме одной вещи.
– Ты намекаешь на то, что она еретичка?
Жрец снова кивнул.
– Мне с ней не так трудно, как может показаться, – сказала Шаллан. – Ясна редко озвучивает свои убеждения, если ее об этом не просят.
– Значит, она их стыдится.
– Мне так не кажется. Она просто тактична.
Кабзал устремил на Шаллан пристальный взгляд.
– Не переживай. Ясна не пыталась убедить меня отказаться от религии.
Кабзал подался вперед, лицо его помрачнело. Он был старше Шаллан – лет двадцати пяти, уверенный в себе и убежденный. Под строгим надзором отца ей не удавалось общаться с мужчинами примерно того же возраста, так что он был первым.
Но Кабзал – ревнитель. Значит, ничего не получится. Или получится?
– Шаллан, – мягко произнес Кабзал, – разве ты не видишь, что у нас… у меня… есть повод для тревог? Светлость Ясна – могущественная и обаятельная женщина. Нельзя не предположить, что ее идеи окажутся заразными.
– Заразными? Ты вроде меня сравнил с болезнью, а не ее.
– Я такого никогда не говорил!
– Нет, но я притворяюсь, что говорил. А это практически одно и то же.
Он нахмурился:
– Светлость Шаллан, ревнители беспокоятся о тебе. Души детей Всемогущего находятся на нашем попечении. Ясне уже случалось портить тех, с кем она общалась более тесно.
– Правда? – заинтересовалась Шаллан. – Других учениц?
– Сейчас неподходящий момент для этого.
– Можем выбрать другой момент.
– Я тверд в своем решении ничего не рассказывать.
– Но написать-то можешь?
– Светлость… – начал он и умолк, страдальчески морщась.
– Ладно, – согласилась она со вздохом. – Заверяю тебя, моя душа чувствует себя прекрасно и не страдает никакими заразными болезнями.
Он расслабился и отрезал еще один ломоть хлеба. Девушка вдруг поняла, что снова его разглядывает, и рассердилась на себя за такие глупости. Скоро ей предстоит вернуться к семье, а он ее навещает только по причинам, связанным с Призванием. Но ей на самом деле нравилось его общество. Кабзал – единственный человек здесь, в Харбранте, с которым можно просто поболтать. И он был красивым; его простая одежда и бритая голова только подчеркивали волевые черты лица. По обычаю молодых ревнителей он носил аккуратно подстриженную бородку. Говорил красиво и был очень начитанным.
– Ну, раз ты уверена по поводу своей души, – произнес Кабзал, снова обращая на нее взгляд, – то, быть может, наш орден тебя заинтересует.
– Я уже выбрала один. Орден чистоты.
– Но он не подходит для ученого. Ревнители там отстаивают Славу, которая ничего общего не имеет с твоими занятиями или твоим искусством.
– Не обязательно выбирать обитель, связанную с Призванием.
– Однако если они совпадают, это очень хорошо.
Шаллан сдержала гримасу. Орден чистоты уделял все внимание, как нетрудно было догадаться, честности и благости, свойственным Всемогущему. Ревнители из этого ордена понятия не имели, как быть с ее увлеченностью искусством. Они вечно требовали, чтобы она рисовала только то, что им казалось «чистым». Статуи Вестников, изображения Двойного глаза…
Разумеется, орден для нее выбрал отец.
– Я просто сомневаюсь, что твой выбор был осознанным, – сказал Кабзал. – И ведь смену орденов не запрещают.
– Да, но разве вербовку не осуждают? Ревнители не борются за прихожан?
– Еще как осуждают. Это прискорбная практика.
– Но ты все равно этим занимаешься?
– Я еще временами сквернословлю.
– Не замечала. Кабзал, ты очень необычный ревнитель.
– Ты не поверишь, но мы вовсе не такие набитые дураки, как принято считать. Кроме, наверное, брата Хабсанта, который все сидит да смотрит на нас. – Кабзал помедлил. – Хм, а Хабсант, похоже, и впрямь набитый. Я ни разу не видел, чтобы он хоть пошелохнулся…
– Мы отвлеклись. Ты ведь пытаешься завербовать меня в свой орден?
– Да. И это вовсе не что-то из ряда вон выходящее. Все этим занимаются. Мы усиленно хмуримся друг на друга в связи с таким глубоко неэтичным поведением. – Он опять наклонился к ней и сделался серьезнее. – В моем ордене сравнительно немного членов, поскольку мы нечасто появляемся на публике. И потому, когда люди приходят в Паланеум в поисках знаний, мы считаем своим долгом их просветить.
