С лыжнёй то у неё, как раз всё было наоборот. За шаг — три пролетала… Но Люся решила отрешиться от мозговой атаки, оставить иронию, юмор и предоставить себя полностью интуиции. Правильно сказал Вадим. Бесполезно рационально думать там, где это не приносит плодов. Факт! Люся вздохнула и, замерев, встала в каком-то зыбком молчаливом томлении. В ожидании. Чего? Продолжения? Между тем времечко шло (или не шло…), звуков не было, воздух стоял не шевелился. Здесь ВСЁ стояло, не двигаясь. Словно декорации на хорошей сцене или, напротив, в дурном сне. Руки осязали, ноги — нет! Запахи… С запахами, как и со звуками, был абсолютнейший вакуум, словно КТО-ТО решил, чему ТУТ быть, а чего быть и не должно… И солнце! Оно раздражало ужасно! Оно торчало далёким слепящим диском, касаясь жёлтым брюхом верхушек темнеющего леса. Торчало, не на дюйм не спустившись глубже… Во чрево глухой тайги.
Люся ждала. Интуитивно, что-то шло к ней. Надвигалось. Намечалось. Ведь не могла она провалиться в эту «нору» просто так. Ведь даже в кроличьей норе Льюиса Кэрролла было всё предсказуемо. Алиса падала в Страну Чудес, веря, что эти чудеса будут, ждала продолжения и предвкушала счастливый конец. Конечно ж, здесь не там… Самонадеянно сравнивать любимую сказку с откровенной чертовщиной, но… Всё ж…
Люся ждала…
* * *
Поиски по низовью лагеря ни к чему не привели. Вадим и не ставил на это. Просто играл честно, вычёркивая в пунктуальном порядке, пусть даже бесперспективные шансы.
Теперь, касаемо кричальщиков, так называемых «тральщиков нечистого места» У них тоже был не «зер гут». Наоравшись, они стояли обессиленной парой, похмурые, так и не «расклеившись». Напривыклись к сцепке. Ещё издали, завидев их «дуэт», Зорин хотел было усмехнуться, но разглядев серое лицо Олега, передумал. Коротко бросил приказ:
— Расцепитесь! Баста! Дальше — мы с Натальей!
Уже уходящим в спину крикнул, обращаясь к одному из них:
— Олежа! Я знаю, трудно… Тяжело. Отдохните пока, покурите… И, Олег! Похлебай супчика, легче станет. Прошу! Мы… С Натальей подольше походим. Да, Наташ?! Отдыхайте!
Олег не ответил. Уже за расстоянием к ним, Наталья, обернувшись, вдруг крикнула:
— Оле-ег! Всё будет хорошо-о-о!
Солнце окончательно скрылось за чернеющей сопкой. Настало преддверие сумерек.
Ладони их схлестнулись в пожатие, замерли. Наталья дрогнула, но промолчала. Двое шагнули в «сектор».
* * *
Люся тщетно старалась не думать. Мысли, хоть мелкие пустячные всё равно просачивались в голову. Вдоволь «нашагавшись» и пресытившись этим развлечением, она стояла сейчас в некотором оцепенении и пыталась расслабиться, не загоняться в мыслях. Но мысли всё равно приходили. «Интересно, а в лагере сейчас переполох… Кипишняк. — С какой-то угрюмой обречённостью думала девушка. — А что они могут? Ничего… Это разрешится само. Или… Не разрешится». Последнее как вариант должно бы испугать её до мозга костей, посеять смуту и брожение в крови, но… Страх, лопнув однажды как пузырь, не возрождался в ней дважды. Это тоже был своего рода почерк. Оставалось ждать, она и ждала… Внутри комком, сгустком что-то собиралось. Может, это было предчувствие? Приближение ТОГО очередного витка в этой истории? Люся вздохнула. А может, она просто себя нагнетает. Накручивает эмоционально… Клинический психоз. Почему бы нет? Тут стояло тупое безвременье, и она устала от этого.
Неожиданно что-то поменялось как будто вроде… Или добавилось?! Пограничным отделом сознания, сумеречной долей мозга правого полушария, что не берётся рассуждать, а просто видит сущее, Люся ощущала… Знала. Что-то НОВОЕ вторглось на территорию сего мирка. Обозначилось, но не проявилось. Пока… Она повернула взгляд налево и, её как ударом ПОЛОСНУЛА, сидящая к ней спиной фигурка. Фигурка сидела в позе лотоса, чуть сгорбившись и плечи… Худые покатые плечи были УЗНАВАЕМЫ. Боясь догадаться и испугаться, Люся сделала осторожный шаг. Спина сидящей фигурки приблизилась так живо, что у Людмилы ёкнуло сердце. Она и забыла, что шаг теперь не тот… Сердце, стронутое испугом, молотило частыми молоточками. Людмила решилась на второй шаг. Уже была различима голова фигурки. Это была… Женщина. Девушка, быть может… Судя по худеньким плечам и по падающим на них густым волосам, то была, вероятно, девушка… Но плечи… Они были так знакомы. Из той некрасивой жизни, которую она Люся мечтала в себе растворить. Она сделала, наконец, шаг и сидящая спиной к ней девушка стала пред ней совсем близко. В двух земных шагах. Боже… Эти волнистые роскошные пряди она бы и рада забыть. Боже! Люся стремительно зажала рот, но поздно… Крик вырвался из груди раненой птицей. Она вдруг всё поняла. Поняла ГДЕ ОНА. КТО ЭТО и ЧТО ВСЁ ЭТО ЕСТЬ на самом деле. Голова девушки медленно поворачивалась, обращаясь к ней лицом… Крика в Люсе больше не было, но сердце содрогал ток ужаса. Она неотвратимо глядела в поворачивающееся лицо… В тёмных расширенных зрачках Люси застыли одновременно: мольба, жалость, понимание. Память безжалостным рывком отбросила её на восемь лет назад. В то время, когда ей было…
СТЫДНО
Шестнадцатилетие, её Люсино, они всей подружечьей компанией отмечали в придорожном кафе. Девчонки не поскупились на подарок. Общими сборами был подарен французский косметический парфюм — набор из трёх предметов по уходу за кожей, волосами, плюс комплекс впрыскивающих эссенций типа духов и туалетной воды. Добавочным сюрпризиком шло серебряное колечко, которое само по себе было недорогое, но с довольно таки оригинальным камешком-бриллиантиком. Люся светилась счастьем, и улыбка не сходила с её лица. Девчонки выбрали самое дорогое и престижное кафе в городе, единственным недостатком которого была и оставалась бурно оживлённая проезжая часть за выходом сразу из заведения. Ни светофоров, ни пешеходных знаков там никогда не было, и машины кишмя проносились с угрожающим рёвом мимо обречённо ожидающих пешеходов. Движение было двустороннее и приходилось изрядно выжидать, улучая редкий момент, чтобы сорваться на другую сторону тротуара. Если не брать это во внимание, всё было хорошо. Обслуга в кафе была на высшем уровне, играла музыка… После жаркого в горшочках был десерт с шампанским и белым сухим вином. Подружки весело щебетали, обнимали именинницу и, чокаясь совсем по взрослому, толкали здравницы. Два плотно сдвинутых столика кричащих девчонок, являли собой эпицентр шума и внимания, среди редких в тот вечер завсегдатаев. Алкоголь забирал и делал своё дело, в неокрепших телах юных прелестниц появилась некая развязность.
Вот тут-то и зашла она. В дурацкой нарядной кофточке, хотя вечера были тёплыми, середина мая как-никак, да ещё, посмотрите, на каблука-а-ах… Вера Митяева — была явлением не от мира сего, девчонки избегали с ней дружить, а после одного пакостного случая, где замешалась она, вовсе объявили бойкот… Начать с того, что появилась Вера в их классе год с лишним назад, переводом со школы Новокузнецкого района, но за всё время от начала своего появления до текущего момента не смогла ни в ком пробудить симпатии. Она была не просто серой мышкой (таких в классе и до неё хватало), она была просто ходячей неприязнью. Угловатая, с белесыми бровями и ресницами, она всё время по старомодному собирала узлом волосы на затылке, хотя волос у неё был хороший, густой и волнистый… Одевалась Вера вызывающе некрасиво. Не бедно, нет! А именно некрасиво. Недостойно! Единую форму давно отменили и девочки в силу материального положения родителей одевались, кто во что горазд. Но, несмотря на пёстрость класса, не было там таких, кто бы выражал своим гардеробом безвкусицу. Вера стала первой такой и единственной, кто смешала на себе негармонируемые предметы туалета. Зимой, к примеру, девочки прятали тёплые колготки под импортными джинсами, стильными брючками. Вера же не пыталась ничего прятать, ходила как есть в какой-то юбчонке, демонстрируя траурно коричневые колготки. Её не заботило чьё-то мнение, а то, что в классе есть ещё и мальчики, её б наверно удивило… Причём к коричневому она присоединяла красный верх, это могла быть кофта или же такого тона сорочка. Вообще, Вера патологически тянулась ко всему красному. Что её привлекало в этом цвете, непонятно, факт, что скоро её прозвали за глаза Красной Верой. И потом… Наверное, всё же это было не главное. В этой девочке было всё закрыто. Нечеловеческая замкнутость, нелюдимость и отчуждение ставило её в ряд «белых ворон». Да подружись она с кем, разве б ей не открыли глаза на правильный вкус, разве б не расчесали её в конфетку? Но Красная Вера жила каким-то своим миром, непонятным для окружающих ровесниц. Голос её был тих, просто нереально слаб. И даже, когда она отвечала по предмету, учителя все напрягали слух. Многие из них покрикивали на класс, призывая сидеть тише. Другие ж, наоборот, на неё, умоляя усилить голос. Вера терялась, пыталась говорить громче, но… Запиналась, краснела и окончательно сбивалась в словах. Вообще, она часто терялась, к месту и ни к месту… Её легко было сбить с понталыги, осечь словом, делом… Многие из бойких девиц, не стесняясь, отталкивали её локтями. В буфете ли, на волейболе… Суть не в этом. Она была абсолютно бесхарактерная. «Бесхребетная курица» как однажды про неё зло выразилась одна из одноклассниц и с её оценкой были согласны все. Это было, пожалуй, одно из составляющих, что вызывало раздражение. Но также сюда входило и её неумение одеваться и вечно отводящий взгляд, и, главное, её «неконтактность». В букете это и создавало ту самую неприязнь… Люся долго, в потоке со всеми не принимала Веру. Подростковый мир не менее жесток, чем детский. «Замухрышка» так мысленно окрестила она её и старалась больно-то не замечать. Но поневоле Вера становилась центром внимания, когда по воле случая, кто-то старался её подзадеть, унизить или даже толкнуть. Уже не за глаза, а открыто ей в лицо смеялись, придумывая различные обидные прозвища. Частенько Люсе приходилось видеть её вздрагивающие от тихого плача плечи… Эти плечи очень скоро Люся понесёт через всю жизнь, в той шкатулке, что зовётся ПАМЯТЬ. Но тогда ей просто стало жаль девочку. Удивительно, что она тогда посочувствовала, прониклась состоянием «белой вороны». Вера уходила из класса последней, всегда после уроков старалась задержаться, выжидая пока уйдут все. В её ситуации поведение было оправданным. Так меньше неприятных нюансов… Толчков, щипков сзади… Люся знала про эту особенность и задержалась тоже.
