— Он даже пытался их споить, вылил в машину свою выпивку, — заметил трактирщик. — Возможно, это всего-навсего игра воображения, но мне кажется, что варвары шатаются сильнее, чем прежде.
Некоторое время Смерть наблюдал за игрой. Более унылого зрелища ему видеть не доводилось. Фигурки все равно дойдут до конца и исчезнут, так зачем в них стрелять?
Зачем?…
Он приветственно помахал бокалом собравшимся пьяницам.
— ВЫ, ВЫ! ВОТ ШТО… ВЫ ЗНАЕТЕ, ШТО ЭТО Т'КОЕ, ИМЕТЬ ПАМЯТЬ Н'СТОЛЬКО Х'РОШУЮ, ЧТО ТЫ ПОМНИШЬ ДАЖ' ТО, ЧТО ЕЩЕ НЕ ПРОИЗОШЛО? ТАК ВОТ. ЭТО… ЭТО — ОБО МНЕ. О ДА, ОБО МНЕ, ЛЮБИМОМ… КАК БУДТО… БУДТО, ЭТО… БУДУЩЕГО — НЕТУ! ДА! ТОЛЬКО ПРОШЛОЕ, К'ТОРОЕ ЕЩЕ НЕ НАСТУПИЛО. И… И… И… ТЫ ВСЕ Р'ВНО ДОЛЖ'Н ТАК ПОСТУПИТЬ. ЗНАЕШЬ, ЧТО БУДЕТ, А ДОЛЖ'Н!
Он обвел взглядом лица. Посетители «Барабана» привыкли к навеянным алкоголем проповедям, но только не к таким.
— ТЫ ВИДИШЬ, ВИДИШЬ, КАК ВСЕ, ЭТО… ВОЗВЫШАЕТСЯ, НУ, КАК АЙСБЕРГ, ТАМ, ВПЕРЕДИ, НО ПОДЕЛАТЬ… НЕ-Е, НИЧЕГОШЕНЬКИ НЕ МОЖЕШЬ. П'ТОМУ ШТО, ШТО ПОТОМУ… ЭТ' ЗАКОН. А ЗАКОН НАРУШАТЬ НИЗЯ… П'ТОМУ ШТО ОН — ЗАКОН.
ВИДИТЕ ЭТОТ СТАКАН? ВИДИТЕ? НУ, СТАКАН? ВО-ОТ, ЭТО КАК ПАМЯТЬ, 'ОТ ОНО КАК! ЕСЛИ НАЛИТЬ ЕЩЕ, ШТО-НИБУДЬ ВЫЛЬЕТСЯ, П'РАЛЬНО Г'РЮ? ФАКТ! У ВСЕХ ТАКАЯ ПАМЯТЬ. ЭТО ТО, ШТО УДЕРЖИВАЕТ ЛЮДЕЙ ОТ СУМС… СУМСШ… БЕЗУМИЯ. КРОМЕ МЕНЯ. БЕДНЫЙ Я, БЕДНЫЙ! Я ВЕДЬ ВСЕ-ВСЕ ПОМНЮ. СЛОВНО ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ВОТ ТОЛЬКО ШТО, ЗАВТРА. ВСЕ-ВСЕ…
Он посмотрел на стакан.
— СТРАННО, КАК ВСЕ КРУЖИТСЯ В ПАМЯТИ, ДА?
Такого впечатляющего коллапса трактир еще не видел. Высокий черный незнакомец падал навзничь медленно, как исполинское дерево. Никаких вам подгибаний коленей, никаких задеваний столов на пути к полу. Он просто перешел из вертикального положения в горизонтальное одним идеальным с точки зрения геометрии движением.
Некоторые люди зааплодировали, когда он брякнулся на пол. Потом обшарили его карманы, вернее, попытались обшарить, так как никаких карманов не нашли. А после его сбросили в реку[51].
В огромном кабинете Смерти горела одна-единственная свеча, горела, но короче не становилась.
Сьюзен отчаянно пролистывала книги.
Жизнь — не такая простая штука. Она это знала, потому что данное Знание было связано с работой. Да, есть простая жизнь, которую ведут простые живые существа, но эта жизнь… она… в общем, простая.
А есть и другие виды жизни. Жизни городов. Жизнь муравейников и пчелиных роев, более сложная, чем просто сумма жизней составных частей. Жизнь есть у миров. Жизнь богов зависит от веры верующих.
Вселенная, кружась, несется навстречу жизни. Жизнь — удивительно распространенный товар. То, что посложнее, получает такую же сложную жизнь — примерно так же, как что-то массивное получает обильную порцию тяготения. Вселенная обладает определенной склонностью к настороженности, а это подразумевает под собой некую жестокость, вплетенную в саму материю пространства-времени.
Возможно, и музыка может обрести жизнь — со временем. Жизнь не более чем привычка.
Люди часто говорят: «Никак не могу выбросить из головы эту треклятую мелодию».
Это не просто ритм, но ритм сердца.
Все живое склонно к размножению.
С.Р.Б.Н. Достабль любил вставать на рассвете, дабы не упустить возможность загнать червячка ранней пташке.
В углу мастерской Мела он поставил стол. В целом он не стремился иметь постоянный офис. Одной из положительных сторон было то, что так его легче было бы найти, а одной из отрицательных — то же самое. Но успех всякой коммерческой деятельности Достабля зависел от его способности найти клиентов, а не наоборот.
Тем утром его удалось отыскать достаточно большому количеству людей. И многие из них держали в руках гитары.
— Ну что? — спросил он у Асфальта, чья плоская голова едва возвышалась над самодельным письменным столом. — Все понятно? Два дня уйдет на дорогу в Псевдополис, там в «Бычачьей Яме» найдете господина Клопстока. И не забывайте брать чеки — на все, запомнил?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Конечно, господин Достабль.
— Неплохая мысль, на время уехать из города…
— Да, господин Достабль.
— Я уже сказал, чтобы вы брали чеки?
— Да, господин Достабль. — Асфальт вздохнул.
— Тогда проваливай. — Достабль перестал обращать внимание на тролля и сделал знак рукой терпеливо ждавшей группе гномов. — Ладно, эй, вы, подойдите сюда. Что, жаждете стать настоящими лунами?
— Да, господин!
— Тогда послушайте, что я вам скажу…
Асфальт посмотрел на деньги. Вряд ли их хватит, чтобы кормить четверых в течение нескольких дней. А за его спиной продолжалось собеседование.
— Как вы будете называться?
— Э… так и будем, господин Достабль, — сказал главный гном.
— «Гномами»?
— Да, господин.
— Почему?
— Потому что мы — гномы, господин Достабль, — терпеливо объяснил главный гном.
— Нет, нет и еще раз нет. Не пойдет. Совсем не пойдет. У вас должно быть название… — Достабль помахал рукой в воздухе. — В котором должна звучать музыка Рока… Не просто «Гномы», а… Название должно быть… не знаю… более интересным.
— Но мы гномы, правда мы хотим прославиться везде, — сказал один из гномов.
— Везде… Везде… Модное название… И крутое… О! — воскликнул Достабль. — «Гномы Интернэшнл»! По-моему, очень неплохо. Ладно. Могу записать вас на среду в «Виноградную Горсть». И, конечно, вы выступите на Бесплатежном Фестивале. Естественно, вам ничего не заплатят, потому что фестиваль — бесплатный.
— Мы написали песню, — с надеждой в голосе произнес главный гном.
— Хорошо, хорошо… — Достабль что-то быстро записывал в блокнот.
— Она называется «Кучи».
— Отлично.
— Мы можем спеть…
Достабль поднял голову:
— Спеть? Я вообще ничего не успею, если буду слушать музыку. Свободны. Увидимся в среду. Следующий! Вы все тролли?
— Да.
На этот раз Достабль решил не спорить. Тролли гораздо больше гномов.
— Хорошо. Но писать вас будем через «у». «Трулли». Именно. Отлично звучит. «Залатанный Барабан», пятница. И Бесплатежный Фестиваль. Так?
— Мы сделали песню…
— Рад за вас. Следующий!
— Это мы, господин Достабль.
Достабль увидел перед собой Джимбо, Нодди, Крэша и Падлу.
— А вам в храбрости не откажешь, — признал он. — После вчерашнего-то вечера.
— Нас немного понесло, — понурился Крэш. — Но, может, ты дашь нам еще один шанс?
— Ты же сам говорил, что публика тащилась, — добавил Нодди.
— Я сказал, что публику тошнило, — поправил его Достабль. — Вы двое постоянно заглядывали в «Самомучитель Блерта Фендера».
— Мы изменили название, — сообщил Джимбо. — «Безумство» — это слишком идиотское название для группы, которая раздвигает границы музыкальной выразительности и когда-нибудь станет великой.
— Четверг, — кивнул Достабль.
— Теперь мы называемся «Засос», — сообщил Крэш.
Достабль смотрел на них долго и холодно. Травля медведей, издевательство над быками, собачьи бои и пытки баранов были недавно запрещены в Анк-Морпорке, правда, патриций разрешил неограниченное метание гнилых фруктов в любого, кого можно хотя бы заподозрить в принадлежности к бродячей труппе артистов. Возможно, это отличный ход для разогревания публики…
— Хорошо, — сказал он наконец. — Сыграете на Фестивале. А потом… потом посмотрим.
«В конце концов, — подумал он, — есть вероятность, что они выживут. Небольшая, но есть. Вот тогда и поговорим».
Какая-то фигура, медленно пошатываясь, выбралась из Анка на пристань у моста Призрения, где и остановилась. Грязь, стекая, постепенно образовала небольшую кучку вокруг ног фигуры.
Мост был довольно высоким. На нем даже стояли дома — по обеим сторонам дороги, которая в результате этого была очень узкой. Мосты считались крайне выгодными площадками для постройки домов, так как отпадала необходимость подвода канализации, к тому же источник воды совсем рядом.
