Некоторое время друзья внимательно, почти ползком, осматривали окрестности. Над ними печально возвышалось дерево, его сухая листва снова поникла и шуршала на холодном восточном ветру. Арагорн медленно продвигался дальше. Он вышел к пеплу сторожевого костра у берега реки и начал обследовать землю по направлению к холму, где была битва. Внезапно он остановился и низко наклонился, почти коснувшись лицом травы, а потом позвал остальных. Те подбежали.
— Наконец-то нашёлся след! — сказал Арагорн. Он поднял и показал им сломанный лист — большой бледно-золотистый лист, уже увядший и начавший буреть. — Это лист мэллорна из Лориэна, а вот тут на нём мелкие крошки, и ещё больше крошек в траве. И взгляните! Рядом лежат обрывки разрезанных верёвок!
— А вот нож, которым их разрезали! — сказал Гимли. Он наклонился и вытащил из травяной кочки короткое зазубренное лезвие, глубоко втоптанное в дёрн. Рукоятка, с которой оно соскочило, лежала рядом. — Это оружие орков, — добавил он, держа клинок с величайшей осторожностью и с отвращением рассматривая резную рукоять: она была выполнена в виде безобразной головы с раскосыми глазами и злобным оскалом.
— Ну, эта загадка — сложнейшая из всех, которые мы до сих пор встретили! — воскликнул Леголас. — Связанный пленник бежит и от орков, и от окруживших их всадников. Затем он останавливается, хотя всё ещё остаётся на виду, и разрезает свои узы ножом орка. Но каким образом и почему? Ведь если у него были связаны ноги, как он мог идти? А если были связаны руки, то как он смог воспользоваться ножом? А если он не был связан, то зачем он вообще резал верёвки? Потом, довольный своим искусством, он садится и спокойно перекусывает дорожным хлебом! Одного этого, даже без листа мэллорна, уже совершенно достаточно, чтобы показать, что это был хоббит. После чего, полагаю, он превратил руки в крылья и, распевая, полетел в лес. И найти его будет очень просто: стоит только самим отрастить крылья!
— Здесь не обошлось без колдовства, — сказал Гимли. — Чем занимался тот старик? Как тебе толкование Леголаса, Арагорн? Можешь ты выдумать что-нибудь получше?
— Может быть, и могу, — ответил Арагорн, улыбаясь. — Тут рядом есть другие следы, которые вы не учли. Я согласен, что пленник был хоббитом и перед тем, как попасть сюда, должен был иметь руки или ноги свободными. Я полагаю, что руки, потому что так загадка решается проще и ещё потому, что я прочитал по следам: он был принесён на это место орком. Здесь, несколькими шагами дальше, пролилась кровь, кровь орка. Вокруг всего этого места глубокие отпечатки копыт и след, как будто проволокли что-то тяжёлое. Орк был убит всадником, а позднее его тело оттащили к костру. Но хоббита не увидели: он не был "на виду", потому что была ночь, а на нём по-прежнему оставался эльфийский плащ. Он был обессилен и голоден, и нет ничего удивительного в том, что, перерезав свои путы кинжалом павшего врага, он отдохнул и немного поел, прежде чем ползти дальше. Но очень утешительно узнать, что у него в кармане оказалось немного лембас, хотя он и убежал без всего. Это очень по-хоббитски. Я говорю он, хотя надеюсь, что Мерри и Пин были вместе. Однако надежды здесь больше, чем уверенности.
— Но как, по-твоему, одному из наших друзей удалось освободить руки? — спросил Гимли.
— Понятия не имею как, — ответил Арагорн. — И не знаю, зачем орк утащил их. Несомненно, не для того, чтобы помочь им бежать. Но теперь я, кажется, начинаю понимать загадку, над которой ломал голову с самого начала: почему, убив Боромира, орки удовлетворились тем, что схватили Мерри и Пина? Они не искали оставшихся, не напали на наш лагерь, а вместо этого со всей скоростью рванули к Скальбургу. Полагали ли они, что захватили в плен Хранителя Кольца и его верного товарища? Не думаю. Их хозяева не рискнули бы отдать столь ясный приказ оркам, даже если знали об этом сами: они не стали бы говорить им в открытую про Кольцо — это неверные слуги. Но я думаю, что орки получили приказ пленить хоббитов, живыми и любой ценой. Перед битвой была сделана попытка улизнуть с ценными пленниками. Не исключено и предательство — это очень на них похоже. Какой-нибудь крупный и дерзкий орк мог попытаться спастись с добычей, чтобы получить награду в одиночку, только себе. Я всё сказал. Домысливать можно что угодно, но, в любом случае, совершенно очевидно, что по крайней мере одному из наших друзей удалось бежать. Наш долг — найти его и помочь ему, прежде чем вернуться в Рохан. И не нам трепетать перед Фангорном, если нужда загнала его в это тёмное место.
— Не знаю, что пугает меня больше: Фангорн или мысль о долгом пешем пути через Ристанию, — пробурчал Гимли.
— Тогда идём в лес, — сказал Арагорн.
Вскоре Арагорн нашёл свежие следы. В одном месте, вблизи берега Энтрицы, он натолкнулся на отпечатки ног: безусловно, следы хоббитов, но слишком нечёткие, чтобы можно было сказать что-то определённое. Затем эти отпечатки обнаружились у корней большого дерева на самом краю леса. Но земля была голая и сухая и не поведала многого.
— По крайней мере один хоббит стоял здесь и смотрел назад, а затем направился в лес, — сказал Арагорн.
— Тогда нам тоже придётся идти туда, — отозвался Гимли. — Но что-то не нравится мне вид этого Фангорна, да нас и предостерегали против него. Хотелось бы мне, чтобы погоню можно было продолжить где-нибудь в другом месте!
— Я не думаю, что лес таит зло, что бы там ни говорили легенды, — сказал Леголас. Он стоял у края леса, подавшись вперёд, словно прислушиваясь, и вглядываясь широко раскрытыми глазами в лесные тени. — Нет, он не злой, или же то, что есть в нем недоброго, очень далеко отсюда. Я ощущаю лишь слабое эхо тёмных мест, где сердца деревьев черны. Вблизи нас нет злобных намерений, но всё очень насторожённое и гневное.
— Да, но у него нет причин сердиться на меня, — поспешно проговорил Гимли. — Я не причинял ему вреда.
— Совершенно верно, — отозвался Леголас, — Но, тем не менее, ему был нанесен вред. Здесь что-то происходит внутри, или собирается произойти. Вы не ощущаете напряжённости? Она стесняет мне дыхание.
— Я чувствую, что воздух спёртый, — ответил гном. — Этот лес светлее Лихолесья, но он ужасно глухой и замшелый.
— Он стар, очень стар, — сказал эльф. — Настолько стар, что я снова почти ощущаю себя юным, чего не чувствовал с тех пор, как путешествую с вами, дети. Он стар и полон воспоминаний. Я мог бы быть счастлив здесь, если бы пришёл сюда в дни мира.
— Ты-то, пожалуй, мог бы, — фыркнул Гимли. — Ведь ты, как-никак, лесной эльф, хотя все эльфы, к каким бы племенам они ни относились, — странный народ. Тем не менее, ты успокоил меня. Куда пойдёшь ты, пойду и я. Но держи свой лук наготове, а я ослаблю пояс, чтобы мой топор ходил посвободнее. Не для того, чтобы вредить деревьям, — добавил он поспешно, поднимая глаза на дерево, под которым они стояли. — Просто я не хочу неожиданно столкнуться с тем стариком без убедительного аргумента в руке, вот и всё. Идёмте!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
