Ускоренный отъезд Консуэлы оказался как раз вовремя, поскольку французская армия потерпела полный крах и немцы стояли уже на Сене. 10 июня Алиасу и его вымотанным до предела экипажам приказали двигаться обратно на аэродром около Блуа. Как раз во время этой их остановки на четыре дня, если верить Пьеру Шеврие, Сент-Экзюпери самостоятельно добрался до Тура, который Поль Рено, его министры и все его многочисленные сопровождающие превратили во временную столицу. Вероятно, именно там, если не раньше, в Париже, Сент-Экс неожиданно встретился с генералом Спирсом, британским офицером связи, которому предстояло вершить историю несколькими днями позже, переправляя Де Голля в Лондон. Французы все еще раскачивались от ударов коварной «пятой колонны», и Сент-Экзюпери рассказал Спирсу об одном особенно трагичном случае под Лаоном, где тридцать пять 155-миллиметровых тяжелых артиллерийских пушек были подорваны их командами после получения фальшивого сообщения с указанием, будто немецкое танковое подразделение мчится по дороге к ним.
И разведывательная авиагруппа 2/33 столкнулась с подобной истерией. Если бы Ошеде не вылетел поспешно из Блуа в Нанжи, она потеряла бы драгоценный «блок», который группа взволнованных «сверхпатриотов» собиралась поджечь, дабы тот не попал во вражеские руки. За те дни группа лишилась еще двух самолетов, хотя под командование Алиаса отдали вторую авиагруппу. Таким образом, две авиагруппы, вместо одной, отправились утром 15 июня в Шатору. Недавно подвергшаяся бомбардировке авиабаза стала зрелищем неописуемого беспорядка. По всему летному полю были разбросаны части поврежденных самолетов, а свободные места между кратерами приходилось делить с эскадрильей бомбардировщиков и дюжиной истребителей. Отсутствовали кухня и столовая, и немало резких слов прозвучало, прежде чем «новенькие» Алиаса смогли поесть. В тот же день по приказу вышестоящего начальства пилоты вылетали еще на два задания (по Сене и Йонне), несомненно, с одной целью – заверить министерство авиации, что у него все еще оставалось хоть одно подразделение, которым оно могло распоряжаться.
Как командир соединения (состоящего из двух групп), Алиас теперь оказался офицером, отвечающим за воинскую часть: согласно правилам военного времени это означало, что ему принадлежала высшая власть в Шатору. Начальник авиабазы, подполковник, посчитал бы ниже своего достоинства уступить управление своим феодальным владением какой-то «мелкой сошке», но он загадочным образом «сделал ноги» до того, как подобный вопрос мог быть подробно проработан между ними. Один из его заместителей, в чине майора, как и Алиас, очевидно, планировал поступить подобным же образом, когда его остановил пистолет Алиаса, уткнувшийся ему в живот. Об этом инциденте есть мимолетное упоминание в «Полете на Аррас», где Сент-Экзюпери изобразил этого человека в образе командира авиагруппы, выхватывающего пистолет, чтобы избавиться от презрительных взглядов.
Позже в тот же день (16 июня) пришлось опять загружать грузовики авиагруппы в связи с приказом двигаться в Бордо и там грузиться на судно, направляющееся на Касабланку. Самолетам предстояло вылететь на следующее утро на аэродром Жонзак, приблизительно на полпути между Ангулемом и Бордо. Заключительным моментом истории стало задание, выполненное 18-го (день знаменитого обращения Де Голля из Лондона), когда прорешеченный пулями «поте», который обстреливали большую часть пути, наконец сел в Руане (сбившись с курса). Пилот и наблюдатель смогли сообщить армейским бюрократам и Генеральному штабу, теперь удобно расположившемуся в Бордо, что немцы действительно достигли Луары! «Реальная война» отвратительным и жутким образом оказалась во всех своих проявлениях столь же абсурдной, как «фиктивная война», предшествовавшая ей.
Добравшись до Жонзака, Алиас послал Сент-Экзюпери и еще шестерых других пилотов в Бордо на нескольких поврежденных «блоках», которые им предстояло отремонтировать в авиационных мастерских близ аэродрома в Мериньяке. И хотя этот аэродром не перенес бомбежек, беспорядок, царивший там, переплюнул даже Шатору. Вот как описывал это генерал Спирс, сумевший взлететь оттуда днем раньше вместе с Де Голлем: «Я никогда раньше не видел такого множества самолетов, собранных в одном месте, утрамбованных крыло к крылу, насколько мог охватить глаз».
Ромен Гари, едва не погибший на том аэродроме, позднее описывал царивший там хаос в «Обещании на рассвете»: «Каждый сам за себя… первым прибыл, первым тебя и обслужат». Не дожидаясь, пока их «обслужат», предприимчивые авиаторы авиагруппы 2/33 сами раздобыли себе двухмоторный «гоелан» (тот самый, что Дора помогал разрабатывать для «Эр-Блю») и четырехмоторный «хэвилэнд», у которого было все, кроме британского экипажа. Загрузив оба эти самолета всеми мыслимыми заводскими запасными частями, которые только могли попасть им в руки, Ошеде покинул аэродром на «гоелане», в то время как любимый шахматный партнер Сент-Экса, Пьер Лакорде, полетел на незнакомом ему «хэвилэнде» назад в Жонзак. «Аш» еще раз продемонстрировала верность своим пиратским традициям.
Сент-Экзюпери между тем поспешил прямо в Бордо, чтобы «прощупать пульс» сложившейся обстановки. Правительство Рено разваливалось, министерство авиации превратилось в бесформенное месиво, «овсянку». В царящей неразберихе генерал авиации все еще полагал, будто ему есть кем управлять, нажимал кнопки и вызывал санитаров, чтобы выяснить, что случилось с его министерским шофером и его автомобилем министра. Вероятнее всего, они также удрали, пытаясь просочиться к Пиренеям.
Судьба разведывательной авиагруппы 2/33, однако, была решена. Она направлялась в Северную Африку. Твердо решив вывезти столько самолетов, сколько удастся, Алиас разделил авиагруппу на две части. Большая, которой руководил сам, покинула Жонзак ранним утром 19 июня, направляясь в Перпиньян, а затем Алжир. Все самолеты были заполнены запасными частями, а «гоелан» Ошеде оказался так перегружен, что потребовалось все его мастерство, чтобы оторваться от земли.
Меньшая часть, во главе с капитаном Оливье Пенико, заместителем Алиаса, состояла из Сент-Экзюпери, трех других пилотов и множества наблюдателей, стрелков, радистов и механиков, отправившихся в Бордо на автомобилях, чтобы добыть любые «блоки», которые они могли выклянчить лестью у фабричных мастеров в дополнение к двум, стоявшим там на ремонте. На аэродроме Бордо-Мериньяк теперь царило правило «тащи все, кто что может». В безумном ажиотаже каждый старался погрузить на борт еще хоть что-нибудь, что могло летать, прежде чем первые взводы мотоциклистов вермахта бесстрастно проревут вдоль бульваров. В течение двадцати четырех бессонных часов Оливье Пенико и Сент-Экс ждали у ворот фабрики четыре «блока», способные летать. Сент-Экзюпери предложили четырехмоторный «фарман», способный взять на борт сорок пассажиров. Механиков и запасные части также погрузили на этот самолет, но в последнюю минуту взлет был отложен в связи с прибытием двух штатских, какого-то армейского капитана и медсестры, одетой в голубую форму Службы помощи раненым военным – корпуса «Скорой помощи» армии. Капитан, адъютант генерала Ноге, представителя Генерального штаба в Марокко, был отправлен с двумя важными французскими промышленниками в отчаянной попытке убедить членов правительства перебраться в Северную Африку и продолжить войну оттуда. В Бордо они столкнулись лишь с царившими там нерешительностью и замешательством, но им повезло повстречать медсестру санитарного корпуса, вызвавшуюся попытаться помочь им. Она была женой депутата и адвоката, Анри Торреса, и имела некоторый опыт общения с министрами. Камиль Шатем, вице-премьер-министр в новом кабинете Петена, которому она представила их, оказался, как всегда, озабочен самым несущественным («А какой климат в Алжире? У меня маленькая дочь, вы считаете, он ей подойдет?»). Они скоро пришли к выводу, что так они ничего не добьются, что увещевания Ноге идут вразрез с намерениями Петена и что они могут оказаться в ловушке, если как можно скорее не покинут Бордо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
