рассказывает о своей беззащитной жизни от бессарабского детства (по его книге, впрочем, сомнительно, что он присоединён с Бессарабией, он как будто отлично знает советскую жизнь 30-x годов, Одессу), и зачитывает письма своей покойной мамаши, и (незаурядный артист!), обнищавший, измученный, со слезами в голосе, жалуется, как ему всю жизнь перековеркал этот жестокий богач Солженицын. Успех был – сразу обезпечен, демократическое чувство присяжных – на стороне загнанного истца. И уже ясен стал мой проигрыш, но всё заседание суда – о той полуфразе в нескольких экземплярах
русского «Телёнка», изданного в Париже 12 лет назад[414], – заняло девять полных дней! – вот она, безсмертная английская Фемида. Вот сутяга (правда сгущённый донельзя тип ядовитого сутяжника, который так удавался Диккенсу) победоносно действует в английских королевских судах уже четверть века – и никто не может его остановить. А против КГБ английский суд и вовсе безпомощен.
И эти несведущие присяжные рассудили в своих безопасных креслах, что 15 лет назад в СССР, изнемогая в неравном бою с КГБ, я должен был аккуратнее выразиться о пирате, который в те самые годы испакощивал мои книги на Западе, – и присудили мне наивысший из возможных в данном случае штрафов – 10 тысяч фунтов. А со всеми судебными издержками и безплодными адвокатами это будет и втрое. (Да если бы Флегон и проиграл – то кто будет платить? он же всегда банкрот.)
Вот ведь наука: не только самому никогда не подавать в суд – но даже и защиты ответчика не вести, всё равно огадят. Я был оскорблён этим кривосудством английского суда. Неправый суд разбоя злее, верно. Сколько обо мне писали и пишут гадостей – никогда меня то не уязвляло. Но этим случаем – разбередился. Унизительно, что получаю личное поражение от лица ничтожно-пошлого, да ещё безудержно меня же и оплевавшего. Я – немало терпел поражений, но и всегда, и в Америке, – действуя против анонимной огромной силы, – там и поражения не обидны. А тут – на ничтожном месте. По каким скалам лазил, а поскользнулся – на мрази, на мокрице. Конечно, можно считать, что и сейчас – это плата за срыв в прежней борьбе против КГБ.
Ну что ж, оказался ловчей – получай свой выигрыш. Да ещё же: я своим проигрышем укрепил его положение и в предстоящем суде с Ленчевским! Мой проигрыш может ободрить и других подавать на меня в суд, по английской давности никогда не поздно: Файфер? Жорес Медведев? Да удивляться надо: а «Штерн» почему на меня не подал? Измотался бы я. Во всяком положении легко утешиться, что «это ещё хорошо», могло быть – хуже, хуже.
…А Ленчевский – суд против Флегона выиграл! Черезо все нервы («львиная доля всей энергии и времени»), и со скудными средствами, хотя и подкреплёнными мною, выдержал многолетний марафон!
После того как летом 1983 Флегон сумел отсрочить их суд на неопределённое время, Ленчевский составлял «заявление для прессы» о Флегоне и рассылал во многие места (никто не напечатал, даже эмигранты). Писал мне: «Дело с этой стервятной птичкой немыслимо не довести до логического завершения. Ресурсы флегоновских хозяев – неисчерпаемы. Борьба идёт не столько с прохвостом лично, сколько с ними. Я это понял отначала – и это-то меня воодушевляет». Да и верно, конечно.
И правда, Флегон тем временем совершал удивительные манёвры. Он как-то сумел не только возобновить действие своего упразднённого судом иска и тут же избежать новоназначенного жёсткого срока слушания в январе 1984 – но в феврале добился радикального исправления своего иска: не удалось включить туда меня, но включил в обвинение письмо Ленчевского в «Гардиан» – не дать защищать! бить по рукам! – «слова Ленчевского в их непосредственном или выводимом смысле означают, что Флегон – автор порнографического, позорного и клеветнического материала и некомпетентен в своей профессии как писатель» (а для англосаксов профессиональная некомпетентность – самое возмутительное обвинение). И уже Ленчевскому («феноменальная сатанинская изворотливость гада!») приходилось оправдываться, что он не самого Флегона как личность обвинял в этом, а лишь его книгу. Обойдя, при моём содействии, нескольких адвокатов, Олег Станиславович убедился: «Окаянная гильдия, только выдаивать деньги из клиента побольше. Наилучший адвокат для меня – по-прежнему я сам, в тройственной функции ответчика, солиситора и барристера». И летом 1984 подавал уже пятнадцатый по счёту аффидевит (показание под присягой), прося аннулировать исправленный флегонов иск, судить же по исконному, и скорее! А флегонский адвокат настоял на новой отсрочке. И мастер Топли – отложил. «Как-то особенно резко и больно, что передо мной – абсолютно бездушный чиновник самого наихудшего пошиба, судейский робот, и знать не желает ни о каком Гулаге, а виновная сторона перед ним – скорее я. Не читает никаких аффидевитов, не вникает в существо дела. Но, несмотря на все перипетии тяжбы, уверенности в конечной победе у меня и по сегодня не убавилось. А тревожат признаки нервного переутомления». Однако судебное колесо затягивало его опять. Послал он прошение на имя генерального прокурора: вот злостный сутяжник с безчисленными судами, есть же о том английский закон. Ответ прокурора: да, Флегон часто подавал в суд, но не доказано, чтобы без основания, а в некоторых случаях и выигрывал.
В дни, когда решалась судьба исков, Флегон даже изымал свою книгу из магазинной продажи. Миновала опасность – вёз самолично торговать ею на славистской конференции в Нью-Йорке. Суд перенесли на конец 1985. А пока Флегон «явно готовит “смягчённый” английский вариант книги, – сообщает Ленчевский. – Покуда эта ядовитая мерзость расползается по свету – не видеть мне душевного покоя». И так он радуется каждому моему позыву – как и мне бы начать действовать активно, – а я лишь приступлю искать нового адвоката и вскоре отваливаюсь. Наоборот, пишу ему: «Не надо Вам задориться, годы жизни и силы дороже. Книга Флегона должна скончаться от литературной немощи, естественной смертью, а не от судебного приговора, что придало бы ей легендарный венок». Нет, отвечает он, это надо «Вам – стряхнуть сутяжную паутину, которою он Вас опутал, взять Вашу защиту в свои собственные руки». Я ему, в 1985: «Если бы Флегон был моей единственной неприятностью. Но я обложен газетной травлей, и если бы вздумал на всё отвечать – это бы съело все мои силы. На этом фоне обвинение, что я оклеветал Флегона 13 лет назад, – плюнуть и растереть. Только затхлый английский суд может кормиться такой тухлятиной. Кроме “Красного Колеса”, всё земное для меня уже на каком-то десятом плане».
Флегон слал Ленчевскому письма с угрозами, отбить его от стояния. Тщетно. В который раз переложенный, их суд был назначен в июле 1986 и таким образом должен был состояться
