Не знаю, теперь всё продают, — отмахнулась Ляля и вернулась к своей теме. — Вы же регистрируете захоронения? Номера присваиваете?
Ну, вроде. - Сторож вынул из тумбы потрепанную амбарную книгу. - Только нужно точно знать дату, иначе не найти. Старые бумаги вообще крысы поели.
А могилы Большаковых?
В каком годе умерли?
Не знаю. Давно. От эпидемии тифа.
Сторож неодобрительно покрутил головой:
Чего же от меня хотите, если сами своих кровных нс помните? А тифа у нас отродясь не было. Вы погуляйте по правому краю, который заселялся раньше. Может, кого встретите.
Они вместе вышли иа крыльцо из двух ступенек, и старик махнул цигаркой куда-то в сторону.
Ляля устремилась мимо новых могил, с крестами и висящими на них усохшими венками, к осевшим холмикам, долго бродила между ними, разгребая осоку и повитель руками и вглядываясь в стершиеся надписи на железных и деревянных столбиках, но никого из родных не обнаружила. Могилы, заросшие травой, выглядели тоскливее, чем заколоченные окна и уходящие в землю срубы Филькино, Дома способны оживать, могилы умирают навсегда.
Настроение у москвички испортилось. Так хорошо все начиналось, а теперь невольно думается про распад плоти, и нс чужой, а собственной. Зачем дана жизнь, если в конце всем назначена смерть? Злым, щедрым, горбатым, красивым. Всем, без исключения. И не позволено знать, легка или тяжела она будет. Зато смерть - единственно, о чём нам известно наверняка. Отмените смерть — и наступит хаос. Страшно представить, на что по жизни способны бессмертные, если смертные живут без страха и совести.
Ляля давно не видела открытого горизонта, не была на таком бедном погосте — без памятников и каменных надгробий. Тишина и простор навевали грусть, одна печальная мысль догоняла другую. Вот, например, какой странный кладбищенский ритуал — поклоняться мёртвому телу, покинутому душой. К нему и подойти-то страшно - холодное, другое, но очень похожее на прежнее, тёплое и любимое. Человек закончился, а ты на него смотришь. Некоторые бросаются целовать, не сознавая, что обнимают кожицу исчезнувшего плода, а потом — ходят, сажают цветы, жгут свечи возле кусочка земли, в которой нет ничего, кроме тлена. Какая нерациональная культура погребения. Стоит ли вообще заботиться о таком бесполезном предмете, как могилы предков? «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» - звучит красиво, даже сердце сжимается и слёзы подступают, но это заслуга гения - умение писать проникновенно. А мы уже совсем другие люди, без двух минут марсиане. Да и не поручали ей по кладбищам болтаться. Мать промолчала, а отец даже слегка рассердился, и сама она сюда больше не вернётся. Всё тщета.
На этом скорбный визит завершился. Пока Ляля получала бумаги, пошёл щедрый густой дождь, лужи запузырились, дорога раскисла вмиг и стала годной только для трактора. К счастью, Фиму с Филькино соединяла узкая насыпь из гравия. В другую сторон}', до Ярославского шоссе, по раздолбанной дороге местного значения в такую погоду не добраться. И Ляля направилась в свои новые владения, купив в хозяйственном магазине десяток оцинкованных вёдер и тазов, не без основания полагая, что крыша в избе течёт. Еще прихватила нехитрой еды и наняла мужика с бабой убраться в доме. Сколько дней сидеть теперь в этой глуши, определить невозможно - серые тучи уходили за горизонт.
На пороге заброшенной избы, сказала от стыда ли, от неприятия или брезгливости:
Как можно так жить?
Эх, милая дамочка, многого вы ещё нс видели, - с укором сказал прибывший с нею мужик. - Жить можно. Плохо, что электричества нет. Уже года два, как пьяницы провода на металлолом срезали. Ни тебе радива, ни телеку. Хотя без его даже лучше - говорят непонятно про что, а уж показывают такой срам, какого тут сроду нс видали.
Он аккуратно сложил в мешки пустую тару из-под водки и спрятал в сарае, весь оставшийся хлам, включая сломанную мебель, вынес на зады, в бывшее картофельное поле, и запалил кострище. В доме остались древняя струганная лежанка, стол, да радовали глаз новенькие цветные табуретки из магазина. Баба вымыла иолы, обмела паутину, подмазала и даже побелила плиту. Чинить худую крышу без новых листов шифера мужик нс взялся, но принес из скотной пристройки дров, которые лежали под сеновалом и оставались относительно сухими. Парочка рассчитывала после работы выпить и поесть, а может, и переночевать, но Ольга, заплатив за труды, уверенно выставила чужаков за дверь. И они, зло поджав губы, зачавкали под дождем драной обувкой, ориентируясь в темноте на жидкие и далёкие сельские огни.
В самой большой, последней по счёту комнате, которая вопреки логике в деревне зовется передней, было холодно и с потолка ритмично капало. Ольга осталась на кухне, растопила русскую печь - сразу стало веселее — зажарила яичницу с салом и хлебом. Свечи купить забыла, и кухня освещалась только огнём из приоткрытой дверцы. Несмотря на промашку, новая хозяйка маленького экзотического мирка осталась довольна своей расторопностью, укрылась пуховиком, без которого в северном климате и летом в постель ложиться опрометчиво, да вскоре так согрелась, что сняла и вытолкнула ногами из-под одеяла одежду. Перед лежанкой красовался внушительных размеров половик, сплетенный из старых колготок и ярких полосок ткани, нарезанных из пришедших в негодность вещей. Самодельный ковер продавался на базаре в Фиме, выглядел совершенно сюрреалистически и так понравился Ляле, что она решила взять его в Москву.
Уже расслабилась и готовилась уснуть, когда почувствовала неясное беспокойство, разомкнула веки и чуть не вскрикнула: но столу, подбирая крошки, медленно двигалась большая, величиной с кошку, серая крыса, волоча за собой длинный и толстый розовый хвост, такой же длины, как она сама. На хвосте, в свете из печи, серебрились длинные редкие волоски. Довольно большие, почти прозрачные уши мелко вздрагивали. Какая мерзость! Ничего общего с бархатной игрушкой.
Крыса, почувствовав, что ее заметили, замерла и уставилась на женщину внимательным чёрным глазом, не круглым, как у мышей, а продолговатым. Что этот взгляд обозначал, Ляля не улавливала, но готова была руку дать на отсечение, что в глазу светился ум. Некоторое время человек и крыса смотрели друг на друга, боясь пошевелиться. Животное первым прервало оцепенение, забавно подняв к носу лапки, словно благодарило за угощение. Потом крыса захватила зубами большую корку хлеба, не спеша, даже с каким-то показным достоинством, спустилась на пол но ножке стола - будто ходить по вертикали ей не составляло никакого труда - и исчезла в тёмном углу.
Ляля была слишком переполнена впечатлениями, чтобы спать, и слишком устала, чтобы бодрствовать. Несколько раз, предварительно оглядевшись, она опасливо ставила босые ноги на коврик и подбрасывала в печь дрова, боясь, что огонь погаснет. Наконец, се вязко обняла дрёма - любительница распускать цветы воображения. Явилась знакомая крыса и явственно произнесла:
Наконец-то ты явилась взглянуть на свой последний приют.
Разум Ольги не смутился, словно разговор с этой пакостной
тварью был вполне уместен.
Я приехала по просьбе матери, и вряд ли ты увидишь меня
ещё раз.
Крыса повернулась к собеседнице анфас, шевеля усами и внимательно разглядывая новую хозяйку избы.
- А ты увидишь - нс меня, так моих потомков. Обязательно. Между прочим, вся твоя родия скверно кончит, - призналась серая собеседница с незвериной грустью.
Что значит скверно? — возмутилась Ляля и внезапно почувствовала приступ тошноты.
То и значит. Исчерпаете горе до донышка и никто не утешится, у тебя у одной есть шанс, очень призрачный. А ведь жизнь совсем неплохая штука, если вдуматься. Только для этого нужно принимать ее так, словно завтра не будет.
Почему столько крыс развелось?
Нас тем больше, чем вы сильнее увязаете в материальном. Люди без перерыва делают миру какую-нибудь бяку: войну, сливают нефть в воду, вырубают леса. Мы же помогаем природе - подчищаем за вами отбросы.
Вот тварь! Так ты еще считаешь себя лучше людей? И предсказаниям твоим я не верю, У нас, кстати, благополучная семья, ты таких здесь не встречала.
Крыса поиграла миндалевидными глазами, вздохнула лукаво:
Нс верю... И не верь. Неведение дано людям во спасение. А тварь - не ругательство. Творец, творение, тварный, творило...
И вещунья растворилась в воздухе,
Поутру сон продержался не более минуты и забылся. За окном ещё моросило, но в тучах уже наметились разрывы. Ляля наведалась к колодцу с частично осыпавшимся срубом, повернула ворот и вытянула темную, мятую, словно лист бумаги, посудину, отдалённо напоминавшую ведро, Сквозь худое днище хлестала мутноватая вода. «Как они пьют эту дрянь без фильтра? Говорят, раньше собирали дождевую, мягкую, она не только вкусная, но и волосы от неё хорошо росли. А теперь, что в небе, что в колодце - всё едино.» Оля вынесла из дома новое цинковое ведро и стала привязывать его колодезной цепью вместо старого. Пришли три старухи, одна древнее другой, поздоровались, сложили руки на груди и стали наблюдать за действиями чужой женщины в городском платье молча, с некоторым любопытством, но явно осуждающе. Отчего? Загадка. Под отталкивающим взглядом старух было неуютно. Во всяком случае, крыса, подбиравшая объедки на столе, выглядела добрее. (Та, что привиделась во сне, уже забылась.)
