Водитель сидел неподвижно, держась руками за баранку.
— Нечего смотреть, пан капитан, сегодня утром я снял пятнадцать тысяч.
— Почему вы хотели заплатить?
Пущак внезапно взорвался:
— А что мне оставалось делать?! Вас я не боялся, но ее, мою жену… Если бы он написал ей, вы сами понимаете…
— Она и так знала…
— Ничего не знала… Она просто ревнива как черт. Постоянно меня подозревает, что я ей изменяю. Если бы я знал, выбросил…
— Надо было так и сделать, — сухо сказал Кортель. — Может, Казимира Вашко и жила бы еще.
Пущак взглянул на инспектора с испугом.
— Пан капитан, я не виноват! Я ничего не сделал…
— В тот день, когда вы пошли на виллу Ладыня, что сказали жене?
— Что сегодня работаю в ночь.
— Она поверила вам?
— Она мне никогда не верит.
— Где вы поставили автомобиль?
— На площади Инвалидов. Я не хотел подъезжать к чужому дому.
— Не хотели, чтобы вас заметили, — сказал Кортель.
— Я ничего не сделал… Это все через Янку… Она уже несколько раз ездила по городу и искала мое такси. Проверяла, не пошел ли я к девке…
«Она могла и в тот день следить за Пущаком, — подумал Кортель. — А потом… Нет, скорее раньше…»
— Как вы получили анонимку?
— Я нашел ее вчера утром, когда открыл дверцу машины. Она лежала на моем сиденье. Я держу автомобиль около дома.
— Значит, кто-то ночью залез в автомобиль?
— Наверное, кто-то открыл ветровое стекло, — сказал Пущак. — Но я ничего не заметил. Никакого повреждения. Профессиональная работа… — Он умолк, а затем, не глядя на Кортеля, спросил: — Что же мне делать, пан капитан?
— Следуйте точно моей инструкции…
X
На перекрестке улиц Черняковской и Снегоцкой часто можно видеть подвыпивших гуляк. Ночью, когда уже нет сил добраться домой, они направляются к парку культуры и засыпают там на лавочках или попросту в кустах. Время от времени фары милицейских машин находят их в темноте, но милиция бывает здесь редко, и пьяницы безмятежно спят, не опасаясь вытрезвителей.
В ту ночь, где-то в четверть двенадцатого, двое подгулявших молодых людей, с трудом сохраняя равновесие и лихо напевая песенку о швейцаре и седых волосах, дотащились до угла улицы Снегоцкой и остановились у витрины водочного магазина. Им нужна была хотя бы четвертинка. Они пытались сломать засов на дверях и решетку. Наконец один из них сел на тротуар, заявив, что отсюда никуда не пойдет. Другой кое-как поднял его, пытаясь оттащить в глубь улицы Черняковской. Вдоль тротуара на Снегоцкой, как обычно, стояли автомобили. Парень, который, казалось, несколько лучше держался на ногах, заглянул через стекло внутрь польского «фиата» и даже проверил, не забыл ли случайно владелец запереть двери…
Время подходило к половине двенадцатого. Кортель, спрятавшись в кустах, откуда насквозь просматривалась Снегоцкая улица, с улыбкой наблюдал за этой сценой. На ближайшей лавочке дремали двое мужчин в рабочих комбинезонах.
Вдали он увидел приближающийся свет фар. Такси притормозило на углу Снегоцкой. Водитель хлопнул дверцей и вошел в телефонную будку. Взял трубку, осмотрелся… Двое пьяных, с трудом волоча ноги, уходили в сторону нового жилого района между Черняковской и Горношленской. Вокруг было пусто и тихо… Где-то недалеко раздался звук внезапно затормозившего автомобиля. Водитель такси повесил трубку и быстрым движением запихнул продолговатый конверт в телефонную книжку. Выйдя из будки, он, не оглядываясь, сел в машину. Скрежетнула включенная скорость. «Варшава» развернулась и помчалась на Людную.
Кортель нащупал под пиджаком кобуру пистолета. Открыл… Теперь оставалось только ждать…
На обоих тротуарах улицы было пусто. Тишина. Где-то далеко на Горношленской опять какой-то пьяный пытался затянуть песню о швейцаре и о ключе. Перебежала дорогу девушка. Вспыхнули автомобильные фары, красный «рено» резко затормозил перед домом на углу улицы Гвардистов и Черняковской.
Неужели шантажисту не хватило смелости? Шли минуты. И наконец Кортель увидел: в воротах дома на Снегоцкой появился высокий мужчина. Инспектор не увидел его лица, но силуэт показался ему знакомым… Мужчина долго осматривался и, не заметив ничего подозрительного, быстрым шагом направился к телефонной будке. Даже не поднимая трубки, он раскрыл книжку, вытащил оттуда продолговатый конверт и сунул его в карман. Когда он толкнул дверь, на тротуаре снова появились двое пьяных. Из «фиата», стоявшего на Снегоцкой, выбежал мужчина в светлом плаще, и двое в комбинезонах, мирно дремавших рядом с Кортелем, уже перебегали дорогу… Мужчина все понял. Он был окружен. И мог побежать только в одном направлении: прямо по Черняковской к новому району. Не задумываясь, он оттолкнул пьяного, который очень близко подлез к нему, но тот даже не пошатнулся — быстрым движением он бросил мужчину на тротуар, а его коллега, тот, что напевал песню о швейцаре, уже надевал наручники. Операция была окончена. Она прошла легко, легче, чем предполагали ее участники. Мужчина в наручниках с трудом поднялся с земли, вероятно, он не был профессионалом.
Кортель подошел к нему и посмотрел в лицо. И тут же его узнал: это был Альфред Вашко — двоюродный брат убитой Казимиры. Он тяжело дышал раскрытым ртом.
Подъехала машина. Кортель сел рядом с водителем и взглянул на часы. Был уже первый час, звонить Басе поздно, но сегодня он все равно не позвонил бы ей…
Допрос инспектор начал утром следующего дня. Длинные руки Вашко беспомощно лежали на коленях. Инспектор закурил сигарету и стал просматривать протокол. Он никогда не начинал разговор с ходу. В кабинете стояла тишина и только слышалось тяжелое дыхание Вашко.
— Расскажите подробнее, что вы делали вчера вечером, — сказал наконец Кортель.
— Вы же знаете…
— Рассказывайте…
— Ну, мы кончили работу в мастерской около семи, потом я пошел домой, поужинал и поехал на Черняковскую.
— Зачем?
Вашко заколебался. Кортель знал это состояние допрашиваемых, когда те еще раздумывают, стоит ли говорить правду, молчать или же все отрицать… Они лихорадочно отыскивают самую удобную версию, начинают с вранья, потом отступают и вконец запутываются. Вашко создавал впечатление человека, лишенного воображения, думал медленно; ночи, проведенной им в камере, видно, не хватило для создания легенды, которую можно было бы всучить следствию. Понимая это, Кортель выбрал достаточно простой, но почти всегда срабатывающий метод допроса.
— Я предупреждаю, на вас может пасть подозрение в убийстве вашей сестры Казимиры Вашко, — сказал он сухо.
Парень вскочил со стула и, чуть наклонившись над столом, забормотал:
— Я… пан… я же ее пальцем никогда не тронул! Я ее… Нет! — вскрикнул он. — Это он вам так сказал. Он врет!
— Сядьте! — резко перебил его Кортель. — Для вас единственное спасение — говорить правду!
Сколько раз Кортель повторял эту фразу! Он подумал, что опыт однажды подведет его…
— Я не буду врать, — сказал тихо Вашко.
— Увидим. Когда вы узнали о том, что Пущак дружит с вашей сестрой?
— Давно, очень давно… несколько месяцев назад.
— Она вам об этом сама сказала?
— Нет. Она была замкнутой, извините. Только несколько недель назад шепнула матери, что выходит замуж за шофера, который купил такси. Радовалась…
— Откуда вы это узнали?
— Я их видел.
— Вы следили за ней?
Альфред Вашко молчал.
— Вы ходили за ней?
— Ходил, — подтвердил он. Его взгляд не казался теперь усталым, парень смотрел куда-то в пространство, как бы забыв о том, где он находится. — Да, — говорил он. — Пущак сажал ее в такси и вез за город. На Медзошинский Вал. — Он едва сдержал проклятия. — Она соглашалась на все, потому что у этого типа были деньги и он обещал жениться на ней. Она была дурочкой. Наивной. Я все знал! — снова взорвался он. — Я мог бы рассказать ей, что он женится на другой, но мне было жалко ее…
— За Пущаком вы тоже следили?
— Следил, — сказал он равнодушно. — Она возвращалась домой счастливая, вся накрашена, а я… — Он вдруг съежился на стуле и протянул перед собой руки, опираясь толстыми пальцами о стол. — Мать знала. Мать говорила мне: «Она же сестра тебе…» Ну и что, что сестра? — крикнул он. — Ну и что? Не родная же… Он не убил бы ее, если бы…
— Откуда вы знаете, что он убил?
Вашко взглянул на Кортеля, глаза его были почти белыми.
— Можете не верить, — пробормотал он. — Я видел Пущака, когда он вылезал из такси на площади Инвалидов.
Значит, во время первого разговора Вашко врал. В тот день он не был ни в мастерской, ни дома.
— Вы видели его на площади Инвалидов? — повторил Кортель. — Что вы там делали?
Парень испугался. Спросил, можно ли закурить, и, получив разрешение, стал жадно затягиваться…
