же анализ сосредоточен на конфликтах между элитами в метрополии, а также в формальных и неформальных территориях той или иной империи либо во всём мире за рамками метрополии державы-гегемона. Эти конфликты я рассматриваю в качестве источника структурных изменений, которые могут ослаблять способность гегемона к мобилизации ресурсов или породить то, что Манн называет «бессвязностью» четырех типов власти. В свою очередь, Валлерстайн и Арриги для объяснения упадка державы-гегемона обращаются к динамике мир-системы.
В главе 2 будут рассмотрены ответы, которые различные авторы, помимо Валлерстайна, Арриги и Манна, дают на вопрос о том, почему гегемоны утрачивали гегемонию, а также будет представлено моё мнение о недостатках их анализа. Типология империй в таблице 1.1 выявляет условия, в которых может формироваться гегемония, и указывает на динамические факторы, способные её подорвать. Лишь там, где колониальные элиты обладали низким уровнем автономии, та или иная полития могла обретать сплочённость для формирования глобальной стратегии и мобилизации ресурсов, необходимых для борьбы за гегемонию. Высокий уровень конфликта между элитами и раскоординированности институтов в Испании и Франции раннего Нового времени (а также в их колониях) обрекали на неудачу попытки Габсбургов и Людовика Х№ трансформировать в гегемонию их господствующие военные и геополитические позиции в Европе. Наполеон и Гитлер оказались в состоянии навязать сплочённость и дисциплину в своих метрополиях и империях, но сам факт, что их недолговечные империи были чистым порождением единой элиты метрополии, неизбежно вёл к военной, а не экономической стратегии формирования господства, что провоцировало объединённые реакции великих держав, обусловившие поражения Франции и Германии. Аналогичный упор на военную сферу у Габсбургов и Людовика XIV также можно рассматривать в качестве проявления ограничений, налагаемых значительными масштабами автономии элиты и конфликта в испанской и французской метрополиях и империях раннего Нового времени.
Пол Кеннеди,[69] как и многие другие исследователи, утверждал, что гегемония в Европе была невозможна, а каждая попытка достичь её заставляла другие державы объединяться, чтобы нанести поражение предполагаемому гегемону на континенте. Однако в нашем исследовании необходимо сделать шаг назад, задавшись вопросом о том, почему Испания, Франция, а в XX веке и Германия пошли именно этим путём, тогда как Нидерланды и Британия реализовали своё стремление к могуществу за пределами Европы и выстроили глобальную гегемонию, что также удалось сделать Соединённым Штатам в XX веке. Стратегии европейского завоевания не диктовались географией или необычайно воинственными национальными культурами. Скорее, на европейском континенте милитаризм был единственным путём, открытым для элит метрополий, которые были внутренне разделены (либо сплавлены в одну элиту при Наполеоне и Гитлере) и не могли подчинить колониальные элиты или создать внушительную неевропейскую империю, прежде чем ввязаться с геополитическую или экономическую схватку с державами-соперниками.
Стремление к гегемонии становится возможным прежде всего благодаря внутренним для каждой политии условиям — точно так же внутренние условия лишали возможности гегемонии другие политии. Моя гипотеза заключается в следующем. Для колониальных элит трёх держав-гегемонов в ходе фаз «гегемонистского согласия» и «гегемонистской зрелости», используя термины Гоу, были характерны незначительные масштабы конфликта, поскольку указанные элиты были связаны друг с другом в рамках институтов, которые внутри метрополии регулировали отношения между элитами таким образом, что конфликтность снижалась, а распределение ресурсов и власти стабилизировалось. Данные институты структурировали те способы, при помощи которых элиты метрополии получали концессии и осуществляли как формальную, так и неформальную власть в колониях. Политии, где присутствовало подобное единство элиты, были более способны к мобилизации ресурсов для захвата колоний и последующего удержания их от элит-конкурентов. Колониальные элиты таких политий были более плотно интегрированы с элитами метрополий и более подчинены им, что способствовало изъятию ресурсов метрополией, а кроме того, позволяло ей воздействовать на свои колониальные и неоколониальные владения для формирования гегемонии в производстве, торговле и финансах.
Именно стабильность отношений между элитами отличает три политии, ставшие гегемонами, от всех других политических единиц Нового времени, которые сформировали империи, но не достигли гегемонии. Хотя для наполеоновской Франции и нацистской Германии тоже были присущи стабильные отношения между элитами, поскольку одна элита добилась полного контроля внутри метрополии, идентичность этой единственной элиты — военной или партийной — в сочетании с предшествующим отсутствием значимой империи диктовали военную стратегию завоевания, которая препятствовала созданию глобальной гегемонии. Древнеримская и Османская империи также обладали стабильностью элит, но им не хватало инфраструктурных возможностей для проникновения в свои колониальные владения таким способом, который мог их трансформировать и навязать им как экономическую, так и геополитическую гегемонию.
Всё сказанное можно суммировать в виде ещё одной булевой таблицы истинности.
Таблица 1.3. Булева таблица истинности структуры элит и гегемонии
К = высокая степень конфликта между элитами в метрополии
А = высокая степень автономии колониальной элиты от метрополии
Е = единая элита, господствующая в метрополии
И = отсутствие инфраструктурных возможностей контролировать колониальные элиты
Воспрепятствовать достижению глобальной гегемонии той или иной политией (даже обладающей обширной империей) могут четыре фактора:
(1) высокий уровень конфликта между элитами в метрополии,
(2) высокий уровень автономии колониальной элиты от метрополии,
(3) единая элита, достигающая превосходства над всеми другими элитами в метрополии, а по сути, устраняющая их в качестве элит,
(4) нехватка инфраструктурных возможностей контролировать элиты в завоёванных или подчинённых землях.
В древних империях отсутствие инфраструктурного потенциала позволяло колониальным элитам достигать высокого уровня автономии, что не допускало возможности для гегемонии. Для Испании и Франции раннего Нового времени значительные масштабы конфликта между элитами в метрополии обуславливали высокий уровень автономии колониальной элиты, что, опять же, препятствовало формированию гегемонии. Наполеон и Гитлер правили политиями, которым не позволял стать гегемонами единственный фактор — наличие единообразной элиты. Лишь Нидерланды, Британия и Соединённые Штаты не сталкивались с каким-то одним структурным фактором, который мог предотвратить достижение гегемонии всеми этими тремя державами.
Почему каждая из них утратила гегемонию? Если общая структура моей аргументации корректна, то гегемония сама по себе должна была формировать один или больше из тех четырёх факторов, которые препятствовали достижению гегемонии другими империями. Моя гипотеза заключается в том, что гегемония воздействовала на первый из этих факторов, который нарушал стабильные отношения элит и усиливал конфликт между ними в метрополии. В
