Америки меньше подходят для умиротворения завоёванных территорий, чем аналогичные ресурсы Англии, приводит Майкл Манн.[84] Его акцент на отсутствии согласованности между американскими источниками власти даёт структурное объяснение затруднений Соединённых Штатов в привлечении надёжных местных партнёров для осуществления большей части задач по ведению войн и управлению на завоёванных территориях, более обоснованное в историческом отношении, чем акцент Фергюсона на якобы быстром уходе американцев из этих территорий. (Фергюсон забывает, что союзники Америки в Южном Вьетнаме были столь же коррумпированы и трусливы, как и правительства Афганистана и Ирака в XXI веке, даже несмотря на то, что казалось, будто Соединённые Штаты готовятся остаться во Вьетнаме на неопределённо долгое время.)
Но даже Манн поддаётся искушению использовать национально-культурные различия, похожие на те, о которых говорит Фергюсон, и отступает от своего тщательного структурного анализа при рассмотрении подразумеваемой неготовности американцев участвовать в «показательно жестоких репрессиях», которые Манн считает принципиальной составляющей для удержания прямого или косвенного имперского контроля над завоёванными народами. Манн утверждает, что «отсутствие у американцев имперской культуры способствует нарастанию слабостей. Американских парней не воспитывают так, чтобы они были такими же расистами, такими же стойкими в битве, такими же самоотверженными во время кризисов или такими же покорными власти, какими в своё время были британские парни»,[85] — или какими некогда были и американские парни, мог бы для точности добавить к этому Манн. Американцев начала XX века определённо воспитывали так, чтобы они были расистами, и они точно не переживали, осуществляя показательно жестокие репрессии при завоевании Филиппин,[86] или ещё раньше, в ходе порабощения африканцев и уничтожения коренных американцев (что отмечает сам Манн во втором томе «Источников социальной власти»), или во время последующих интервенций в Латинской Америке, или при нападениях как на мирное население, так и на военных во время Второй мировой войны, в Корее и во Вьетнаме. Если после Вьетнама американские солдаты и стали помягче, то это результат некоего исторического процесса, который требует объяснения, а не порождение внутренне присущих национальной культуре отличий.
Напротив, Майкл Мандельбаум утверждает, что Соединённым Штатам при президентах Клинтоне, Буше-младшем и Обаме не удались их попытки трансформировать Гаити, Сомали, ряд государств бывшей Югославии, Афганистан и Ирак, «поскольку для всех человеческих устремлений значима культурная составляющая», а на этих территориях «господствовали другие виды социальной и политической лояльности, слишком узкие» для поддержания тех разновидностей политической демократии, которые, уверен Мандельбаум, США пытались там создавать.[87] Мандельбаум сохраняет убеждённость, что Соединённые Штаты обладают возможностью военного доминирования над миром. Однако, считает он, уверенность, что военное могущество позволит переделать общества, где отсутствуют «западные» культурные и институциональные характеристики, имевшиеся у разгромленных держав Оси, которые стали союзниками США после 1945 года, была ошибочным высокомерием, порождённым военным триумфом Америки над Советским Союзом.
Основное внимание к культурной инаковости тех территорий и народов, которые не удалось подчинить Соединённым Штатам, избавляет Мандельбаума от какой бы то ни было необходимости рассматривать вопрос о том, изменились ли и каким образом за последние полвека военные и прочие возможности США в относительном или абсолютном выражении. Точно так же Мандельбаум не испытывает нужды в изучении американских мотивов и интересов, поскольку он рассматривает внешнюю политику США как направляемую благородными, пусть и нереалистичными целями, а не интересами элит или классов. Фактически единственными американскими интересами, которые он обнаруживает, оказываются безопасность от нападения и мир во всем мире (global peace).
Ниал Фергюсон, наряду со многими другими авторами, выдвигает ещё один тезис относительно того, каким образом усматриваемая им самовлюблённость Америки угрожает сохранению её глобального доминирования. Помимо дефицита внимания, ведущего к тому, что Америка уходит из отдельных стран до установления в них мира, а также людского дефицита (отсутствие воинского призыва приводит к тому, что для оккупации других стран в распоряжении у США имеется слишком мало солдат), Соединённые Штаты, по мнению Фергюсона, страдают от экономического дефицита, который он всецело связывает с будущим увеличением социальных льгот, прежде всего по национальным программам социального обеспечения и медицинского страхования (Social Security и Medicare).[88] Фергюсон делает неточное утверждение, что для оплаты этих обязательств придётся почти вдвое повысить налоги, превознося Маргарет Тэтчер за то, что она ограничила индексацию пенсий по старости для британцев размером инфляции. Как заявляет Фергюсон, уменьшив в реальном выражении стоимость будущих льгот по старости, Тэтчер сократила непокрытые финансированием обязательства Великобритании до 2050 года до 5% ВВП в противовес 105% у Франции и 110% у Германии.[89] (Похоже, эти хорошие новости от Фергюсона не доложили Дэвиду Кэмерону, поскольку он был привержен дальнейшему сокращению ныне якобы почти полностью покрытых финансированием британских льгот.)
Фергюсон и Пол Кеннеди предполагают, что аналогичное урезание социальных льгот необходимо и Соединённым Штатам для предотвращения нарастающих дефицитов бюджета и внешней торговли, которые в противном случае заставят пойти на сокращение военных расходов в будущем.[90] Тем самым Фергюсон подразумевает, что либеральная демократия порождает перенапряжение системы социального обеспечения — именно этот фактор, а не отсутствующее имперское перенапряжение якобы и будет ослаблять американский империализм. Кеннеди, в некотором смысле оспаривая основной тезис своей книги 1987 года (о ней пойдёт речь ниже в этой главе), утверждал, что нарастающие дефициты, главным образом из-за повышения расходов на обязательные пособия, сами по себе ускорят экономический упадок Америки, а также приведут к тому, что Соединённые Штаты не смогут платить по имперским обязательствам, которые увеличились в соответствии с доктриной Буша-младшего.
В действительности, как будет подробно показано в главе 6, социальные программы в США скромны в сравнении с почти всеми странами Европы, так что главной причиной дефицита федерального бюджета являются налоговые льготы, которые достались главным образом богачам и корпорациям. В 2008 году совокупные расходы федерального бюджета, выраженные в доле ВВП, не превышали уровень 1968 года, тогда как военные расходы в эквиваленте доли ВВП за эти десятилетия сократились более чем наполовину. На деле Соединённые Штаты могли бы легко позволить себе масштабное увеличение как военных расходов, так и существующих социальных льгот лишь за счёт умеренного повышения налогов.
Несмотря на неточность расчётов Фергюсона, акцент на социальных льготах выступает дополнением к его тезису об американской небрежности и декадансе. В том, что излагает Фергюсон, присутствует отзвук политических требований большинства республиканцев, да и немалого числа демократов, которые рассматривают дефицит федерального бюджета в качестве «экзистенциальной угрозы» процветанию США. Предложение разрешить эту проблему путём
