предупреждения Мольтке успеха не имели, иначе в начале Мировой войны некоторые бои могли бы принять более планомерный, спокойный и менее кровопролитный характер. Принципиальное предпочтение атаке, даже там, где местность куда более указывает на использование тех преимуществ, которые дала бы оборона при эффективности современного вооружения, причем в еще большей степени, чем во времена Мольтке, стоило нам больших потерь. Однако мы обязаны крупными успехами великолепному атакующему порыву нашей пехоты, и тем более мы должны пытаться сохранить его всеми средствами.
Столь же редко, как он видел возможность реализовать в ходе войны наступательные планы, исходя из первоначальной тактической обороны, Мольтке был склонен использовать такое вспомогательное средство как фланговая позиция. В его набросках относительно войны с Австрией оно играет выдающуюся роль. В 1860 г. он писал: «Но мы не думаем, что фланговая позиция за Эльбой будет сковывать противника, помешает ему пройти мимо нее на Берлин, однако такого эффекта мы ожидаем от наступления, базирующегося на Эльбе… Если нам удастся нанести удар с Эльбы, то он вытеснит противника из Богемии к еще не завоеванной части Силезии… То, что при базирующейся на Эльбе активной обороне, тут же должно последовать решающее сражение, ни в коем случае не следует рассматривать как недостаток. Было бы весьма ошибочно собираться консервировать наши силы»[126]. Позднее фельдмаршал и в более тесных тактических рамках рекомендовал выбор фланговой позиции. Но так же неверно было бы приписывать ему и особую привязанность к фланговым позициям. Он указывал на них только в виде одного из предложений, в соответствии с одним из его высказываний: «На войне все зависит от того, чтобы не позволять себя сковать неизменным общим правилом, а в каждом конкретном случае делать наиболее целесообразное»[127].
Фраза «идти по отдельности, бить всем вместе» зачастую считается отличительным признаком мольткевского полководческого искусства, и, конечно, он еще до 1866 г. произнес знаменитое: «Суть стратегии в распоряжениях о маршах по отдельности при учете своевременного сосредоточения»[128]. Принцип, который здесь отстаивал фельдмаршал, является, впрочем, лишь возобновлением утраченного за долгий мирный период военного опыта прошлого, ведь уже Шарнхорст высказывал такую мысль, а Наполеон многократно реализовал ее на практике, причем наиболее наглядно при его наступлении к Дунаю в 1805 г. Этому не противоречит то, что Наполеон в последующих своих кампаниях часто прибегал к масштабным сомкнутым построениям, так как таковые обуславливала обстановка, а недостаточная компетентность его командиров, наряду с падающей боеспособностью его пехоты, все более вынуждала его к тому, чтобы ограничиваться простейшими формами, все более прочно стягивая воедино части. Однако же Мольтке, который еще в 1867 г. называл[129] всякое нагромождение крупных масс «бедствием», не высказал никаких возражений, когда в проектах, предшествовавших войне 1870 г., по одной дороге отправляли несколько корпусов, выступая за плотнейшую концентрацию.
В применении принципа «маршировать по отдельности, чтобы вместе ударить», таким образом, нет никакого противоречия между Мольтке и Наполеоном, так же как нет его и в якобы всегда желаемом Мольтке объединении непосредственно на поле боя, в то время как Наполеон будто бы стремился реализовать его еще накануне сражения. Куда более и тот, и другой вариант имели место у Наполеона, хотя последнее применялось им чаще, причем по уже указанным выше причинам. Мольтке, конечно, заявлял, что объединение всех сил уже в ходе сражения является «высочайшим из того, чего способно добиться стратегическое руководство»[130], однако с другой стороны он вновь отмечал, что объединение перед сражением является правилом, настойчиво предостерегая от того, чтобы безоговорочно обобщать пример Кёниггреца[131].
В своей статье «О стратегии» 1871 года Мольтке говорит: «И если теперь на войне, с началом операций, все остается неясным, кроме того, что определяет сам полководец своей волей и энергичностью, то общие принципы стратегии, выводимые из них правила и построенная на них система не могут иметь практической ценности»[132]. В качестве вывода сочинения мы находим выше упоминавшиеся слова: «Стратегия – система подпорок», а фельдмаршал продолжает: «Она – более чем наука, являясь привнесением знания в практическую жизнь, продолжением начатых до этого размышлений, в соответствии с постоянно изменяющимися обстоятельствами, является искусством действий под давлением самых тяжелых обстоятельств».
Как и все военные действия, даже высочайшее полководческое искусство покоится, согласно Мольтке, в конце концов только лишь на обращении к здравому понятию о человеке. Клаузевиц верно выразил это такими словами: «Мы далеки от того, чтобы усматривать поле для большой гениальности там, где все возможно свести к очень немногим, практически возможным и весьма простым комбинациям; мы полагаем неописуемо смешным рассмотрение как признак большой гениальности обход той или иной позиции, благодаря находчивости»[133]. Генерал также добавляет, что для всякого решения необходима творческая самостоятельная работа, а это, конечно, бесспорно. Ведь в германской армии, благодаря Генеральному штабу, применение эпитета «стратегический» стало все более приходить в упадок. Как правило, он заменялся словом «оперативный» и тем самым проще и яснее обозначал различие от всего, что называлось «тактическим». Все оперативное проходило в целом независимо от собственно боевых действий, в то время как понятие «стратегический» могло легко запутать дело, как показал пример наших врагов, которые говорили о стратегических обстоятельствах там, где речь шла о чисто местных моментах. Слово «стратегия» в любом случае должно быть ограничено крупнейшими из мероприятий главнокомандования.
Если же мы в ходе долгого мира, который предшествовал Мировой войне, продвинулись вперед, и не только, как и все армии, в области вооружений и общей тактике, но и прежде всего в духовном воспитании того, что досталось от Мольтке, то главная заслуга в этом принадлежит графу Шлиффену. Его значение заключается, прежде всего, в дальнейшем развитии оперативного искусства Мольтке. Он осознавал, что различие между массами войск, которые будут применяться в современной войне, и теми, которыми командовал Мольтке, было больше, нежели разница между последними и вооруженными силами, на которые рассчитывал Наполеон. Из этого он выводил необходимость не только иметь дело с объемами сегодняшней армии, но и, прежде всего, важность командования войсками и армиями с полным овладением искусством сосредоточения, управления, снабжения и их применения.
Граф Шлиффен, принимая на себя обязанности начальника Генерального штаба в 1891 г., немедленно осознанно принялся за эти задачи и постоянно был занят обучением нашего высшего командования и Генерального штаба именно в таком духе. Так он постепенно преодолевал робость перед миллионного размера армией и учил нас управляться с нею, чего не хватало нашим противникам. Он вовсе не хотел длительной войны, которая в наше время была бы вдвойне губительной, а думал о сокрушительных ударах. Поэтому еще более чем прежде следовало вывести свои силы на фланг, а если возможно, и
