Сон и не помышлял приближаться.
Похоже, даже Агате в этот раз не под силу было успокоить меня.
Ночь опять принялась за свои штучки!
...Когда-то Римка излагала, не помню, из теории вероятности или еще откуда: шел человек по улице и, допустим, решил свернуть вправо, а потом почему-то передумал и отправился дальше. Однако минутное его намерение создало что-то вроде новой реальности, и в этой новой реальности он свернул-таки вправо и, пройдя немного, угодил под машину или, допустим, нашел кольцо с бриллиантом, в то время как в обычной жизни так и шагал себе своей дорогой, ни о чем не подозревая...
И выходит по этой теории, что неисчислимое множество иных реальностей С НАМИ или, может быть, О НАС рассеяно в неведомых нам пространствах!
Но к чему все это сейчас лезет в голову? Да вот же к чему: выходит, и в дружбе, и в любви мы рисуем в воображении этакий светлый, лучезарный и преисполненный ответного чувства облик дорогого человека, самовольно перенося его при этом из ОСНОВНОЙ реальности в НОВУЮ, специально по этому случаю нами сотворенную. И в этом свежесотворенном измерении он, безусловно, так и проживает в точности таким, как нам нравится. Беда только, что в ЭТОЙ жизни он об этом, случается, даже не подозревает...
– Чего накуксилась? Обиделась? – заподозрила назавтра Римка по дороге домой. – Ладно, брось, да? Пошли ко мне, новые кассеты посмотришь!
Но я покачала головой. Ноги уже несли меня в сторону. Надо сказать, иногда мои ноги выкидывали такие штуки – уносили меня, и все тут. Причем особенно любили это проделывать в перспективе намечающегося было романа – подхватывали и уносили, стоило только зазеваться, приостановиться, задуматься... Самовольно, можно сказать, решали мою судьбу.
Да и я, надо заметить, никогда им особенно не препятствовала.
Но тут не успела я свернуть за угол, как настырная Римус сзади вцепилась в мой рукав и пустилась уговаривать почти жалобно, чуть не со слезами – умеет это она, артистка!
– Марысь! Ну отстань ты от Людки, да? Ты упертая какая-то, правда! Ну чего ты от нее хочешь? Чтобы она только Достоевского читала, да?
– А ты хочешь, чтобы она как ЭТИ стала?! – закричала я, вырывая рукав. – Это же... это... зомби какие-то! Я вот одну в трамвае спросила – смотрю, сидит такую же гадость читает: «Женщина, вам правда интересно?» Так она знаешь что ответила?!
– Ну что?
– «Отличная книга!» – говорит! И смотрит на меня как натуральный зомби, бессмысленно так! Это... жутко просто, а никто не замечает! Такие вот книги – они же человека зомбируют! Он же вкус теряет, как собака – обоняние! А потом и облик человеческий...
– Ну уж и зомбируют, – проворчала Римка и нахмурилась, размышляя. И, поразмышляв, додумалась: – А может, и пускай зомбируют? Может, оно и лучше?
– ЛУЧШЕ?!
– Ну в смысле... отвлекают немножко, да! Там хоть приключения какие-то, и в конце все хорошо. Ты думаешь, кто у нас «мыльницы» смотрит? Идиоты, думаешь, поголовные?
– Н-ну... Почему же идиоты...
– Ага! Понимаешь, значит! Их все нормальные люди смотрят, потому что – красивой жизни хочется. Хоть ненастоящей, хоть по телевизору! Там музыка, костюмы изысканные, пляжи, океаны! Посмотришь, вздохнешь – и можно дальше наш бардак терпеть. И книги точно так же! А то некоторые пишут... я прям не знаю... чтоб людям нервы помотать, честное слово! Вообще книга должна быть, чтоб вечером почитать – и спать спокойно. Вон Людка – что с ней было, видела? Так ведь и по фазе, знаешь, сдвинуться можно! Когда с ребенком такое творится. Ну, тебе вообще-то это трудно понять...
Мои ноги снова принялись за дело. Бодро, в хорошем темпе они понесли меня прочь. Когда-то я занималась спортивной гимнастикой. Недолго, но все же. В четвертом классе. С тех пор у меня неплохо развиты мышцы бедер, а также икроножные. Получше, чем у некоторых замужних женщин. И вены не перегружены – ни родами, ни стоянием у плиты. Готовит у нас мама. И нервы у меня крепкие – читаю полночи, и ничего. В то время как люди нормальные читают, чтоб уснуть. Хотя что с меня взять, с неполноценного человека? К тому же упертого...
А хотя плохо это или хорошо – быть упертой, – между прочим, еще вопрос!
Потому что однажды в моем пионерском детстве в наш седьмой отряд пришел красивый молодой дяденька-акробат. Ему, оказалось, требовалась тренированная девочка для парного выступления на лагерном празднике. А спортсменок в отряде нашлось всего две – Светка, художественная гимнастка, и я, едва освоившая «колесо» в обе стороны. Светка была тоненькая как прутик, с золотыми кудряшками и громадными распахнутыми синими глазищами. А я была просто я. Да еще и весила позорных тридцать шесть килограммов.
Светка легко вспрыгнула к акробату на колено и закрутилась туда и сюда, красиво перегибаясь. Она умела делать все три «шпагата»!
– Да ее и держать нечего! Как пушинка! – похвалил дяденька, опустив Светку на землю, и жестом подозвал меня.
Я, покраснев как рак, взгромоздилась на то же колено. Стоять на нем было непривычно, но не то чтобы очень трудно. На бревне бывало пострашнее. К тому же разрешалось держаться за его руку или плечо. Я осмелела и даже сделала «ласточку» и мостик.
– Эта потяжелее будет! – вздохнул акробат, отпустив меня, и почесал в затылке. – Но зато и упертая... Равновесие держит. Ладно! Завтра на тихом часе – тренировка.
Он обращался ко мне! Меня выбрали для выступления! За то, что я оказалась упертая!
Надо ли говорить, что то были счастливейшие минуты лета? Жаль только, что протекли они слишком быстро – как все минуты счастья. А последняя из них была даже не минута, а коротенькая фраза:
– Уезжаешь, значит? А я думал, останешься на второй поток – и можно в Зеленый театр!
...Я храню эти мгновения в потайном уголке памяти, как драгоценности: иногда осторожно вынимаю и, затаив дыхание, любуюсь их слегка потускневшим от времени блеском.
А что, если бы я осталась на второй поток? Если бы стала профессиональной акробаткой? Да уж, наверное, не брела бы сейчас в слезах куда глаза глядят...
Неугомонная Римка снова догнала-таки меня и вцепилась в руку сзади.
– Не надо, Рим, – пробормотала я, вырывая рукав, и сердито оглянулась.
Однако это оказалась вовсе не Римка! Передо мной стояла и криво ухмылялась какая-то девчонка в шапке с двумя торчащими, как рожки, концами. На каждом рожке болталось в виде кисточки несколько разноцветных шнурков.
– Чо, не узнаешь, что ли? – развязно обратилось ко мне экзотическое создание.
– Я... что-то не...
Надо заметить, я невесть когда отвыкла от обращения незнакомых людей на «ты». От удивления слезы мои сразу высохли.
– Метелкина! Антонина! – с укоризной представилась рогатая девица и, надув губки, выжидательно уставилась на меня.
