- По правде говоря, да, - напряженно ответил мужчина, явно не понимая причин столь бурного восторга.
Стесняется, бедненький! Нужно его подстегнуть!
- А нет ли у вас желания сильно ударить меня по голове кирпичом вот сюда? - вежливо уточнила я, с трогательной готовностью подставляя ему затылок.
- Ну что вы… - промямлил он и попытался было встать, но я отчаянно вцепилась ногтями в его кожаный рукав.
Неужто он заметил, что мне не шестнадцать? Тогда все пропало!
- Я вам не нравлюсь? - Я подобострастно заглянула ему в глаза, безуспешно пытаясь собрать свою расплывшуюся пьяную морду в миловидное выражение лица.
- Ну почему же, вы очень хорошая девушка. - Произнося это, он изо всех сил пытался оторвать мои пальцы от своей куртки.
- Вот и чудесно, - затараторила я, решив, что надо как можно быстрее описать ему все прекрасные перспективы развития наших отношения, чтобы он не убежал по недомыслию. - Сейчас мы пойдем ко мне домой. Вы стукнете меня по голове кирпичом… Кирпичи лежат там, неподалеку, на стройке. Я сама принесу, можете даже не утруждаться. Только, пожалуйста, постарайтесь так, чтобы сразу насмерть… А потом, - поспешила обрадовать я его, - если хотите, можете меня изнасиловать! Мне не жалко!
Вместо этого он больно ударил меня по руке и, выплюнув мне в лицо «Сумасшедшая!» - кинулся наутек.
- Куда же вы?! - в истерике заорала я. - Как же я без вас умру?!
И, отшвырнув полупустую бутыль, рванула за ним.
* * *
Он мчался вниз по бульвару Шевченко. Я видела его удаляющуюся черную спину. Бежать на каблуках с горы было крайне неудобно. Сумка с оставшейся бутылкой размеренными ударами колотила меня по бедру. Я путалась в полах дубленки и выла навзрыд…
Катастрофическое deja vu - боль в руке, которой я пыталась удержать мужчину, и крик «Сумасшедшая!» - отрезвили меня, как вылитое на голову ледяное ведро боли. И теперь я бежала-бежала-бежала не столько за ним, сколько от нее, рыдая и на ходу размазывая косметику по щекам.
Каблук нервозно хрустнул, я завалилась на одну ногу, не удержала равновесие и упала на асфальт.
Это была катастрофа! Окончательная и бесповоротная.
Я лежала, не двигаясь, замерев от боли (душевной, а не физической, так как дубленка смягчила удар), и беззвучно плакала, глядя в небо.
Все кончено! Я не нужна даже маньяку! Я не нужна никому, старая, глупая, привязчивая неудачница!
Внезапно я почувствовала: чьи-то руки пытаются оторвать меня от земли, и старательно зажмурилась.
В лучшем случае - это вор. В худшем - милиционер, который спровадит меня в участок как пьяную проститутку…
Но обе версии сразу пришлось отмести за бездоказательностью. Кто-то взял меня на руки и понес в неизвестном направлении. А насколько я разбиралась в жизни, ни воры, ни менты подобной романтикой не страдали.
Я осторожно приоткрыла правый глаз и снова уткнулась взглядом в рот. Мужской. В порядке исключения неулыбающийся.
- Как ты себя чувствуешь? - заговорил он.
Это был Его голос!
Осторожно полапав руками то, что было в пределах моей досягаемости, я нащупала спасительную кожу.
- Очень плохо, - сдержанно отчиталась я.
Он опустил меня на скамью.
- Может, все-таки откроешь глаза и объяснишь, что случилось?
Я открыла.
И поняла: это Он.
Высокий, плечистый, прекрасный! Хотя и не похож ни на Алена Ющенко, ни на Виктора Делона. Скорее уж, на Марлона Брандо. Только это неважно. Поскольку передо мной стоял не мужчина, а воплощенная мечта каждой женщины…
Просто у каждой - она была своя.
* * *
- Извините, - проблеяла я на всякий случай. - Я думала, что вы маньяк. Но если вы не маньяк, простите, что я приняла вас за маньяка. Мне не хотелось бы обижать кого-то перед смертью.
- А зачем тебе понадобился маньяк? - настороженно поинтересовался маньяк, судя по всему намеревающийся по-прежнему держаться инкогнито.
- Как зачем? Известно же, зачем нужны маньяки. Для убийств.
- Чьих?
- В данный момент, - вежливо объяснила я, - речь идет о самоубийстве.
- Маньяка?
- Нет, что вы, - испуганно запротестовала я. - Исключительно о моем собственном.
Он замолчал, удивленно изучая глазами мое размытое лицо.
«Конечно, - уныло вздохнула я, - на такую даже маньяк не позарится: косметика тщательно распределена по всей роже, изо рта перегар. Одна надежда: он окажется гуманистом».
- Смерть всегда рядом с нами, - туманно изрек он. - Нас отделяет от нее лишь один шаг из окна. Метр от проезжающей мимо машины. И если ты решила переступить черту, тебе достаточно просто сделать этот шаг. И все…
- Не сказала б, - заметила я угрюмо, - учитывая хотя бы тот факт, что мне пришлось пробежать за вами как минимум метров пятьсот.
- А ты могла бы умереть ради любви? - нежданно спросил он.
Я чуть не подпрыгнула от радости. Кажется, все идет по плану!
- А от чего я, по-вашему, собираюсь умирать? - торжественно объявила я. - Именно от нее!
В его глазах мелькнул неподдельный интерес.
- Расскажи о нем, - требовательно попросил мужчина.
- Я люблю его больше жизни…
- Это я уже понял. Но я просил тебя рассказать не о себе, а о нем. Он любит тебя?
Я непроизвольно схватилось за сердце, на котором этот замусоленный вопрос натер уже немало больных мозолей.
- Он говорит, что между нами свободная любовь без всяких обязательств.
- Выходит, - понимающе улыбнулся маньяк, - он тебе изменяет.
Я схватилась за сердце второй рукой.
- Он говорит, что хороший левак укрепляет брак.
- Так он даже не скрывает?
- Да, если бы скрывал, еще б можно было жить, а так совсем нельзя…
- Вы женаты?
- Он говорит, что хорошее дело браком не назовут. И штамп в паспорте убивает свободную любовь.
- А ты? - Он пристально смотрел на меня.
- А я все равно его люблю, - констатировала я обреченно. - Сегодня он бросил меня. Он пошел к Наташе. Он сейчас у нее, а я не могу без него жить!
При этих словах сердце так очумело рванулось куда-то вверх, что я испугалась - его не удастся удержать даже обеими руками. Говорить это было больно. И в тоже время так банально! И самым обидным было то, что банальная боль ничуть не легче оригинальной.
- И потому я решила умереть. Я все равно умру. Умру - хоть убейте! Убьете? - спросила я с надеждой.
Мой вопрос повис в воздухе.
- Он просто не умеет любить, - глухо сказал маньяк, - так же, как и все прочие люди. Они разучились делать это. Единственный способ разбить им сердце - вонзить в него нож! Но ты - иная…
В темноте вскрикнула какая-то птица.
- Как тебя зовут? - полюбопытствовал он. Его голос стал мягким и нежным, и, подняв на него глаза, я увидела, что он смотрит на меня с непонятной мне сладкой грустью.
- Я - Люба. Любовь…
- А я - Любомир. Любко Лагутенко.
Любко помолчал и вдруг произнес, точно взвыл на луну:
- А ты знаешь, Любовь, как я мечтал, чтобы любимая женщина любила меня так смертельно, как ты! А меня никто никогда так не любил!
И неожиданно опустившись передо мной на колени, вцепился руками в мои руки:
- А ты могла бы полюбить меня так, как его? Могла бы умереть от любви ко мне?!
Я хотела сказать: «Мне совершенно все равно от любви к кому сейчас умирать». Но вместо этого лишь согласно кивнула. Там, на небесах разберемся…
Его лицо нависло над моим. Рука обняла мою шею, вздрагивающую под пушистым воротником.
- Я тоже мог бы полюбить тебя, - прошептал Любко. И в эту минуту мне почему-то до смерти захотелось, что бы это была правда.
- Ты - такая красивая!
Казалось, он пил с моего размокшего лица какую-то видимую ему одному красоту и долго-долго вдыхал мое дыхание, не касаясь губ. Я почувствовала, как его большой палец лег на артерию, средний - на четвертый позвонок, под основание черепа. И удивилась: «А как же "тупой предмет"? Впрочем, было уже все равно… Оставалось сильно сжать. И я сжалась в ожидании счастливого конца.
- Я люблю тебя, Любовь!
- И я тебя, Любомир, - отозвалась я вдруг.
И тут, наконец, страх разлился по моему телу холодной и жгучей влагой.
- Но любовь не убивает! - вскрикнула я в испуге.
И увидела, как его красивое, исполненное нежности, лицо словно начало таять у меня на глазах. Зрачки сверкнули холодом. Губы сломались в ненавидящей, жестокой ухмылке. И голос, совершенно незнакомый мне, злой и неопровержимый, произнес:
- Еще как убивает!
* * *
На следующее утро в сквере рядом с университетом им. Тараса Шевченко была обнаружена четвертая жертва киевского маньяка.
На скамейке, неподалеку от памятника великому кобзарю, лежал молодой мужчина в ярко-голубой кожаной куртке и желтой кепке с козырьком.
