- А какая у меня болезнь? - отозвался он с тусклой надеждой на рак.
- Любовь, - злобно констатировала девица без намека на улыбку.
Виктор вытаращил глаза. Это было слишком.
- Да пошли вы!…
- Таина Вениаминовна, - любезно подсказала она. - Но можете называть меня просто Тася или Тая.
- Пошли вы, Тася… - злобно рявкнул он и, смачно уточнив куда именно, демонстративно отвернулся к стене.
Нимало не смутившись, барышня подсела к его кровати и открыла свою папку.
- Судя из вашей истории болезни, - начала она тоном закоренелой зануды, намеревающейся уморить всех близпролетающих мух, - вы перерезали себе вены ножницами, предварительно написав предсмертную записку: «Прошу никого не винить. Но Мария ушла. А я люблю ее и не могу без нее жить…»
Воспоминание взвыло внутри, будто голодная собака на могиле хозяина.
- Заткнитесь! - отчаянно огрызнулся он. - И без вас тошно…
- Значит, вы жалуетесь на тошноту? - как-то нездорово обрадовалась врачиха. - Так и запишем. - Таина Вениаминовна сосредоточенно нацарапала что-то в своем блокнотике. - Жалуется на тошноту, состояние - нервное, неуравновешенное, апатия сменяется взрывами гнева, настроение - пессимистическое. Мечтает умереть. Кстати, вам, наверное, будет интересно, что имя Мария произошло от старинного имени Мара - смерть. Впрочем, отбросим метафизику…
Но раньше, чем она успела ее отбросить, Виктор отшвырнул хилое больничное одеяло и, подорвавшись с постели, взорвался во все горло, истерично дубася пол босыми ногами:
- Замолчите! Если вы скажете хоть слово про эту женщину, я убью вас!
Тася подскочила от неожиданности, но не испугалась, а лишь тщательно посмотрела на него.
- Вы ненормальная!… - грозно зафиналил он и вдруг резко отшатнулся, порезавшись об ее колючий прищур.
- Ошибаетесь!
«Надежда Константиновна» глядела на него, как Ленин на буржуазию. Она аккуратно поправила накрахмаленную шапочку и вдруг стала удивительно жесткой, несмотря на всю свою физическую мелкость и пухлость.
- Это вы - ненормальный, - мрачно отчеканила врач. - А потому находитесь сейчас в психиатрической лечебнице. И если будете буянить, я вызову санитаров. Вот и все, чего вы добьетесь, уважаемый Виктор Андреевич. Потому что я не выпущу вас отсюда до тех пор, пока вы не избавитесь от ваших патогенных переживаний и маниакальных суицидальных наклонностей.
Это был приговор.
- Так значит, - офигело уточнил он, неуклюже замерев на месте, - я в Павловке?
Она кивнула демонстративней, чем статуя Командора. Ее шапочка была неумолима.
- Да. Вы в психиатрической больнице имени академика Павлова.
Ужас охватил его, как резко натянутый на голову вонючий мешок висельника.
- Но за что?! Что я такого сделал?!
- Вы влюбились. А согласно последним исследованиям науки, любовь - это психическая болезнь. Причем - опасная, поскольку нередко оканчивается летальным исходом, - просветила его врачиха.
- Что же мне делать? - спросил он оторопело.
Ее улыбка была отвратительной.
- «А» - лечь в постель; «б» - укрыться одеялом; принять лекарство - «в»; уснуть - «г», - повелительно приказала она и, развернувшись на каблуках, направилась к выходу, юля аппетитной попкой.
- Да, «г» - достаточно точное определение происходящего, - пробормотал Виктор, прибитый этим душераздирающим известием, словно таракан тапочком.
- Что же мне делать? - истерично повторил он про себя. - Что?!
И, словно по волшебству, дверь открылась вновь, и дебелая медсестра мрачно вколола ему в зад крупную дозу оздоровительного сна.
День второй
Дверь была заперта. Он отмороженно валандался по своей палате-одиночке-люкс с персональным рукомойником и озонирующим хлоркой унитазом. Сквозь тусклое стекло был виден лишь куцый шмат загаженного больничного двора, симметрично разделенный на клеточки оконной решеткой. Клетчатая кошка в полоску равнодушно продефилировала мимо, потягиваясь на ходу задними ногами. Лекарство выжало из него все эмоции. Тася уже не казалась похожей на Надежду Константиновну Крупскую и ассоциировалась исключительно с Синей Бородой.
Однако ее шоковая терапия дала свои результаты. Любовная тоска сиротливо жалась в углу, карауля его неуверенными настороженными глазами. Виктор чувствовал, что она рядом, но… Попадая в Освенцим в качестве подопытных кроликов для экспериментальной нацистской медицины, люди редко страдают от неразделенной любви. И сейчас все его вялые мысли были сосредоточены лишь на этом ужасающем положении: он заточен в больнице для умалишенных, во власти у лишенной ума врачихи!
- Добрый день.
Он вздрогнул. Таисия Вениаминовна бесшумно материализовалась на пороге собственной персоной.
Персона была угрожающе блистательной. С нестерпимо светлой улыбкой и невыносимо радостным лицом. На макушке сверкала белизной роковая шапочка. Вместо классического халата докторшу обнимали плотно облегающая белая рубашечка с короткими рукавами и пижонские штанишки клеш. Медово-русые волосы сияли так, словно она мыла их всеми разрекламированными шампунями для здорового блеска сразу, предварительно смешав в одном флаконе…
Виктор невольно поежился.
Такой стерильный блеск бывает только у вычищенных, вываренных и отточенных хирургических инструментов, симметрично разложенных на столике для профессионального препарирования плоти. Живой или мертвой.
И он понял, что боится ее.
Страшно!
- Как вы себя чувствуете? - Она наступала.
Мнимый больной поспешно спрятался под одеяло.
- Выглядите вы сегодня гораздо лучше…
Безумная врачиха уютно пристроилась на стуле рядом с его кроватью, облучая его оптимистично-рентгеновским взглядом.
- Я ничего не понимаю, Таина Вениаминовна, - всхлипнул Виктор, боязливо отодвигаясь от нее подальше. - Ведь сейчас не совковые времена, чтобы сажать человека в психушку за попытку к самоубийству.
- Я оставила вас в больнице не потому, что вы намеревались умереть, а потому, что вы считаете, будто не можете жить без женщины, которая от вас ушла, - разъяснила она ему тоном милосердной учительницы, беседующей с безнадежно недоразвитым второгодником. - Если бы вы наложили на себя руки из-за того, что вас уволили с работы, я бы вами не занималась.
- Но меня недавно уволили с работы, - заикнулся он с робкой надеждой на чудо.
Чуда не случилось.
- Да? А кто вы по профессии? - весело поинтересовалась Тася. Виктор знал, что именно таким тоном врачи разговаривают с сумасшедшими. Но понятия не имел, каким образом пациентам нужно разговаривать с сумасшедшими врачами.
- Я драматический актер, - сдержанно отчитался он. - Но два года мне не давали в театре ролей, а потом сократили из труппы.
- Почему ж вы не перерезали себе вены тогда? У вас была вполне уважительная причина. - Задавая этот вопрос, она продолжала улыбаться, как зараза.
«Ну, точно - двинутая!» - Виктор поморщился и вздохнул.
- Потому, что я могу жить без работы, но не без Марии. Без нее я просто умру, - терпеливо объяснил он, тщательно выговаривая слова и делая жуткие паузы. Он всегда общался так с идиотами, иностранцами и малыми детьми.
- И по-вашему это нормально? - Ее улыбка была подозрительно-сладкой. - Как сказала одна героиня Маркеса про своего неудачливого воздыхателя: «Как он может умереть из-за меня? Я что - заворот кишок?»
- Я люблю ее, - с нажимом напомнил он («Повторение - мать учения!»). - Поймите…
Она не поняла.
- За что?
«Дебилка!»
- Мария - лучшая женщина в мире… Единственная женщина, с которой я могу быть счастлив.
- И поэтому вы не можете без нее жить, - с готовностью подытожила Тася.
- Это же так понятно и естественно, - добавил он с возрождающейся было надеждой.
Напрасной.
- Да, это понятно, но отнюдь не естественно, - непререкаемо возразила чокнутая врачиха. - И на самом деле, вы не можете жить не без нее, а с ней. Я имею в виду не Марию, а любовь. Ваша Маша - никому не страшна, и ее отсутствие ничем не угрожает вашей жизни. А любовь - это опасное психическое отклонение. И я, к вашему сведению, собираюсь защищать диссертацию на эту тему.
«Диссертацию?!»
Глаза Виктора отчаянно полезли из орбит, в то время как Тася вдохновенно закатила свои к потолку.
- Ах… Поверьте, если бы все люди обращались к врачу, как только почувствуют первую легкую влюбленность, - мир давно бы стал гораздо счастливее.
Врач сладко помолчала, по всей видимости представляя себе эту прекрасную перспективу.
Виктор тоже молчал - с тем же успехом Таисия Вениаминовна могла просить его поверить, что ходить на голове куда полезнее для здоровья, чем шкандыбать на двух ногах.
- Ведь хватает же у людей ума бежать в поликлинику, как только у них заболит голова или живот! - неожиданно воззвала она к его сопротивляющемуся разуму. - Почему же вы так безропотно переживаете любовные страдания? Это какой-то закоренелый всемирный мазохизм. Влюбляться и лезть на рожон, на стену или в петлю, вместо того чтобы просто пойти к врачу и попросить обезболивающее. Неужели не понятно: если любовь болезненна, значит, это уже болезнь!
