Я была слишком потрясена, чтобы говорить. На сварных решетках плясали вьющиеся стебли с ярко-розовыми цветами. Я сразу же их узнала – бугенвиллея, тот самый вид, что рос в теплице № 4 в Нью-Йоркском ботаническом саду. Сразу за ней стояли наготове два дерева в горшках – лимон с блестящими на солнце желтыми шариками и что-то вроде апельсина, усеянного совсем крошечными плодами, каких я никогда не видела.
– Что это? – околдованная, спросила я.
– Кумкват. Леди Анна обычно собирала их для детей. – Она сорвала один крохотный апельсинчик. – Вот, попробуйте.
Я взяла его в руку, восхищаясь его гладкой блестящей кожицей, и вонзила зубы в мякоть плода. Его тонкая кожица лопнула у меня во рту, наполнив его кисло-сладким соком. Вкус был такой изумительный, что я зажмурилась и улыбнулась.
– Боже, – сказала я, – никогда не пробовала ничего подобного.
Миссис Диллоуэй кивнула:
– Потом вам надо попробовать клементины. Они персидские.
Я прошла еще несколько шагов, восхищаясь орхидеями в горшках – не меньше сотни экземпляров, такие изящные, они казались южными красавицами в юбочках. У дальней стены располагались разноцветные папоротники, дицентры и росла сирень, запах которой я ощутила сразу.
Миссис Диллоуэй молча смотрела на меня.
– Вы бы понравились леди Анне, – проговорила она.
Я недоуменно взглянула на нее.
– Других нянь она чаще всего не любила, – сказала домоправительница. – Вот почему я привела вас сюда. – Мне нужна ваша помощь.
– Чем я могу вам помочь?
– Присядьте, – сказала домоправительница, указав на каменную скамью слева от нас.
Я повиновалась, она села рядом со мной.
– Видите ли, – продолжила миссис Диллоуэй, оглядывая обширную оранжерею, – после смерти супруги лорд Ливингстон не может видеть этого места. И дал всем слугам строгое указание не входить сюда.
– Но растения, – сказала я, прикрывая рот рукой, – они же все погибнут.
Она кивнула:
– Я бы не могла простить себя, зная, что ценнейшие цветы леди Анны гибнут прямо у нас над головой. Кроме того, я дала ей слово и сдержу его.
– Какое слово?
Она улыбнулась своим мыслям грустной, сокровенной улыбкой.
– Присматривать за ее садами. – Домоправительница вздохнула. – Это было непросто. – Она приложила руку к сердцу. – Вы что-нибудь понимаете в цветах, мисс Льюис?
– Да, – быстро ответила я и лишь потом обеспокоилась, что мой ответ мог показаться слишком страстным. – То есть немножко.
– Хорошо, – сказала она, снова вздохнув.
Я провела глазами по вьющемуся стеблю. Он взобрался по стене до стеклянного потолка, и я указала не него:
– Страстоцвет?
Миссис Диллоуэй кивнула:
– Она любила, когда он цвел.
– Не могу понять, почему лорд Ливингстон хочет избавиться от всей этой красоты, – восторженно проговорила я.
Домоправительница сцепила руки.
– Иногда я думаю, что, когда леди Анна умерла, у его светлости возникло чувство, что с ней умерла вся красота мира. В те дни он не мог даже смотреть на цветы в саду. Попросил мистера Хэмфри уничтожить тюльпаны, и боюсь, следующими будут камелии.
У меня перехватило дыхание.
– Но он не уничтожит их, ведь нет? – воскликнула я, подбирая с земли пожелтевший лист и сминая его пальцами.
– Не знаю. – Миссис Диллоуэй встала. – Но у меня так много обязанностей по хозяйству, что совсем нет времени ухаживать за ними. Было бы хорошо, чтобы вы за ними присматривали. Поливайте растения. Следите, чтобы не было сорняков. Время от времени подрезайте ветви, ну и все такое.
Я вытаращила глаза. Можно сказать, что сбывалась моя мечта. Оранжерея, наполненная экзотическими растениями, в моем распоряжении? Но ответственность была слишком велика. Я встала, намереваясь вежливо отказаться.
– Миссис Диллоуэй, на самом деле я не подхожу для этой работы. У меня лишь поверхностные знания о растениях.
Она провела рукой по краю светло-зеленого папоротника, изящного, как французское кружево.
– Леди Анна тоже не имела ботанического образования. Но она любила эти растения, как своих детей. Она прислушивалась к ним. Позволяла им учить ее. Вот и все, что нужно. – Миссис Диллоуэй повернулась ко мне. – Могу я рассчитывать на вас?
Я глубоко вдохнула.
– Ну, я…
– Вот и хорошо, – сказала она. – Кран с водой вон там. Садовые ножницы в чулане. Постарайтесь не шуметь. Его светлость может услышать. Его спальня и терраса прямо под нами.
Мое сердце учащенно забилось при мысли, что он застанет меня в запретном саду его жены.
– Может быть, мне не стоит…
– Да, – продолжала миссис Диллоуэй, – и еще кое-что. После смерти леди Анны пропало одно из ее украшений, медальон. Я все думала, что обнаружу его здесь, но его здесь не оказалось. Так вот, если увидите его, то немедленно принесите мне.
– Хорошо, – сказала я. – Конечно.
Она повернулась к двери, и я двинулась за ней. Мы прошли мимо цитрусовых деревьев, источавших на солнце сладкий, головокружительный аромат. Прежде чем пройти в увитую цветами арку, миссис Диллоуэй задержалась, чтобы сорвать несколько кумкватов. Когда она взялась за ручку двери, я дотронулась до ее плеча и прошептала:
– Этот медальон… Он представляет особенную ценность?
Я чувствовала, что в этой истории кроется что-то еще и, возможно, немало.
Домоправительница несколько долгих мгновений смотрела на меня и наконец проговорила:
– Дело не в самом медальоне, а в том, что у него внутри.
Я кивнула.
– Вот, – сказала она, кладя кумкваты в карман моего платья. – На потом. И никому ни слова об этом. Никому.
Я прошла с ней до лестницы, в фойе стоял мистер Бердсли.
– Миссис Диллоуэй, – сказал он, вытирая лоб носовым платком. – Пойдемте скорее. Возникла неприятная ситуация.
Глава 12. Эддисон
Я проснулась в два часа ночи. Взглянула на Рекса, он безмятежно спал рядом. Это всего лишь сон. Это всего лишь сон. Но, закрыв глаза, я видела только его лицо.
* * *
Пятнадцать лет назад
Моя тетя Джин закурила в машине и выпустила на меня облако дыма.
– Ты не разговорчива, а?
Скрестив на груди руки, я смотрела сквозь сигаретный дым в окно на деревья, растущие вдоль дороги.
– Что ж, Нью-Йорк-Сити тебе понравится, – сказала тетя.
На голове у нее была голубая бандана, в ушах болтались бирюзовые сережки. Мама, когда была жива, называла свою старшую сестру хиппи. Выпустив новое облако дыма, она улыбнулась:
– Квартирка маленькая, но со временем ты привыкнешь.
Я знала, что она желает мне добра. Она не была обязана брать меня к себе, когда инспектор оценил ситуацию, сложившуюся у нас дома. После маминой смерти папа начал пить.
– Я слышала, что он с тобой делал, – осторожно произнесла тетя Джин. – Бедняжка. Ты столько пережила…
– Он не нарочно, – быстро ответила я, прикасаясь к шраму на виске. – Это все выпивка.
– Ну, теперь ты будешь в безопасности, – сказала она.
Я кивнула, думая про Нью-Йорк-Сити. До того я никогда не уезжала далеко от нашего дома в горах Адирондака. Я рассматривала татуировку на тетином предплечье. Там была выколота бабочка. Тетя Джин и мама, хоть и сестры, были совсем разными.
– Слушай, – сказала она, гася сигарету о приборный щиток, при этом пепел скатился на коврик, – ты же знаешь, что со мной можно говорить, верно? О чем угодно.
Я кивнула, закусив губу.
Мы проехали пастбище с коровами, церковь и свалку с сотнями проржавевших машин.
– Мы с сестрой не были близки, – говорила тетя. – Ты, конечно, сама знаешь. Боже, подумать только, что она, наверное, говорила обо мне! – Она вздохнула. – Ну, это все позади. Надеюсь, теперь мы с тобой подружимся. – На мгновение оторвав глаза от дороги, она мне улыбнулась.
Я снова повернулась к окну. Мы ехали уже второй час, а то и дольше. Я, наверное, задремала, потому что, когда открыла глаза, за окном виднелись высокие здания.
– Мы почти дома, – сказала тетя Джин. – Я рада, что тебе удалось поспать.
Она подрулила к какому-то кирпичному дому, где на крыльце сидел мужчина без рубашки и курил сигарету. Он что-то крикнул проходившей женщине. Вдали залаяла собака.
Я взяла с пола свой рюкзачок и, крепко прижав его к груди, вылезла из машины. Вместе с тетей Джин мы вошли в подъезд, где в углу рядом со скомканным пакетом из «Макдоналдса» валялась раздавленная жестянка из-под кока-колы. Около уха зажужжала муха, я отмахнулась от нее. В подъезде пахло мочой.
– Надо подняться на шестой этаж, – сказала тетя Джин. – Лифт уже год как не работает. Это высоковато, но ты привыкнешь.
Тяжело дыша, я поднялась вместе с ней на шестой этаж. Она остановилась у двери посредине площадки, вставила ключ и крикнула:
– Мама дома!
До этого момента мне не приходило в голову, что у тети Джин есть дети. Во всяком случае, мама никогда не говорила о них.
Из-за кушетки выскочила кошка, и тетя Джин обняла этот пушистый комок. У двери по полу было рассыпано содержимое полиэтиленового пакета из супермаркета – подгузники и мешок с яблоками.
