Там крепкий большой дом, есть своя башня и флигель. Я его дострою.
— Когда? Прямо сейчас?
— Конечно, нет! Но теперь, когда вы знаете о моих намерениях, позаботьтесь об этом специально.
Форестьер горел желанием спросить: «А почему тебе не остаться в Сурди? Разве ты уверен, что Элизабет понравится в Ублоньер?» Но он промолчал, отчасти из скромности, отчасти из-за своего полнейшего изумления.
Это случилось в тот период, когда он перестал понимать поведение Юбера. Форестьер стал подумывать: очевидно, дело в том, что он стареет и ум его становится неспособным понимать молодых. Когда шевалье отправился вместе со сверстниками «тянуть жребий», он не на шутку разволновался: «О! Как я ошибся в этих тихих водах! Он может броситься сломя голову в армию, чтобы испытать себя, может быть, даже от скуки. Я заметил, что с некоторых пор он отказывается от приглашений, меньше охотится, забросил лошадей. Непредсказуемый человек!»
— Все! — объявил радостно Юбер, вернувшись. — Родившись под несчастливой звездой, я вытащил самый неудачный жребий во всем кантоне!
— Что?
— Заплатил полную цену, а мне выпала замена. Скажите мне — разве это справедливо?
— Если бы на троне сидел король, я бы сказал, что нет, но Францией правит этот кот в сапогах, этот желтушный Буонапарте с приклеенной челкой…
— Теперь за пять тысяч франков другому продырявят шкуру вместо меня! По большому счету, есть только жизнь и смерть, остальное — политика, грязные руки и подлые сердца.
— Ты хорошо соображаешь. Я думал так же, когда был твоего возраста. Но поверь моему опыту. Буонапарте — это кошмар, от которого надо как можно быстрее избавиться.
В 1808 году император посетил Вандею в сопровождении императрицы Жозефины, в окружении пышной свиты из своего штаба, генералов в плюмажах и офицеров для поручений. Взволнованные префекты — Наполеон приехал в Вандею! — предписали мэрам организовать торжественные встречи по маршруту движения императорского поезда и особо подчеркнули, что к этому необходимо привлечь дворянскую молодежь, набрать из детей аристократов почетный кавалерийский эскорт. Для этого специально пошить парадную форму и вообще дать волю фантазии, чтобы не ударить в грязь лицом. Шевалье тоже получил записку от мэра, но не удосужился даже ответить на нее. Товарищи уговаривали его присоединиться к ним. То ли повинуясь властям, то ли из любопытства, но почти все согласились участвовать во встрече императора. Они примеряли красивую форму, павлинами прохаживались перед барышнями. Многие по этому случаю даже купили новых лошадей.
— Ты ничего не потеряешь, Юбер! — говорили они. — Подумай, деревянная твоя душа! Речь не идет о службе Наполеону. Всего два дня!
— Возможно.
— Мы должны сопроводить его до ворот Нанта, а там бретонцы заменят нас: это будет просто приятная прогулка. Развлечемся!
Юбер ответил своим характерным ржанием, которое заменяло ему смех:
— Мои поздравления! Неплохо для детей шуанов! Действительно, в наших краях не могут жить без монарха. Нам нужна рука для лобзаний.
Некоторые считали, что это Форестьер не дал ему денег. Другие — что он не хотел быть призванным по принуждению или боялся попасть под обаяние узурпатора. Форестьер отреагировал по своему обыкновению, то есть заявил:
— Теперь не может быть никакого сомнения: он теряет позиции. Ясно, что «твой» Буонапарте начал заигрывать с аристократами.
— Поэтому я туда и не пойду!
— Хорошо. Мадам Сурди приглашена в префектуру. С ней поедет Элизабет. Они польщены приглашением, для них это предел мечтаний!
— Мадам Сурди думает о будущем своей дочери. Это естественно!
Форестьер налил стакан вина и залпом выпил его, чтобы придать себе уверенности:
— Я одобряю тебя в том, что ты не пошел в их пресловутую гвардию. Но ты должен сопровождать женщин в префектуру. Ты там будешь в качестве кавалера при Элизабет, иначе твое отсутствие будет замечено.
— Меня это мало интересует, мой дорогой наставник. Кроме того, я не единственный кавалер у Элизабет.
— Поговорим серьезно. Ты с ней говорил?
— Я повторяю, в мои планы не входит связывать себя сейчас брачными узами.
— Ах! Я устал от твоих доводов, ты все отрицаешь…
— Правда? А если дело в том, что я ее люблю, достаточно для того, чтобы не проявлять эгоизма?
— Что значит «достаточно»?
— Она приятная девушка, даже прелестная, хорошо воспитанная, пользуется успехом в обществе, и я не хочу ей мешать, оставлять только для себя.
— Что ты говоришь? Как это «для себя»?
— Короче, я не буду сопровождать ее на прием к префекту. Может, на этом благородном собрании она встретит родственную душу?
— Юбер!
— В любви женщины часто торопливее, чем мы, но так же быстро и охладевают.
Перед глазами Форестьера открылась пропасть, но, верный своей тактике, он не стал торопить события. Старик не понимал, что это очередной поворот в отношении шевалье к Элизабет, как недавно к Нуайе. Очевидное непостоянство его характера совершенно не принималось в расчет. Но и сам Форестьер поспешил «изменить» себе или, если хотите, обуздал свою непреклонность.
Отсутствие Юбера дю Ландро действительно не осталось незамеченным. Один из агентов префекта поинтересовался у мэра, не помешало ли недомогание прибыть шевалье на церемонию. Мэр не без коварства ответил, что г-н Ландро ведет себя, как норовистая лошадь, но что он лучший наездник коммуны, а может быть, и всего кантона. С тех пор Юбер попал в список подозрительных лиц департамента с припиской: «Не опасен по причине возраста, но требует наблюдения. При жеребьевке вытащил замену. Сын эмигранта, тайно вернувшегося во Францию и недавно скончавшегося». Шевалье вступил в общественную жизнь. Он начал восхождение к своему собственному «я».
Аббат Гудон
«Здесь, — писал в своих мемуарах наш старый знакомый, постоянно защищающий свое право включить в записки историю Ландро, хотя она, если быть честным, изобиловала многими скандальными эпизодами, — я должен отметить первую особенность в поведении Юбера дю Ландро. Итак, мы подошли к тому периоду, когда молодые люди начинают интересоваться женщинами. Наступало время создавать собственный очаг, готовить смену и заполнять бреши, пробитые в семьях войной девяносто третьего года, террором и эмиграцией. Некоторые из нас при поддержке родственников, приходили с предложениями в Сурди. Все получили исключительно вежливый, но твердый отказ, не оставлявший ни малейшей надежды. Эти неудачи позволили нам предположить, — к огромному огорчению, должен сказать, — что рука Элизабет была обещана Юберу, и согласие уже достигнуто. Нас, однако, удивляло, что не было никакого публичного объявления, как было принято. Мы не осмеливались расспрашивать шевалье: он в последнее время избегал нашей компании, с трудом скрывая выражение скуки на лице, которую, казалось, вызывало в нем наше присутствие, болтовня и остроты. Я должен
