цепи не может быть и речи: есть начало, есть конец – и точка. Это характерно для жесткого европейского мышления. А алхимическое сознание допускает все что угодно. Оно без конца экспериментирует, превращает уже имеющиеся в мире формы и идеи в нечто совершенно новое. Возможность бессмертия для него так же очевидна, как для европейского мышления неизбежность смерти.
– То есть вы хотите сказать, что человек может не умирать? – скептически воскликнул я. – Что даосы называют себя бессмертными в прямом смысле, а не метафорически?
– Именно так, – будничным тоном сказал Учитель. – Человек не умирает. Он превращается, переходит из одной формы бытия в другую. Так же как гусеница становится куколкой, а куколка – бабочкой. Бабочка не помнит, что она была куколкой. И человек не помнит, кем он был в прежней своей форме. Даже не догадывается, что кем-то был. И живет в вечном страхе ожидания смерти.
– Но ведь это невозможно проверить или доказать, – усмехнулся я. – А принимать на веру подобные идеи, по-моему, просто смешно.
– Доказывать – удел европейских ученых, – ответил Ван Хунцзюнь. – Даос же не тратит время на бесполезные занятия. Он просто следует своему Пути и наслаждается жизнью. В этом – смысл его существования… Но давай вернемся к основе всех метаморфоз – Небу и Земле. Их взаимоотношения феноменально улавливали древние даосские художники. Они проникали в самое нутро природы. Передавали ощущение сути, а не видимости. Ты когда-нибудь видел китайский свиток с классическим пейзажем?
– Конечно, – пожал я плечами. – У меня даже дома такой висит.
– Что, все время развернутый висит? – воскликнул Учитель, и лицо его снова исказила гримаса комического ужаса.
– Ну да, – осторожно подтвердил я. – Что-то не так?
– Ты – убийца искусства! – сокрушенно качая головой, поставил мне диагноз Ван Хунцзюнь. – Свиток никогда не должен висеть постоянно открытым! Смотри и учись, как с ним нужно обращаться.
Он что-то тихо сказал Сун Лимин. Та вскочила на ноги и подошла к стене, где висело свернутое в рулон изображение. Китаянка принялась медленно раскручивать свиток, и постепенно, сверху вниз, стали появляться изображения. Сначала небо, на небе – иероглифы. Потом – вершина горы, еще ниже – водопад среди скал. Вода разбивалась о камни у подножия горы и, умиротворенная, стекала в реку. В самом низу была земля, на ней – дерево.
Пока Сун Лимин развертывала изображение, Учитель поглаживал рукой бороду и с отрешенной улыбкой следил за тем, как появляется пейзаж. Потом он кивнул помощнице, и та снова села за стол – переводить наш диалог.
– Вот небо, и небо есть свет, – нараспев произнес Ван Хунцзюнь, созерцая ландшафт на свитке. – И вот земля, земля есть тьма. Мир – это соединение неба и земли, света и тьмы, тверди и текучести. Мир – это взаимодействие динамики и статики, воды и горы. Взаимоотношения воды и горы исчерпывают разнообразие мира, до конца объясняют его устройство: не существует движения без покоя, и не существует покоя без движения. Вода – это всегда символ жизни. Тогда что же такое камень?.. Я тебя спрашиваю, юноша: что такое камень?
– Раз вода – символ жизни, то вывод напрашивается сам собой, – ответил я не без иронии. – Камень – это символ смерти.
– Иного ответа я от тебя и не ожидал, – с грустным вздохом сказал Учитель. – Разумеется, ты еще очень глуп и ничего не понял из того, что я сегодня рассказывал. Повторяю, смерти не существует, иначе прекратился бы процесс превращения одной формы в другую. Иными словами, перестал бы существовать мир. Как до тебя не дойдет такая простая истина?! Я тебя еще раз спрашиваю: что такое камень?
– Ну, раз вы говорите, что смерти не существует, – сказал я, задетый не очень лестным мнением Учителя о моих умственных способностях, – то я скажу так: камень – это просто иная форма жизни. Или так: камень – это бывшая жизнь!
– Абсолютно верно! – торжествующе воскликнул Ван Хунцзюнь и вскочил на ноги. – Камень – это бывшая жизнь! И то, что ты принимаешь за смерть, на самом деле – бывшая жизнью окаменелость! Ведь что такое гора, горная порода, как не окаменевшая морская жизнь: ракушки, кораллы, водоросли? Камень – это жизнь, из которой ушла вода. Поэтому китайские художники на своих ландшафтах вместе с камнем всегда изображают водопад! Тебе это понятно?
– Конечно, понятно, – широко улыбаясь, сказал я. Мне было приятно реабилитировать себя в глазах Учителя – возможно, он уже не считал меня безнадежно тупым. Хотя, по правде говоря, мой ответ был не более чем пресловутым «пальцем в небо». – Хорошо все-таки осознавать, что смерти, оказывается, не существует.
Ван Хунцзюнь подошел к свитку и начал его неторопливо сворачивать.
– После созерцания пейзажа свиток необходимо опять закрыть, – сказал он. – Смотри: сначала исчезает дерево, земля, потом река, камни, водопад, скала, вершина горы, а последними скрываются иероглифы и небо. Скажи мне, юноша: куда все делось?
– Наверное, в Пустоту? – не очень уверенно сказал я, пытаясь припомнить основы даосской философии.
– Наверное, в Пустоту, – подтвердил Учитель, глядя на меня насмешливо прищуренными глазами. – А что это за Пустота?
– Ну, Пустота – это и есть Дао. Абсолютное Ничто, которое содержит в себе абсолютно все. Правильно?
– Правильно, – сказал Ван Хунцзюнь, и по еле уловимому дрожанию кожи вокруг глаз и рта я понял, что он едва удерживается от смеха. – А теперь слушай практическое задание. Сейчас ты пойдешь в деревню и найдешь деньги. Просто будешь гулять по улицам, насвистывать и найдешь деньги – неважно, монету или купюру. И принесешь их мне.
– А можно я вам просто дам свои деньги? – смущенно поинтересовался я. Я подумал, что Учитель намекает об оплате, раз я сам не догадался завести об этом речь.
– И в чем же тогда смысл нашей беседы? – изображая удивление, сказал Ван Хунцзюнь. – Мне нужно, чтобы ты не просто бубнил под нос об Абсолютно Содержательной Пустоте, а на деле убедился в верности этих слов. Если ты искренне поверишь, что Пустота действительно содержит все, тебе не составит труда найти хотя бы один мао19. Чем крепче ты в это поверишь, тем скорее увидишь результат. Доверие к миру – основное условие развития алхимического сознания. Люди, утверждающие, что могут превращать воздух в деньги – не вруны, а алхимики. Они знают, что Пустота – это величайшая сокровищница, и она откликается на доверие. Доверься миру – и он одарит тебя всем, что только пожелаешь. Я все сказал. Теперь иди и без денег не возвращайся. И не вздумай меня обманывать: это еще никому не удавалось. Zai jian! 20
С этими словами Учитель невозмутимо вышел из комнаты, а я в замешательстве уставился на Сун Лимин.
– Что смотришь? – сказала она. – Пошли
