вдруг она словно… в нее словно вселился злой дух. Не знаю, как это сказать… на несколько секунд она как будто превратилась в дикое животное – ягуара или пантеру, набросилась на меня и расцарапала обе руки. Смотри!
– Ого! – присвистнула китаянка, бегло взглянув на следы, оставленные Сяочжу. – Как бритвами полоснула, царапины вон какие глубокие! Удивительно, что крови совсем нет. Больно?
– Больно, – кивнул я. – Может, дезинфицировать чем-нибудь надо?
– Хорошо, – согласилась Сун Лимин. – Сейчас вернемся к нам, и я обработаю. Только помоги донести бедняжку до дома – они живут совсем рядом, в соседнем переулке.
Я кивнул и бережно поднял Сяочжу на руки, стараясь не морщиться: поврежденная кожа сильно саднила. По дороге Сун Лимин долго молчала, озабоченно глядя перед собой, а потом спросила:
– Ты что-нибудь говорил ей перед тем, как… перед тем как в нее «вселился злой дух»?
– Вроде что-то говорил, – ответил я, пожав плечами. – Кажется, твою вчерашнюю фразу: «Я люблю тебя, китайская девушка».
Несмотря на весь драматизм ситуации, Сун Лимин прыснула от смеха.
– Ты ходячее недоразумение, – сказала она, глядя на меня смеющимися глазами. – Обычно дамы иначе реагируют на такие слова.
– Ну очень смешно, – пробурчал я и обиженно шмыгнул носом…
***
Дома Сун Лимин тщательно промыла мои царапины водой, нанесла на них холодящую мазь и заклеила длинными полосами пластыря. Со словами «Ну вот и все, жить будешь долго и счастливо!» она ободряюще похлопала меня по плечу и отправила выполнять задание Ван Хунцзюня. Мы расстались у ворот дома и пошли в разные стороны.
Я в очередной раз окунулся в неизвестность: что, спрашивается, нужно делать и куда идти, чтобы ни с того ни с сего найти на дороге деньги? Попытался вспомнить, как это происходило на родине: иногда мне удавалось подобрать с земли монеты в десять или пятьдесят копеек, а если фортуна улыбалась, то и рубль, и пять, и даже десять. Бывало это, конечно, крайне редко, и всегда неожиданно: почему-то я бросал взгляд под ноги, а там – продукция Монетного двора! Воодушевленный находкой, я начинал упорно «выслеживать» деньги. Несколько дней подряд бродил с опущенной головой в надежде отыскать кошелек, набитый долларами или хотя бы рублями. Как правило, в эти периоды усиленных поисков исчезали даже презираемые всеми копеечные монеты. В конце концов, я пришел к выводу, что в этом деле важны случайность и эффект неожиданности, а целенаправленная охота на «деньги с неба» ни к чему не приведет. Только как мне сейчас забыть, что я ищу деньги, если именно они – цель моих блужданий по деревне? Решил: буду просто ходить и восхищаться здешними красотами, а там будь что будет.
Я вышел на улицу, где жил Учитель, и принялся изучать деревянные картины и кирпичные орнаменты на фасадах домов. При этом старательно гнал мысли о деньгах и с презрением отводил взгляд от земли: дескать, мне вовсе не интересно, лежат там предназначенные для меня юани или нет. Вдоволь налюбовавшись резными панно с изображениями музыкантов, писцов и слуг, я заскучал и пошел по руслу длинного ручья, гадая, куда он выведет.
Ручей привел в короткий переулок с полуразрушенными зданиями, когда-то красивыми, а теперь почерневшими от древности и заросшими сорной травой. Разглядывая все еще впечатляющие черепичные крыши, я, разумеется, не удерживался и то и дело бросал взгляд под ноги: а вдруг между щербатыми плитами притаилась монетка? Опомнившись, ругал себя за слабость и подавлял алчные мысли созерцанием синих далей.
За первым же поворотом переулок вдруг развернулся, как свиток, и превратился в большую площадь с высокими домами, открытыми магазинами и художественными лавками. Здесь было множество людей и царило оживление. Я понял, что попал в самый центр деревенской жизни, которая до этого мне представлялась не иначе как заколдованным сонным царством. В дверях лавчонок стояли торговки – они продавали лепешки, жареные утиные ножки, пахучие чаи и зелень, лежавшую грудами на земле. Тучный парикмахер скучал перед своей цирюльней: он сидел в шезлонге под зонтом и щелкал огромными ножницами, пытаясь привлечь внимание возможных клиентов. От здания к зданию бодро передвигались туристы с тяжелыми фотоаппаратами на шее. Они на секунду заглядывали в магазины и внутренние дворики, кратко обменивались впечатлениями и шагали дальше. Из дверей ресторанов доносились соблазнительные ароматы, и я подумал, что было бы неплохо подкрепиться.
Мысли о еде естественным образом отвлекли меня от поставленной задачи – я принялся слоняться по площади в поисках какой-нибудь экзотической вкуснятины. Несмотря на обилие съестного, уличная снедь не сильно радовала глаз. Висевшие под навесом птичьи окорочка казались слишком сухими. Мясные пельмени в кипящем бульоне выглядели более привлекательно, но есть их на жаре совсем не хотелось. Яйца с побитой скорлупой, плававшие в коричневой жиже, вызвали у меня физическое отвращение – я бы не притронулся к ним даже под угрозой голодной смерти. Так я переходил от одной лавки к другой, но почему-то ничто не способствовало пробуждению аппетита.
А потом я неожиданно наткнулся на лоток мороженщика, и душа моя возликовала: вот, вот что мне сейчас действительно нужно! На радостях я купил целых полкило фисташкового десерта и в предвкушении гастрономического наслаждения присел на каменный бордюр у фонтана.
Заметив, что у меня развязался шнурок, я поставил стакан с мороженым на бордюр и только нагнулся к башмаку, как вдруг ко мне подбежал какой-то сорванец, на ходу подхватил мое лакомство и что есть духу понесся через площадь.
Я знаю, любой просветленный человек, не привязанный к удовольствиям материального мира, на моем месте крикнул бы этому хрену вдогонку: «Дорогой мальчик, я с радостью дарю тебе мороженое, кушай на здоровье!» Но, наверное, в ту минуту на меня снизошло затмение, потому что я, как полоумный, заорал: «Стой, сука китайская! Верни стакан!»
Малолетний преступник, вероятно, не понимал разговорного русского языка, потому что продолжал стремительно удаляться от меня. Так и не завязав шнурок, я вскочил и понесся за ним, подгоняемый внезапно вспыхнувшей злобой. Во мне бурлило желание не просто отобрать у него мороженое, но и жестоко наказать за оскорбление: больно ударить, повалить на землю, пинать до синевы, разорвать, убить! (Удивительно, как быстро цивилизованный человек может превращаться в зверя и как мало порой для этого нужно.)
Воришка нырнул в один из арочных проходов. Через несколько секунд я тоже вбежал в арку – за ней начиналась пустынная улица. Я увидел, как пацан мелькнул за поворотом, и понесся следом, но тут мой шнурок предательски застрял между плитами, и я с размаху полетел на землю. Чудом успел поднести руки к лицу и лишь благодаря этому не расшиб голову о неровные камни.
«Везет же мне сегодня с детишками, –
