- Тебе обязательно нужно работать?
- Няня, - ответила она. - Маман сегодня работает. - Она быстро и крепко поцеловала его, прежде чем соскользнуть с кровати. Она обула сандалии и перевязала волосы лентой. - Но я могу вернуться завтра ночью.
- Тебе стоит, - ответил он. - Я буду здесь.
- Как долго? - спросила она.
- Не знаю, - ответил он. - Пока они не вышвырнут меня с острова.
- Это Гаити. Если ты тратишь здесь деньги, то можешь остаться навсегда.
- Может быть, я так и сделаю. - Его деньги еще не скоро закончатся. И мысль о том, чтобы вернуться в Нью-Йорк сейчас, зимой, где дома его никто не ждет, кроме священника с разбитым сердцем?
- Хорошо. Я никогда раньше не трахалась с белым мужчиной.
- Поэтому ты пошла со мной?
- Wi, - ответила она и подмигнула.
Кингсли рассмеялся.
- Я чувствую себя таким использованным.
- Хочешь, чтобы я вернулась и использовала тебя еще раз?
- Почему бы и нет? - спросил он.
- Не знаю. - Она с прищуром смотрела на него. - Ночью во сне ты говорил о другой девушке.
- Да? О ком же? - Насколько ему было известно, Кингсли уже много лет не разговаривал во сне. С того самого года, как он переехал на Манхэттен и все еще не оправился от огнестрельного ранения.
- Ты так и не назвал ее имени. Это была "она". Кто она?
- Должно быть, мне что-то снилось. Я знаю многих девушек. У них у всех есть имена.
Сабатина улыбнулась.
- Может быть, я снова воспользуюсь тобой сегодня вечером. Приходи в клуб, если хочешь. Я буду твоей парой в День Святого Валентина.
- Сегодня День Святого Валентина?
- Ты не знал?
- Я даже не помню, какой сегодня год.
Смеясь, она наклонилась и поцеловала его еще раз.
- 2004. День Святого Валентина. А сейчас мне нужно домой, пока маман не убила меня.
- Ты живешь с родителями? - спросил Кингсли.
Она кивнула и наклонилась завязать ремешки на сандалиях.
- Сколько тебе лет? - спросил он.
- Восемнадцать, - ответила она и выпрямилась.
Живот Кингсли несколько раз перевернулся. Восемнадцать? Ей было всего восемнадцать? Его последней девушке было двадцать семь. Где-то в глубине души его совесть напомнила о своем существовании.
- У меня есть правило. Я не трахаю женщин моложе двадцати пяти.
- Тогда ты нарушил свое правило. - Она снова рассмеялась. - Все хорошо. Мне нравятся мужчины постарше.
Она провела рукой по его волосам и после еще одного поцелуя, на который он не ответил, ушла.
Где-то у него были часы, но он не стал их проверять. Все, что он сделал, это схватил полотенце, обернул его вокруг талии и пошел к океану. Должно быть было рано. Было похоже на то. Но температура уже была около 26 градусов. На его участке пляжа еще никого не было, поэтому он сбросил полотенце и нырнул голым в прозрачную воду. Он проплыл ярдов сто, после чего лег на спину. Когда в последний раз он принимал настоящую ванну или душ? Он не помнил. Кому нужна фарфоровая ванная, когда в пятидесяти футах от двери находится океан?
Пока он плавал под утренним солнцем, то пытался забыть, как прошлой ночью трахнул девушку на двадцать один год младше его. Двадцать один год. Он был достаточно взрослым, чтобы быть отцом и даже больше того. Но опять же, он потерял девственность в двенадцать или тринадцать... двенадцать может быть. Тринадцать? Сколько бы ни было, по этой математике он не мог трахать кого угодно младше себя на тринадцать лет. Это был возраст Элли... двадцать шесть. На минуту он позволил себе подумать о ней, чего уже несколько месяцев старался избегать. Где она осела? Сдалась ли она и вернулась к Сорену? Он сомневался. Раз в неделю он звонил в свой офис и говорил с Каллиопой. Никаких новостей от нее. В доме было тихо. В городе было тихо. Собаки были довольны и его клубы процветали в руках его способных менеджеров. Все скучали по нему, говорила Каллиопа. Но он никому не был нужен.
И никто в доме не видел и не слышал ни Элли, ни Сорена с тех пор, как Кингсли покинул страну в июне. Или они ворковали в постели Сорена, восполняя все то, что произошло между ними, или она все еще отсутствовала, а он все еще искал. Кингсли отказывался признать, что ему не все равно, какой это был из вариантов. Его роль в их семейной драме была исполнена. Они были взрослыми людьми. Они не нуждались в его присутствии, чтобы решать свои проблемы за них.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Все же...
Тем не менее...
Он не мог перестать гадать.
Он нехотя поплыл к берегу и схватил с песка полотенце. Он не вытирался. В такую жару нет нужды. К тому времени, как он доберется до своей пляжной хижины, он почти высохнет. Вернувшись в дом, он выпил бутылку воды и натянул рваные брюки цвета хаки и белую рубашку. Он даже не потрудился застегнуть ее. Он надел темные очки и вышел обратно в жаркий день в поисках еды, алкоголя и всего остального, что могло бы помочь ему пережить этот день.
Хижина на другом участке пляжа в полумиле отсюда продавала посетителям рыбу и фрукты. Может быть, он там и поест. Он мог бы и дальше идти. Впрочем, это не имело значения. Он не собирался голодать. И у него не было расписания. Если бы он был честен с самим собой, то признал бы, что ему скучно. Скучно в раю. Но после пяти недель сна на пляже, купания на пляже, прогулок по пляжу, еды на пляже, секса на пляже... он бы убил за вид небоскреба, особняка или телевизора, транслирующего французский футбольный матч. Он понятия не имел, как дела у "Les Bleus" в этом сезоне. Пока они бьют Данию, он может спокойно спать по ночам. Когда он позвонит домой в следующий раз, он попросит Каллиопу проверить счет. Даже в раю у мужчин были потребности.
Кингсли повернул за угол и почувствовал аромат жареной рыбы. Вместо того чтобы пробудить аппетит, это заставило его желудок сжаться. После количества выпитого прошлой ночью, он еще не был готов к твердой пище. Может через час или два он поест. А пока он будет бродить, не заботясь о том, куда его несут ноги.
Он очень быстро начал беспокоиться о том, куда несут его ноги, когда понял, что они привели его в сильно загруженный туристами район. Он был бы счастлив провести все свое время на Гаити, не встречая ни одного белого американца. До сих пор он довольно хорошо держался подальше от счастливых семей и/или бизнесменов, пытающихся найти новый способ использовать красоту и ресурсы Гаити. Тем не менее, везде, куда бы он ни посмотрел, он видел белые лица, щурящиеся за модными солнцезащитными очками, девочек-подростков в крошечных бикини, мальчиков, строящих и разрушающих песочные замки друг у друга, скучающих матерей и скучающих отцов, пытающихся притвориться, что они не раздражены своими детьми, прерывавших их чтение или сон.
Как люди жили так скучно, настолько скучно, что не хотелось убить себя? Никогда не быть скучным - единственная заповедь, которой следовал он. А остальные заповеди он рассматривал как предложения.
Ему не хотелось признавать, что, возможно, если он останется здесь, на Гаити, ему тоже станет скучно. Переспать по ошибке с восемнадцатилетней девушкой было единственным нескучным занятием за последние недели.
Скучный и скучно. Каждый день он делал одно и то же, ходил по одним и тем же тропинкам, видел одни и те же лица – плюс - минус несколько незначительных вариаций. Он не доставлял никаких неприятностей, не затевал никаких драк, не шантажировал политиков и занимался только самыми незначительными и не слишком впечатляющими сексуальными делами. Если события в скором времени не станут более интересными, ему придется вернуться на Манхэттен, чтобы найти причину не пустить в голову пулю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Хорошо, что он не взял с собой пистолет.
Несколько женщин и еще больше девочек-подростков бросали на него оценивающие взгляды, пока он пробирался через их шезлонги и пляжные стулья. Он замечал их хищные взгляды, их понимающие улыбки друг другу. Американские женщины в чужих странах были более прожорливы, чем стая акул в безумном кормлении. Неужели они не могут отдохнуть в пригороде, откуда приехали? Он взглянул на их спутников и закатил глаза за солнцезащитными очками. Неудивительно, что они пялились на него. Им действительно стоило оставить дома ненужный багаж.
