сказал:
– Пойдем отсюда, я помогу тебе найти туфлю.
– Вот-вот, пошли отсюда, поможем Элли найти туфлю, – откликнулись хором другие девушки из интерната.
– Я выходила из часовни, и кто-то наступил мне на ногу, – объяснила Элли. – Я не видела, кто это, поэтому просто решила плюнуть.
– Терпеть не могу, когда мне наступают на ноги, – сообщил Джек девушкам.
– В самом деле, это ведь так грубо! – согласились они.
– Да, так поступают только полные говнюки, – сказал Джек.
Видимо, слово «говнюк» сыграло свою роль – Морин Яп повернулась и ушла.
Джек с девушками вышел в коридор и довел их до часовни, ища повсюду потерянную туфлю и одновременно подписывая Эммины книги.
– Я сто лет не тусовался с девчонками из интерната, – сказал он, – а много лет назад компания вроде вас затащила меня в общежитие!
– Сколько тебе было лет? – спросила Джека девушка, похожая на Джинни Джарвис.
– Девять или десять, около того.
– А сколько лет было девчонкам из общаги?
– Наверное, сколько вам.
– Больные! Психопатки! Извращенки! – сказала Элли.
– Но ведь ничего же не было? – спросила Джека другая девушка.
– Нет, ничего не было, я только помню, что страшно перепугался.
– Конечно, ты был совсем маленький мальчик, еще бы ты не перепугался, – сказала еще одна девушка.
– Вот она, моя чертова туфля, – сказала Элли; та валялась у стены в коридоре.
– Как вы будете делать фильм из «Глотателя»? – спросила четвертая спутница.
– Это же непросто, там столько неприличного, – сказала пятая.
– Фильм получится куда менее откровенным, чем роман, – объяснил Джек. – Например, слова «пенис» вы с экрана не услышите.
– А слово «влагалище»? – спросила шестая.
– И его тоже не будет.
– Почему она не пошла к врачу? – спросила Элли.
Джек, разумеется, понимал, что речь идет о Мишель Махер, героине романа, но подумал все равно об Эмме.
– Не знаю, – ответил он.
– Наверное, Элли, тут какие-то психологические причины, – сказала седьмая девушка, – это же тебе не аппендицит какой.
Все девушки, и Элли вместе с ними, согласно закивали. Они были весьма разумные – в сердце своем еще дети, но во всем остальном куда взрослее, чем была в их возрасте Эмма, не говоря уже о Джинни Джарвис, Пенни Гамильтон, Шарлотте Барфорд и Венди Холтон. Джек задумался, что в нем было такого необычного, странного, что все эти девицы постарше и глазом не моргнули, подвергая его надругательствам. С какой стати они подумали, что с Джеком можно так обращаться?
Вот эти девушки маленького мальчика и пальцем бы не тронули. С ними Джек снова ощутил себя десятилетним мальчишкой – только на этот раз ему не было страшно, он чувствовал себя в полной безопасности. Ему было так легко с ними, что он без всякого смущения сказал:
– Вот что, мне пописать надо.
Так бы и сказал настоящий четвероклассник.
Девушки ничуть не удивились и сразу вызвались помочь.
– Помнишь, где мужской туалет? – спросила Элли.
– Он до сих пор у нас только один, – сказала ее подруга.
– Пойдем, я покажу тебе, – сказала Элли Джеку и взяла его за руку.
Точно так она взяла бы за руку настоящего мальчика девяти-десяти лет, и, поняв это, Джек почему-то едва не вскрикнул от боли.
Это все я, я сам виноват, подумал он. Эти девочки, из тех, что постарше, смели издеваться надо мной потому, что заметили во мне нечто противоестественное, странное. Джек окончательно убедился – это он не такой, как все, это он ненормальный, а не его насильницы.
Джек отнял руку. Он не хотел, чтобы Элли и ее подруги – здоровые, нормальные девушки – видели, как он плачет. Он знал, тронь его сейчас – и он зарыдает, как умеют рыдать только маленькие мальчики, без тени стыда. Стыдно ему было от другого – от чего-то неведомого, заключенного в нем, в Джеке, от того, что настоящая Мишель Махер называла «чересчур странным».
– Ну что вы, я сам найду, – сказал Джек, усмехнулся, как настоящий актер, и добавил: – Думаю, если понадобится, то, даже лежа в хладной могиле, я смогу встать и найти дорогу туда.
Получалось, его поход в мужской туалет – героическое предприятие, связанное со смертельными опасностями, которое надлежит совершить лишь в одиночку, зная, что можешь не вернуться живым.
Через пару минут Джек заблудился; коридор показался ему незнакомым, наверное, стены перекрасили, подумал он. В лестничных пролетах, похоже, поселились призраки – миссис Макквот, она же совесть Джека, давно его покинувшая, и даже Эмма, навечно обидевшаяся на него за неприличную краткость молитвы. Голоса девушек из общежития не последовали за ним; Джек был совсем один, – по крайней мере, так ему казалось.
Впереди, за поворотом, располагалась столовая, в этот час объятая тьмой и закрытая на замок. Но кто это там вышел из тьмы, фигура пожилого человека, нет, пожилой женщины. Точно, дама в летах, никакой не призрак, слишком крепко сбита для бестелесного духа. А-а, уборщица, ну конечно. Постой-ка, а зачем это уборщице приходить в школу Святой Хильды в воскресенье, да и где ее швабра с ведром?
– Джек, милый мой, мой маленький! – воскликнула миссис Машаду.
Увидеть ее сейчас, понять, что это в самом деле она, – о, это произвело такой же эффект, как тот судьбоносный удар в пах, нанесенный много лет назад. Джек словно окаменел, не смел с места сойти – что там, не мог даже вдохнуть.
Он понял недавно, что Лесли Оустлер всегда имела над ним власть и всегда будет иметь. Джек много раз пытался стереть миссис Машаду из памяти, прилагал сознательные и неосознанные усилия, но, как оказалось, тщетно – он так и не победил ее, это удалось лишь Эмме. Миссис Машаду тоже сохранила над ним свою власть –
