представительность была налицо. Явная. Так что вернувшийся через пару часов Паша Коридов увидел на столе открытую банку икры — привезенный гость был одобрен хозяйкой. Под это дело он попытался было намекнуть насчет баньки попариться — баня была во дворе, — но встретил довольно сдержанную улыбку хозяйки. И Федя запротестовал: мол, и так столько беспокойства доставили.
— Да, это ж надо заранее, — тотчас поддержала Федю Калерия Тихоновна.
На обратном пути Паша, не дожидаясь вопросов, сам заговорил о Лерочке. Он как-то сразу взял быка за рога и начал со слов:
— Видишь, я тебе прямо и откровенно… Это нормальная, хорошая баба. (И ведь не убоялся этого слова!) Была замужем… Вышла о ч е н ь рано за полковника, героя, который боготворил ее…
Паша заговорил с этаким шармом, как бы совсем не идеализируя, но в то же время отдавая должное.
— Она работает или как? — спросил осторожный Федя.
— По-моему, она что-то получает за мужа… Но вообще она довольно нужное лицо в городе, — отвечал Паша и, заинтриговав приятеля, сообщил, что Калерия Тихоновна — старший администратор-распорядитель Управления театральных касс. — Ты ж сам понимаешь, при том ажиотаже, который подымается вокруг спектаклей, весь город в ее руках, — добавил Паша.
— Это бесспорно, — согласился всегда реально мысливший Федя и задумался.
— У нее такая квартира…
Но у Феди уже имелся городской телефон Калерии Тихоновны. Глупо о чем-то думать, но отчего же не встретиться, не поддержать контакты, полезные в любом случае? И, солидно выждав пару деньков, Федя позвонил ей вечером. «А я сумерничаю», — услышал он мягкий голос. Он поехал. Она была одна, стол был накрыт, и Федю поразила сервировка. Он чувствовал серьезность обстановки — не опережал событий и ушел ровно в одиннадцать, почти уже увлеченный ею.
Калерия Тихоновна, женщина опытная, с первого же знакомства поняла, что нужно этому полагающему, что он очень молодой, человеку: ему нужно диктовать. Не благородничать, не играть в ненужную женскую растерянность, а четко, уверенно и убедительным голосом диктовать. Это надо уметь. Не быть навязчивой, не раздражаться, а главное, знать, что именно диктовать.
И вскоре уже Федя изрекал Паше истины, что «мы уже старые», что в его годы думать, чтобы заводить молодую жену, смешно, а главное — не нужно. Всему свое время. И вообще во всем нужна солидность, основательность… Когда развивающийся роман получил свое логическое завершение, Федя уже ходил по струнке. Конечно, бродя по коридорам большой, богатой ее квартиры, беседуя с будущим пасынком — молодым, недавно вышедшим из училища офицером, Федя иногда сомневался. Но постепенно в самой психологии его происходили сдвиги, имевшие необратимый характер. Он первый заговорил о необходимости оформить их отношения законным образом. Пасынку с семьей Федя отдал свою однокомнатную, а сам переехал к ней. Паша стал домашним человеком у Атариновых. Единственно, чего Федя не смог освоить, это полковничьей «Волги», он терялся за рулем, и машину обычно вела Калерия.
31
К этому периоду наивысшего процветания Феди и относится его последняя встреча с Хрусталевым.
— Собирается небольшой мальчишник. Калерия в Карловых, лечится. Приходи! Приходи с Мариной, если хочешь, но женщин не будет, — сказал Федя однажды.
— Я не знаю, смогу ли…
— А что за дело? Заходи ненадолго хоть. Давай! Ну что, ей-богу!
Внимательный анализ последующих событий показывает, что Федя не имел никаких хитрых замыслов, приглашая к себе Игоря. Все было значительно проще, чем можно предположить. Прикидывая состав приглашенных, он заметил, что придут все новые люди и никого из старых. Он даже хотел вместе с Игорем пригласить Лену Арцруни, но потом решил, что могут неверно понять; между тем к Феде обещал заехать один из заместителей директора, человек во ВНИИЗе новый и перспективный, некто Борис Борисович… Да что там искать-то: Феде просто хотелось видеть Игоря в своей новой квартире — отчего же отказывать себе в таком желании? Зачем усложнять жизнь? Может же человек скромно отметить хоть и не круглую дату, но все-таки сорок пять и пригласить к себе товарища юности? Федя вообще не искал сейчас обострений и был бы не против, если б Паша и Игорь искренне подружились.
Правда, теперь Паша несколько отошел на второй план; Федя был увлечен новой дружбой — с Борисом Борисовичем. «Борис Борисыч сказал…», «Зайдите к Борис Борисычу, он решит…» — постоянно повторял Федя, создавая популярность новому заместителю директора; он как бы вводил его в коллектив ВНИИЗа. Со своей стороны и Борис Борисович… Ну, словом, отношения их вылились в хорошие, перспективные контакты, полезные для обеих сторон. На правах приятеля Федя запросто заходил к Борису Борисовичу и говорил: «Как ты думаешь, Боря?» — и излагал проблему. Но странно, что, когда однажды Хрусталев по какому-то делу зашел к Феде и у него сидел Борис Борисович, Атаринов быстро решил вопрос, но не познакомил Игоря с новым товарищем. Хотя очень логично было представить Хрусталева, этого даже требовала вежливость! Нет. Он не хотел делиться своим влиянием или представлять Хрусталева, потому что за представлением должно было последовать разъяснение — что к чему… Зачем? Это нужно для него? Нет. Другое дело — Павел. Его Федя представил Борису Борисовичу, шутливо добавив, что это самый информированный человек.
Так Федя постепенно усваивал школу делового человека, оставаясь при этом милым и общительным. Он и в самом деле не хотел никому зла, в том числе и Хрусталеву. Одно тревожило его — скрытая сдержанность к нему большинства членов ученого совета, которую он не мог не чувствовать. Это и раздражало и настораживало его… Вот если б он стал заместителем директора, то его были б вынуждены признать… Это уже тот уровень, который… да, на одном уровне с Шашечкиным. Сейчас пока еще рано, но следующая вакансия зама твердо его.
А Хрусталев все еще сомневался; временами ему казалось, что что-то разъяснится, как досадное недоразумение, что-то уладится и все пойдет по-прежнему.
Марина решительно не советовала мужу идти к Атаринову. И вначале Хрусталев решил не
