В дальнейшем, уже в Северной Америке, «тарарах», не будучи понято, превратилось в «прах», он же «пепел».[61] Но никакого пепла в ту годину в Лондоне не было – только неукротимое чихание перед смертью.
1666 год
Первая сентябрьская ночь была безмятежна. Сэр Джулиус мирно спал в своем большом доме за Сент-Мэри ле Боу. Лето выдалось долгое и славное, и семья только неделю как вернулась из Боктона. Предстояло воскресенье. Около полуночи он ненадолго проснулся и подошел к окну. Воздух освежал, с востока чуть тянуло холодком. Он сделал несколько глубоких вдохов и вернулся в постель.
Где-то в час ночи он снова поднялся. Выглянул из окна. Что за звук? Слабый, донесшийся от Лондонского моста. Двор был похож на темный колодец. Высились остроконечные крыши, чуть тронутые звездным светом. Он прислушался, но через пару минут решил, что ему померещилось, заново лег и уснул.
Было почти четыре утра, когда его разбудила жена. На этот раз сомнения отпали. Над крышами слева возникло слабое свечение. Где-то у моста в небо вздымались языки пламени и пепел. Пожалуй, довольно далеко отсюда.
– Но я все же пойду взгляну, – сказал сэр Джулиус.
Одевшись на скорую руку, он вышел из дому.
Пожар, но не очень большой. Он начался вскоре после полуночи в пекарне на улочке Паддинг-лейн, тянувшейся от Ист-Чипа. Слуга, который ударился в панику и взобрался на крышу, очутился в ловушке и сгорел заживо. Огонь распространился на десяток скучковавшихся домишек, но сэр Дукет видывал и пламя пострашнее. Люди заливали огонь из ведер, не слишком уверенные в успехе. На обратном пути Джулиус повстречал мэра.
– Выдернули меня, – раздраженно посетовал мэр.
– Большой беды вроде нет, – откликнулся Джулиус.
– Любая баба потушит – присядет да напрудит, – буркнул мэр и потопал прочь.
Этот грубый и знаменитый вердикт не попал бы в анналы, а пожар на Паддинг-лейн был бы совершенно забыт, не вмешайся еще одно обстоятельство, тогда неучтенное.
Ветер усиливался. Ко времени, когда Джулиус благополучно вернулся в постель, задувало уже бодро. Едва он заснул, обнимая рукой жену, ветер увлек уголья и искры на соседнюю улицу, которая вела прямо к Лондонскому мосту. На рассвете занялась церковь Святого Магнуса. Вскоре огонь добрался до моста. К середине утра он угрожал береговым складам.
Когда Джулиус вышел снова и занял выгодную позицию у вершины Корнхилла, ему открылся сильнейший огненный вихрь, пожиравший в начале моста все подряд. По его оценке, пламя объяло сотни три домов, стоявших впритык. Теперь весь Сити полнился ревом и треском. Завороженный этим зрелищем, сэр Джулиус простоял больше двух часов, после чего спустился с холма и обогнул пожар, подходя настолько близко, насколько осмеливался, а потом пошел назад по Уотлинг-стрит. Там он встретил молодого Ричарда Мередита, беседовавшего с джентльменом, которого представил как мистера Пипса. Этот мужчина, видевший, похоже, больше, чем остальные, негодовал.
– Я повидал в Уайтхолле короля и его брата, – говорил он. – Они приказали снести дома, чтобы создать противопожарный разрыв, но городские власти бездействуют – видите ли, боятся, что владельцы потребуют компенсацию!
– А с мэром вы виделись? – спросил Джулиус.
– Пять минут назад. Сначала он чуть не рыдает, а потом твердит, что все должны его слушаться; теперь болтает, что устал и идет обедать. Ничтожество!
– Так что же будет?
– Будет полыхать, – сказал Пипс.
В полдень Обиджойфул велел семейству приготовиться к отъезду. Пожар неуклонно разрастался. От Лондонского моста по Уотлинг-стрит уже какое-то время тянулись повозки с людьми и скарбом.
За последние месяцы Обиджойфул вполне осознал, какая ответственность легла на его плечи. Жизнь на реке и эпидемия чумы несколько подкосили Марту. Нынешней весной он убедил ее жить с ними, и она постоянно напоминала своим присутствием о его долге заменить Гидеона. Он же, обремененный теперь и четырьмя детьми, понял, что обязан принять на себя обязанности главы семейства. Только сожалел, что это происходило не так естественно, как хотелось.
Тем не менее сейчас он действовал решительно. Их согласился приютить товарищ из Шордича. В случае нужды они были бы готовы. И Обиджойфул уже удовлетворенно счел, что исполнил свой долг, когда Марта вдруг заявила:
– Я хочу проверить, все ли в порядке с моей старой подругой миссис Банди.
Обиджойфул немного знал эту набожную женщину и предложил пойти самому.
– Но ты же никогда у нее не бывал, – возразила Марта, и они отправились вместе.
Когда они спустились по Уотлинг-стрит и пересекли Уолбрук, клубы дыма над мостом вздымались на сотни футов. Когда миновали Лондонский камень, Марта указала на улочку справа и с решимостью на лице устремилась вниз по холму прямиком к огню.
Понадобись кому объяснить беспрепятственное разрастание пожара, сцена, где разворачивалось действие, дала бы исчерпывающий ответ. Узкая улица, дерево и штукатурка (приказы строить из кирпича или камня из века в век игнорировались), выступающие верхние этажи, причем каждый следующий выступал дальше нижнего так, что в итоге противоположные здания почти соприкасались. Все это нагромождение многоквартирных домов, двориков и деревянных построек, которые тянулись, проседали и кренились, словно шеренга дружков-выпивох, на деле было не чем иным, как огромной пороховой бочкой. Хуже того, спеша потушить пожар и наполняя ведра, люди пооткрывали деревянные водопроводные трубы, да так и бросили; в конечном счете все цистерны опустели – даже те, что сообщались с новым каналом Миддлтона. Взглянув на улицу, Обиджойфул увидел, что пламя упорно пожирало дом за домом.
Но самым странным ему показалось поведение людей. Если зажиточные граждане бежали, спасая добро, то бедняки, не имевшие ничего, кроме крыши над головой, зачастую прятались дома в надежде, что пожар каким-то чудом уймется и не дойдет до них. Он видел целые семьи, вываливавшиеся со съемных квартир, уже когда занималась крыша.
Многоквартирный дом, который искала Марта, стоял в центре улицы ярдах в пятидесяти от линии огня. Едва они дошли, Обиджойфул предложил пойти с ней, но Марта возразила:
– Я знаю, где она. Присматривай здесь.
И он увидел, как та вошла в прихожую и скрылась наверху.
Подступавший пожар был страшен, но глаз не оторвать. Серо-бурый дым вздымался колоссальной стеной, затмевая все небо. Жар был настолько силен, что пришлось закрыться руками. В воздухе летали искры пополам с угольками. Несколько упало рядом. Обиджойфул видел, как другие оседали на крышах и превращались в костерки. Больше прочего его поражали ужасные звуки – взрывы, треск и нараставший рев пламени, проедавшего себе путь от здания к зданию. Вот до него осталось всего тридцать ярдов. Но где же Марта? Она ведь не станет задерживаться, даже если миссис Банди внутри?
Хлопок! Ревущий язык пламени, простреливший дом, застал его врасплох. Волна раскаленного воздуха едва не сбила с ног. Неловко распрямившись, Обиджойфул заметил в отдельных окнах пляшущие огни. Дым начинал куриться из-под крыши. Как это возможно? И тут он неожиданно осознал, что позабыл о задней части домов. Пожар с ревом распространялся оттуда.
Он побежал в прихожую, к лестнице, зовя Марту. Но та, должно быть, за воем пламени не слышала. Где-то наверху затрещал огонь. Дым просачивался из-под половиц. Обиджойфул начал подниматься по лестнице, продолжая звать.
Снова оглушительный треск, шипение – прямо над ним. Одному Богу известно, что там творилось. Он заколебался. Ему было неведомо, в какой части дома находилась Марта. Он развернулся, сбежал вниз и вышел на улицу.
– Марта! – крикнул он. – Марта!
Пламя добралось до ближайших домов. Обиджойфул огляделся, дабы увериться, что ему еще есть куда отступить.
– Марта!
Затем увидел ее. Она показалась в оконце верхнего этажа под самой крышей. Парень отчаянно замахал ей, чтобы она спускалась. Та подала знак, которого он не понял. Угодила в ловушку? Обиджойфул показал, что идет, и устремился внутрь. Через несколько секунд он уже взбегал по лестнице.
Грохот. Наверху что-то рухнуло, должно быть балка. Хлопок. Еще один. Верхние ступеньки скрывались за пеленой дыма. Слева, из задней части здания, донесся громкий треск. В каких-то десяти шагах посыпалась штукатурка. Нужно спешить. Лестница трещала под ногами Обиджойфула. С верхнего этажа выстрелило пламя. Он ахнул, замер. И тут присутствие духа изменило ему. Он не пошел дальше, а повернулся и побежал прочь. Мигом позже Обиджойфул снова смотрел на Марту. Даже показал ей знаком, что по лестнице не пройти. С побледневшим лицом она глядела на него.
– Прыгай! – крикнул он лишь для очистки совести. Она бы наверняка убилась, да и окно было всяко мало. – Марта!
Дым клубился из-под карниза. Кричала ли она? Они стояли и целую минуту смотрели друг на друга, после чего парень увидел, как крыша превратилась в ревущий факел. Посыпались балки, из оконца Марты вырвалось пламя. И он обнаружил, что ее уже не видно.
