Пуаро стоял на краю утеса, глядя на море, бьющееся о скалы. На этом месте были обнаружены тела мужа и жены. Здесь за три недели до этого женщина, ходившая во сне, свалилась с обрыва и разбилась насмерть.
«Почему это произошло?» — спрашивал суперинтендент Гэрроуэй.
Почему? Что к этому привело?
Сперва несчастный случай, а спустя три недели двойное самоубийство. У старых грехов длинные тени. Начало через много лет привело к трагическому концу…
Сегодня здесь должны собраться люди. Юноша и девушка, которые ищут правду, и два человека, которые ее знают.
Повернувшись, Эркюль Пуаро зашагал по узкой тропинке назад к дому, некогда именуемому «Оверклифф».
До него было недалеко. Пуаро видел стоящие у стены автомобили и очертания дома на фоне неба. Дом явно пустовал и нуждался в ремонте. На воротах висела табличка, извещающая, что «недвижимость выставлена на продажу». Слово «Оверклифф» было зачеркнуто, а рядом виднелось новое название: «Даун-Хаус». Пуаро двинулся навстречу направляющимся к нему Дезмонду Бертон-Коксу и Селии Рэвенскрофт.
— У меня есть разрешение агентства по продаже недвижимости на осмотр дома, — сказал Дезмонд. — Я раздобыл ключ на тот случай, если мы захотим войти внутрь. В течение последних пяти лет дом дважды переходил из рук в руки. Но, по-моему, теперь тут не на что смотреть.
— По-моему, тоже, — согласилась Селия. — В конце концов, дом успел переменить нескольких хозяев. Сначала его купила семья Арчер, потом Фоллоуфилд. Но им показалось тут слишком одиноко, и они также его продают. Может, они боятся привидений?
— А ты веришь в дома с привидениями? — спросил Дезмонд.
— В общем, нет, — ответила Селия. — Но, учитывая то, что здесь произошло…
— Здесь обитали не только горе и смерть, но и любовь, — заметил Пуаро.
На дороге остановилось такси.
— Должно быть, это миссис Оливер, — сказала Селия. — Она говорила, что приедет поездом и возьмет такси на станции.
Из такси вышли двое — миссис Оливер и высокая, элегантно одетая женщина. Пуаро не был удивлен, так как ожидал ее прибытия. Он наблюдал за реакцией Селии.
— Ой! — воскликнула девушка, радостно бросаясь к высокой женщине. — Да ведь это Зели! Я понятия не имела, что вы приедете!
— Мсье Эркюль Пуаро просил меня об этом.
— Понимаю, — промолвила Селия. — Но я не… — Она повернулась к стоящему рядом с ней красивому юноше: — Дезмонд, это ты?..
— Да. Я написал мадемуазель Моура — Зели, если я еще могу так ее называть.
— Вы оба всегда можете называть меня так, — сказала Зели. — Мне не очень хотелось приезжать. Я и сейчас не уверена, что это разумно, хотя надеюсь на это.
— Я хочу знать правду, — твердо заявила Селия. — Мы оба этого хотим. Дезмонд подумал, что вы сможете что-нибудь нам сообщить.
— Мсье Пуаро приезжал повидаться со мной, — объяснила Зели. — Он убедил меня прибыть сюда сегодня.
Селия взяла под руку миссис Оливер:
— Я хотела, чтобы вы тоже приехали, так как вы участвовали в этом — обратились к мсье Пуаро и сами многое выяснили.
— Мне рассказали об этом люди, — отозвалась миссис Оливер, — которые, как я думала, могли кое-что помнить. Некоторые из них вспоминали правильно, а некоторые — нет. Конечно, возникла путаница, но мсье Пуаро утверждает, что это не имеет значения.
— Совершенно верно, — кивнул Пуаро. — Важно отличать слухи от подлинных знаний, благодаря которым можно выяснять факты, пусть даже кажущиеся необъяснимыми. То, что вы узнали от меня, мадам, и от людей, именуемых вами «слонами»… — Он улыбнулся.
— Слонами? — удивленно спросила мадемуазель Моура.
— Слоны умеют помнить, — объяснила миссис Оливер. — Это была моя изначальная идея. Некоторые люди также умеют помнить происшедшее много лет назад. Я нашла таких и передала полученные сведения мсье Пуаро, который… ну, если бы он был врачом, то я бы сказала — «поставил диагноз».
— Я составил список того, что казалось мне возможными указателями к правде о происшедшем. Сейчас я прочитаю вам отдельные пункты, чтобы вы могли почувствовать, имеют ли они какое-нибудь значение. Правда, вы, возможно, не сразу проникнете в их смысл…
— Я хочу знать, было ли это самоубийством или убийством, — прервала Селия. — Застрелил ли моих родителей кто-то посторонний по какому-то неизвестному нам мотиву. Иначе мысли об этом никогда не дадут мне покоя.
— Пожалуй, мы останемся здесь, — сказал Пуаро. — Пока что нам незачем входить в дом, где жили другие люди, создав там иную атмосферу. Возможно, мы войдем туда, когда наша следственная комиссия завершит свою работу.
— Следственная комиссия? — переспросил Дезмонд.
— Да, призванная проникнуть в загадку давней трагедии.
Пуаро направился к железным стульям, стоящим под большой магнолией неподалеку от дома. Вынув из портфеля лист бумаги, он обратился к Селии:
— Значит, для вас существует четкий выбор? Самоубийство или убийство?
— То или другое должно быть правдой, — ответила Селия.
— Правдой является и то и другое — причем она не исчерпывается этими двумя словами. Мне кажется, мы имеем дело не только с убийством и самоубийством, но и с тем, что можно назвать казнью, а также трагедией. Трагедией двоих людей, которые любили друг друга и умерли из-за этой любви. Ведь такое случается не только с молодыми влюбленными вроде Ромео и Джульетты.
— Не понимаю, — сказала Селия.
— Да, пока что.
— Но пойму?
— Думаю, что поймете, — отозвался Пуаро. — Я расскажу вам, что, на мой взгляд, произошло в действительности и как я пришел к такому выводу. Прежде всего, мое внимание привлекли вещи, которые обнаружила полиция, но не смогла объяснить. Они казались вполне обычными и, строго говоря, даже не являлись уликами. Среди имущества покойной Маргарет Рэвенскрофт было четыре парика. Четыре, — повторил он и посмотрел на мадемуазель Моура.
— Она не пользовалась париком постоянно, — сказала Зели. — Только во время поездок, когда не успевала привести в порядок прическу или когда надевала вечернее платье.
— Да, — кивнул Пуаро. — Тогда было модно, отправляясь за границу, брать с собой парик или два. Но у нее было четыре парика. Меня заинтересовало почему. Из полицейских источников я узнал, что дело было не в тенденции к облысению — у леди Рэвенскрофт были обычные для ее возраста волосы и в достаточно хорошем состоянии. Позднее ее парикмахер сообщила, что один из париков был с проседью, а другой с маленькими локонами. Последний она носила в день смерти.
— Разве это важно? — спросила Селия. — Она могла надеть любой из них.
— Да, могла. Но я также узнал, что, согласно показаниям экономки, леди Рэвенскрофт носила именно этот парик почти постоянно в течение нескольких последних недель жизни. Казалось, он был ее любимым.
— Не понимаю…
— Поговорка, которую процитировал суперинтендент Гэрроуэй, — «Тот же
