не сознавал, что Минакши родом из бенгальской семьи?
По-видимому, он и впрямь не сознавал этого, так как продолжил:
– Им, наверное, тяжело – правда ведь? – находиться так далеко от дома и не иметь возможности вернуться туда. У них даже паспортов нет – вместо них белые справки, как они это называют, а с ними трудно путешествовать. Они по большей части самоучки – правда, Курилла был в Миддлхэмптоне, а Новак несколько дней назад играл на рояле в клубе.
Кто такие Новак и Курилла, Хареш не считал нужным объяснять, полагая, что их и так все знают. Лате вспомнились его объяснения в сыромятне.
Ощущая себя подлинным «прагаменом», Хареш с гордостью собственника провел гостей по клубу. Он показал им плавательный бассейн, пустой и недавно выкрашенный приятной для глаз голубой краской, детскую купальню, внутренние помещения, пальмы в горшках и столики, за которыми сидели под зонтиками чехи и что-то ели, и наконец необъятных размеров зал. На Аруна, привыкшего к скромной элегантности «Калькуттского клуба», откровенное самодовольство Хареша произвело неприятное впечатление.
После яркого солнца им показалось, что в зале темно. Это было время ланча, и некоторые столики оказались заняты. У дальней стены для них был накрыт длинный стол, составленный из трех квадратных маленьких.
– Зал используется для самых разных мероприятий, – объяснял Хареш, – как столовая, танцзал и кинозал, и даже для собраний. Когда мистер Томин, – тут в голосе Хареша прозвучали благоговейные нотки, – когда мистер Томин приезжал сюда в прошлом году, он говорил прямо с эстрады, где обычно сидит оркестр.
– Потрясающе, – обронил Арун.
– Замечательно, – выдохнула Рупа Мера.
16.14
На госпожу Рупу Меру все производило большое впечатление: плотная белая скатерть и салфетки, набор из нескольких ножей и вилок, красивые фужеры и фаянс, а также три вазочки с душистым горошком.
Как только в зал вошел Хареш со своими гостями, два официанта поставили на их стол хлебницы и три тарелочки с завитушками масла «Анкор». Хлеб был выпечен под наблюдением Кхушванта по чешскому рецепту. Варун очень проголодался и ходил, вяло переставляя ноги. Когда прошло несколько минут, а суп все не появлялся, он взял кусок хлеба. Хлеб оказался настолько вкусным, что он тут же схватил еще один.
– Варун, – пожурила его мать, – не ешь столько хлеба, впереди еще много блюд.
– Угу, ма, – отозвался он с полным ртом, погруженный в свои мысли. Когда ему предложили еще пива, он с радостью накинулся на него.
– Как красиво они украсили стол цветами, – заметила госпожа Рупа Мера.
Конечно, сердце ее было отдано розам, но душистый горошек – бледно-розовый, темно-розовый, белый, розовато-лиловый, фиолетовый, алый, темно-бордовый – тоже был очень симпатичен. Она с удовольствием его понюхала.
Лата подумала, что украшать стол душистым горошком – довольно странная идея.
Арун выступил как знаток хлебопечения и произнес краткую речь о хлебе с тмином, простом ржаном хлебе и хлебе из непросеянной ржаной муки.
– Но если вы спросите мое мнение, – сказал он, хотя никто не собирался его спрашивать, – ничто не сравнится по тонкости вкуса с индийским наном.
«Разве бывает какой-то другой нан, – подумал Хареш, – кроме индийского?»
После супа-пюре со спаржей подали жареную рыбу. Кхушвант владел секретом приготовления многих чешских деликатесов, но из английских блюд готовил только самые простые и распространенные. Овощную запеканку с сыром госпожа Рупа Мера ела не далее как накануне.
– Изумительно, – улыбнулась она Харешу.
– Я не знал, чем угостить вас, ма, – сказал он. – Кхушвант посоветовал мне это блюдо. А на очереди у него приготовлено нечто исключительное, как он говорит.
Госпожа Рупа Мера была готова расплакаться от доброты Хареша и внимательности к ней. В последние дни ей этого очень не хватало. В Санни-Парке было тесно, как в зоопарке, и в результате у Аруна участились вспышки дурного настроения. В их маленький дом набилось слишком много людей; некоторым приходилось спать на матрасах, раскладывавшихся на ночь в гостиной. Чаттерджи предлагали разместить их в Баллигандже, но Савита считала, что Уме и Апарне надо познакомиться друг с другом. К тому же ее обуяло ностальгическое желание воспроизвести семейную атмосферу старых дней в Дарджилинге, где четверо братьев и сестер прекрасно уживались друг с другом и с родителями под одной крышей салон-вагона.
В разговоре затронули и политику. Уже стали поступать сведения о результатах выборов в некоторых штатах. Пран был убежден, что Конгресс одержит полную победу. Арун не стал оспаривать это мнение, высказав свои доводы накануне вечером. К концу рыбной перемены политическая тема исчерпала себя.
Следующее блюдо сопровождалось в основном рассказами Хареша об истории и работе «Праги». Не забыл он упомянуть и тот факт, что Павел Гавел похвалил его за «усердный труд». В Коммунистическую партию Хареш не вступал, но в нем было что-то от жизнерадостного героя труда, стахановца. Он с гордостью сообщил, что, кроме него, в Прагапуре проживает еще только один индиец и что ему удалось повысить производительность до 3000 пар в неделю.
– Я утроил выпуск продукции, – сказал он, горя желанием поделиться своими достижениями. – Главная трудность заключается в пришивании ранта.
Лате вспомнилась экскурсия, проведенная Харешем в сыромятне, и его фраза: «Все остальные процессы – лощение, тиснение, глажение и прочее – на усмотрение производителя». Мысленно она опять увидела отмочные чаны и худых людей в оранжевых резиновых перчатках, которые вытаскивали крюками разбухшие шкуры из темной жидкости. Посмотрев на подрумяненную кожу цыпленка-табака, она подумала, что будет не в силах выйти за Хареша.
В отличие от нее, госпожа Рупа Мера проделала путь в несколько миль в противоположном направлении, чему в первую очередь способствовал восхитительный волован с грибами. Она твердо уверовала не только в то, что Хареш станет идеальным мужем для Латы, но и в то, что Прагапур с его детской площадкой, душистым горошком и прочными стенами будет идеальным местом, чтобы растить внуков.
– Лата говорила, как ей не терпится увидеть вас в этом шикарном новом месте, – сочиняла на ходу госпожа Рупа Мера. – И вот мы побывали здесь, а теперь вы должны первого января прийти к нам на обед в Санни-Парк. – Арун при этом сделал большие глаза, но промолчал. – Обязательно скажите, какие блюда вам нравятся больше всего. Мне повезло, что сегодня не экадаши, иначе я не могла бы есть мучное. Вам лучше прийти днем, чтобы иметь возможность поговорить с Латой. Вы любите крикет?
– Да, – ответил Хареш, пытаясь угнаться за мыслью госпожи Рупы Меры и растерянно потирая лоб. – Но я играю не очень хорошо.
– О, я говорю не об участии в игре. Арун сводит вас утром
