смерти к жизни. В своем «Благословенном мече» Келер воспевал:
«Мировая война преобразует вашу природу, как и весь мир и дух… Приди с мечом, ты для меня Откровение Духа».
В таких пассажах динамики очень мало, здесь думали, прежде всего, о разрушительной силе войны или убытках, которые могли стать необходимой жертвой за великое дело. Лейпцигский профессор Франц Рентофф объявил: «Благослови эту войну, если она приносит нашему народу подъем религиозного настроения и сделает нас непобедимыми!». Ранние немецкие победы, по общему мнению, над превосходящими силами усиливали это чувство божественного благословения[97].
Такие мнения выходят за рамки конфессиональных линий, они замечательны тем, что учитывают неоднозначную позицию, которую имеют католики в объединенной Германии. Немецкоязычные народы в целом были аккуратно поделены между католическим и протестантским населением, но этот баланс не имел никакого значения в Рейхе, который создал Бисмарк к 1870 г. И хотя он сам принадлежал к католическому меньшинству Германия преимущественно была протестантской страной (в Германии в 1914 г. было около 40 миллионов протестантов и 24 миллиона католиков). Немецкие протестанты не скрывали своих подозрений к католической двойной лояльности, и особенно к папе Римскому — главному живому мифологическому параноику, у которого были явные пристрастия к союзникам. Антикатолические настроения были еще более подкреплены заметной ролью католического духовенства в сопротивлении, которое осуществлялось в захваченных странах против немецких оккупантов[98].
В реальности немецким католикам не хватало патриотического рвения, которое было у них в 1914 г. Тем большую набожность и особое рвение проявили они в поддержке ведения войны против Франции, которая всегда ассоциировалась с антиклерикальной политикой и была теперь тесно связана с еретической Россией. С таким энтузиазмом выступал католический епископ (позднее кардинал) Микаэль фон Фаубер. За поддержку армии в 1916 г. он был награжден Железным крестом. Еще одним видным голосом Католической церкви был Энгельберт Кребс, ученый-богослов, ставший впоследствии критиком злоупотреблений нацистами государственной властью. Однако в 1914 г. он поддерживал священную войну и проповедовал моральную революцию, которая привела к этой войне:
«Семя должно умереть, чтобы принести плод — этот урок был в очередной раз признан всеми. И если бы не был признан, то Германия была бы уничтожена сегодня… Железной рукой нашей армии враги, которые напали на нас, были отодвинуты от наших границ»[99].
Ополчение Христа
Как и англичане, немецкие деятели культуры использовали средневековые образы рыцарей и ангелов в пропаганде войны. Мы можем увидеть это историческое очарование в некоторых памятниках, возведенных незадолго до войны и посвященных главным государственным праздникам. Памятник Кифхойзера[100], сооруженный в 1896 г. в память о крестовом походе императора Фридриха Барбароссы, который якобы не умер, а до определенного времени спит и когда нужно вновь проснется, чтобы восстановить свою империю. В конце 1913 г. Германия также воздвигла грандиозный храм, посвященный Великой победе над Наполеоном Бонапартом, которую одержала 100 лет назад. Этот храм с его гигантскими, героическими и рыцарскими статуями предвосхищает мотивы немецкой пропаганды перед двумя мировыми войнами и становится визуальным пророчеством более поздних событий. Председательствует во всем этом сонме фигура архангела Михаила высотой 40 футов, с именем которого мы еще встретимся в этой войне[101].
Но за всеми этими призывами к прошлому и религиозными темами, которые появились так мощно в 1914 г., стояли современные идеологии, и этот странный рецидив средневекового фанатизма произошел не несколько веков назад, а в современное время. Слушая патриотические проповеди тих лет, можно предположить, что милитаристское государство, чисто в корыстных целях использует церковь. В частности, Лютеранская церковь была ярым сторонником национализма и милитаризма задолго до 1914 г., и еще Нэйл Фергюсон подчеркивал строго протестантские корни этого движения, которые создали в стране агрессивные и экспансионистские настроения. Поэтому нелегко утверждать кто кого на самом деле использовал.
Среди самых горячих сторонников этого были власть Германии и ее известные богословы и религиоведы. В 1914 г. христианская интеллектуальная деятельность проявилась среди блестящих ученых библеистов и теологов, таких как Адольф фон Гарнак и Вильгельм Герман, а также среди школы социологов под руководством Эрнста Трёльча. Гарнак был символом самой передовой исторической критики Библии и христианской истории, наследником классической немецкой науки прошлого века. Американцам и англичанам эти ученые были хорошо известны в связи с современными дискуссиями о христианской истории и теологии. Герман, между прочим, был известным легендарным лидером либерального протестантизма, он требовал, чтобы верующие понимали и верили в земную жизнь Христа через веру и историю, а не через абстрактную философию[102].
Однако в 1914 г. Гарнак, Герман и другие подписывают агрессивно пропагандистские заявления и манифесты, которые восхваляли Германию в войне. Для них Великая война, в пропаганде которой они принимают активное участие, должна убедить сомневающихся в ее справедливости. В сентябре 1914 г., когда бушевало сражение на Марне, 29 немецких церковных деятелей и профессоров теологии подписали «Обращение ко всем протестантам за границей», в котором призывали всех евангелистов умирать достойно. Настаивая на праве Германии защитить себя от «азиатского варварства», подписавшие этот протокол и сам кайзер называют себя божественной помощью в этой справедливой борьбе. Кроме Гарнака и Германа Обращение поддержали такие мировые деятели, как Адольф Диссман, Фридрих Луфс, философ Рудольф Эйкен, проповедник Эрнст Дриндер и пионер психологии религии Вильгельм Вундт[103].
Уже в октябре к этим религиозным деятелям присоединились другие немецкие ученые и художники, поддержавшие этот протестантский манифест, обращающийся с призывом к мировой культуре и науке. Обращение сильно повлияло на воюющих немцев, хотя многие это не признают. Разумные люди также не признавали его значение, но руководители страны получили в свои руки документ, который был хоть и шатким, но достаточным обоснованным для оправдания своей политики, направленной на войну. Он мог стать оправданием за все поражения и злодеяния, которые они совершили в Бельгии и других местах[104].
Странно читать такие высказывания Гарнака, который этим показывал свою некую задолженность вселенской репутации, но, настойчиво приводя доводы и аргументы в пользу истинности своей позиции, он наносил ущерб исторической миссии древней церкви. Все его известные таланты критика исчезают, когда он стремится анализировать постулаты светского режима XX в. В 1914 г. Гарнак представлял германские вооруженные силы прямым реальным воплощением этой христианской миссии[105].
Люди, которые подписывают петиции и манифесты, часто сожалеют потом о своих действиях, но они все-таки легко находят при этом отмазки для себя, говоря о воспаленной атмосфере того времени, или пеняют на давление со стороны друзей и соседей, которые это также делали. В случае манифеста 1914 г. есть несколько светских подписантов, которые также отказались
