Хади снова кивнул.
— У тебя благородное сердце, сын Леандра.
Бастард сам не знал, почему некогда решил раскрыть этому человеку тайну своего происхождения. Может, потому что о тонкостях светской жизни Идаволла южный варвар все равно ничего не знал. А может, потому что был достаточно честен, чтобы не использовать ее во зло, и достаточно молчалив, чтобы не раскрыть ее по случайности.
— …жаль, что не о всяком из вас можно сказать то же.
Он бросил взгляд в сторону восточного крыла донжона, избранного Йоргисом для проживания. Килиан же лишь коротко посмеялся:
— Боюсь, что сейчас знание людей изменило тебе, Хади. Я какой угодно, только не благородный.
Ансарр хмыкнул с какой-то скрытой иронией:
— Может быть, ты просто сам этого не знаешь?
— Я знаю самого себя, — возмутился ученый.
На привычку некоторых людей приписывать ему невесть что он всегда реагировал остро. Даже если это «невесть что» было условно положительным, — а благородство он к таковому не относил, считая лишь социально одобряемым способом быть дураком.
— Никто не может сказать, что знает самого себя, — возразил Хади.
Ученый негромко фыркнул:
— Я прагматик, Хади. Я не пытаюсь следовать чести, благородству и тому подобной ерунде. Я выбираю те пути, которые ведут к результату.
— Благородство не означает глупости, сын Леандра, — заметил ансарр, — А вот гордыня, упрямство… они ведут к ней. Заставляют не видеть того, что ты видишь.
— Бессмыслица какая-то, — хмыкнул чародей, — Если я это вижу, то как я могу этого не видеть? Чисто логически?
Хотя в принципе, смысл того, что говорил ансарр, он понимал. Хоть и не был в полной мере с этим согласен. Но не обратить внимания на логическое противоречие в самом высказывании — просто не мог. Никогда не умел.
— Именно так, как сейчас, — ответил Хади.
Бронебойный ответ, в общем-то. Килиан не нашелся, что на него возразить, не подтвердив его тем самым.
— Вы обладаете огромной силой, — сказал вдруг ансарр.
— Да, — подтвердил Килиан, — Сила древней магии велика. Присоединяйся к нам! Ты тоже сможешь овладеть ею. И использовать её, чтобы освободить свой народ. Владычица научит тебя тому же, чему и нас.
Хади покачал головой.
— Ансарры долгие годы в рабстве у Халифата.
— Я знаю, — кивнул ученый, — И как раз…
— …и пока это так, мы не будем искать себе нового хозяина.
Подобное высказывание, сравнение Ильмадики и адептов Лефевра, казалось вопиюще несправедливым. Но почему-то Килиан понял, что споря об этом, сделает только хуже. Не был он мастером дипломатии.
— Как знаешь. Хотя я по-прежнему считаю, что ты ошибаешься.
Ансарр молча пожал плечами.
— Когда мы доберемся до столицы, я найду тебе самую подробную карту побережья, и тогда ты и твой народ сможете вернуться домой, — пообещал ученый.
— Спасибо, асдик.
После разговора с Хади Килиан прошел в донжон. Как основатель Ордена, он занимал привилегированное положение, и комната ему досталась особенно удачная: практически дверь в дверь с комнатой Владычицы. Впрочем, разгром там царил такой же, как и в остальных помещениях разрушенной крепости.
Закрыв за собой дверь, ученый плюхнулся на кровать и прикрыл глаза. В первый раз за последнее время ему удалось по-настоящему остаться одному. Как странно: всю свою жизнь он считал, что любит быть один. Что ему это нравится. Что другие люди грузят и раздражают его. Но сейчас он чувствовал себя как-то…
Одиноко.
Килиан подумал о Лане, — о главной его ошибке. Ошибке, о которой он не мог заставить себя жалеть. Он привязался к ней. Слишком привязался, особенно для того, кто собрался предавать. Пока они общались, он даже и не думал, насколько неотъемлемой частью его жизни она становится.
Как он хотел бы поговорить с ней сейчас. Просто поговорить.
Но он знал, что этому больше не бывать. Он сделал выбор. Что было, то было. И больше не вернется.
Мотнув головой, ученый притянул к себе трофейную сумку. Помимо запаса ресурсов для преобразования (сера, свинец и немного золота), там обнаружились три кристалла, похожие на те, что использовались черными для телепортации, и рукописная книга на одном из языков Дозакатных.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Килиан немедля приступил к переводу, но сегодня научные концепции почему-то не лезли ему в голову. Да что с ним такое, право? Заболел, что ли?
Никаких признаков болезни ученый у себя не диагностировал. Но сосредоточиться на переводе никак не удавалось. Мысли снова и снова возвращались к Лане.
Первый Адепт упоминал, что она входила в гарнизон Миссена-Клив. Выжила ли она в этой осаде? Должна была выжить. Разумом Килиан понимал, что если бы защитники лишились единственной эжени до того, как Орден присоединился к сражению, то Первому пришлось бы раскрыть себя, и дальнейшие события пошли бы по совершенно другому пути. Но сердцем он все равно беспокоился.
А еще не оставляла его мысль о собственном предательстве. О том, что как ни крути, каковы бы ни были его мотивы, но он лгал и манипулировал девушкой, которой не желал никакого зла. И этому не было прощения. Не могло быть.
Вдруг стало как-то холодно. Неужели правда заболел? Да вроде непохоже…
Ассоциативно вспомнилось, как церковники говорили, что самый глубокий круг Ада предназначен для тех, кто обманул доверившихся. И что там холодно настолько, что оледеневает влага в глазах и воздух в легких. Килиан Реммен всегда был в сложных отношениях с Церковью: в Бога, в Рай, в Ад ученый не верил.
Но лишь теперь он начинал осознавать, что его собственный Ад — внутри него самого.
Плюнув на попытки разобраться в достижениях врага сейчас, чародей вышел из комнаты. Не сиделось ему на месте. Хотелось что-то сделать, но он сам не представлял, что. Просто шел, куда несли ноги.
Ноги принесли его на уцелевшую сторожевую башню. Там, на вершине, не было никого, кроме безмолвного зомби, который должен был поднять тревогу в случае появления незваных гостей. Фактически, Килиан снова был один.
С башни открывался прекрасный вид. То есть, нижняя его часть была не очень: кучи трупов, обломков, кратеры от снарядов и обгоревшая трава изрядно портили чудесный когда-то пейзаж Миссены.
Поэтому Килиан смотрел в небеса.
Как странно. Еще недавно он не замечал по-настоящему такой простой вещи, как звездное небо. Он знал имена звезд. Он знал, по каким орбитам они двигаются, в какие созвездия складываются и где будут в другое время. Знал, какие из них еще существуют, а какие давно погибли, просто их свет еще доходит до Земли. Он знал, что звезды представляют собой облака ионизированного газа, знал, что в них происходит постоянный процесс Понижения водорода до гелия, — высвобождающий энергию и одновременно повышающий плотность ядра.
Но вот одну, очень важную вещь он стал замечать, только общаясь с Ланой.
Только благодаря ей он стал замечать, что звезды красивы.
Килиан тряхнул головой, отгоняя странные мысли. Почему? Почему он думает об этом? Единственная звезда, что была нужна ему, была рядом. Владычица Ильмадика, самая настоящая звезда на Земле. Другие звезды ему не нужны.
Не нужны.
И другие люди тоже.
Только Владычица.
— Не ожидал тебя здесь найти, — послышался женский голос у него за спиной.
Ученый обернулся, хотя в общем-то, и так знал, кого увидит.
Эрвин Арас стояла возле лестницы вниз и склонив голову набок, наблюдала за ним.
— Это взаимно, — ответил Килиан.
Беседовать с этим человеком ему сейчас не хотелось. Неприятно было как-то. Как будто само появление адептки-адепта рушило волшебное очарование звездной ночи.
Но вариантов не было: надежда, что Эрвин лишь случайно с ним пересеклась, и сейчас они спокойно разойдутся, таяла с каждой минутой, что ученый ощущал на себе ее взгляд.
— Что тебе нужно? — резче, чем следовало бы, спросил он.
— Обсудить кое-что, — ответила адептка.
Она замолчала, явно ожидая вопросов. Килиан задавать их не стал. Если ей что-то надо спросить, пусть спрашивает. Сама.
