Не дожидаясь ответа, она свернула на узкую дорожку, ведущую к двери учительской. Невзирая на строгое правило и табличку на деревянном столбе с надписью «Только для учителей», Саймон смело шел в ногу с мисс Арнотт и продолжал распевать что есть мочи:
— Выйду к восходу с верою в сердце.Не унывайте…
Мисс Арнотт резко остановилась. Раньше с Саймоном таких проблем не было. Он мог быть мрачным и неразговорчивым. Мог иногда похулиганить. Но нельзя было не признать, что за все то время, что она знала мальчика, он всегда был вполне послушным. Что ей теперь делать? Как она должна поступить? Отчитать его или сделать вид, что ничего не произошло? Во-первых, подумала мисс Арнотт, есть ли свидетели?
Она взглянула наверх и увидела в окне учительской мистера Картрайта, который прикрывшись шторой, украдкой докуривал свою последнюю сигарету перед началом урока.
Он помахал ей. По ошибке приняв выражение замешательства на ее лице за мольбу о помощи, мистер Картрайт приоткрыл окно, изготовившись обрушить на голову Саймона громы и молнии за то, что он осмелился попрать священную землю.
— Не унывайте, родные мои,
— услышал он пронзительный голос Саймона.
«Не унывайте, родные мои?» Мистер Картрайт мгновенно понял, в чем дело. Учитель посмотрел на своего ученика с выражением нескрываемой радости и гордости. Грош цена хваленой психологии. Мальчишка живо воплощал собой победу старого доброго здравого смысла. Боже правый, вы только посмотрите, как он переменился. Еще вчера он распускал нюни как распоследний дурак, страдая от нежности к своему маленькому гадкому мешку муки. Одно слово мудрого наставника — и его просто не узнать. Парень снова в норме (во всяком случае, для него это нормально) и поет серенады своей единственной и неповторимой возлюбленной, божественной мисс Арнотт, прекрасным голосом и полной грудью.
— Вы остаетесь нянчить младенцев…
— прозвенел по школьному двору восхитительный мягкий тенор Саймона.
Последовавшая за этим пауза слишком затянулась. Мистер Картрайт на мгновение почувствовал себя жертвой старой китайской пытки в ожидании капли, которая должна упасть на его темя.
Наконец он не выдержал, распахнул окно и, свесившись с подоконника, прогремел своим великолепным мелодичным баритоном, которым он пользовался, чтобы вернуть их на путь истинный, когда они сбивались с такта во время пения псалмов:
— Парус души моей, прочь от земли!
Саймон в изнеможении упал на колени. Мисс Арнотт обратилась в бегство. Сзади подоспел Уэйн.
— О чем это там голосил Старый Мерин?
— Парус души моей,
— пропыхтел Саймон,
— прочь от земли!
Уэйн скорчил гримасу.
— И что все это значит?
Саймон хотел было обратиться с этим вопросом к мистеру Картрайту, но того уж и след простыл. Вполне довольный тем, как прозвучало в его устах окончание прекрасной морской песни, он затушил сигарету, закрыл окно и удалился.
Как это не раз было доказано на футбольном поле, одной из самых сильных сторон Уэйна было одержимое упорство.
— Что значит «парус души моей»? — никак не успокаивался он.
— Откуда мне знать, — оборвал его Саймон. — Надо спросить у кого-нибудь.
— У кого?
Уэйн огляделся. Он не увидел поблизости никого, кроме Мартина Саймона, который на ходу читал «Поиски Святого Грааля».
— Спроси у него. Он же ботаник. Может, и знает.
Лицо Саймона прояснилось. Конечно, Мартин Саймон может знать. Любому, кто целыми днями выпендривается, читая поэзию — часто на французском, — не составит труда перевести причудливую строчку из песни на простой английский. Никакого труда.
Саймон встал с колен и пошел Мартину наперерез прямо по газону. Остановившись у него на пути, он нарочно выставил ногу и стал спокойно ждать. Поравнявшись с ним, Мартин споткнулся, и «Поиски Святого Грааля» оказались на траве.
— Прости, — сказал Саймон и наклонился, чтобы поднять и вернуть книгу Мартину.
— Спасибо, — сказал Мартин, несколько настороженно.
Но Саймон решил, что, подняв книгу с земли, он уже продемонстрировал свои добрые намерения и можно больше не церемониться.
— Слушай, — сказал он. — Ты же ботаник. Ты читаешь стихи. Объясни мне, если кто-то говорит: «парус души моей», что это значит?
Мартин не спешил с ответом. Возможно, над ним просто хотят посмеяться. Но, с другой стороны, было очевидно, что Саймон настроен серьезно и решительно. Что он тоже что-то ищет, подобно сэру Галахаду в книге, которую он только что вернул Мартину.
— Парус души моей?
— Да, парус души моей.
Надо отдать должное этим очкарикам, размышлял Саймон в ожидании ответа. Если бы к нему кто-нибудь подошел и задал подобный вопрос, он бы послал его и пошел дальше. Но Мартина, похоже, не смутил и не оскорбил даже вопрос о поэзии. Он просто снял очки, задумчиво протер их и переспросил:
— Ты можешь точно повторить его слова?
Нет смысла ходить вокруг да около, подумал Саймон и, запрокинув голову, запел во весь голос:
— Вы остаетесь нянчить младенцев.Парус души моей, прочь от земли!
Мартин вздохнул с облегчением.
— Очевидно, что это метафора, — начал он. — Лирический герой использует аналогию…
Он замолчал, отчасти от ужаса, отчасти потому, что рука Саймона крепко сдавила его горло и перекрыла ему кислород.
— Я не просил читать мне лекцию, — строго заметил Саймон. — Я просто спросил, что это значит.
Он отпустил руку и стал ждать. Мартин Саймон попытался начать сначала.
— Это значит, — сказал он, — что этому парню пора в путь. Подобно тому, как корабль с поднятыми парусами должен слушаться ветра, этот парень знает, что, как бы он ни хотел остаться, его натура — его характер и темперамент — все равно заставит его двигаться дальше. У него нет выбора.
Саймон посмотрел на небо. Он часто заморгал и тяжело вздохнул.
— Нет выбора, говоришь?
Мартин был непреклонен.
— Никакого. Такой уж он человек. Он не может иначе.
В разговор вмешался Уэйн.
— Почему ты в этом уверен? — с недоверием спросил он Мартина.
— Такие слова, — терпеливо объяснил Мартин. — Такое значение.
— Но откуда ты знаешь?
На этот раз Саймон пришел на помощь Мартину и поставил Уэйна на место.
— Слушай, — сказал он. — Мы с тобой умеем играть в футбол и прикалываться, так? А вот Мартин — он ботаник. В футбол он играть не может. Он по мячу не попадет, не то что по воротам. Но в песнях и стихах он разбирается.
Он обернулся к Мартину.
— Я правильно говорю?
Мартин кивнул.
— Правильно, — сказал Саймон. И затем, поскольку тема культурных достоинств и недостатков оказалась исчерпанной, добавил: — Всем спасибо.
Он машинально протянул правую руку. Мартин на секунду растерялся, но быстро понял, что Саймон хочет пожать ему руку.
— Всегда пожалуйста, — поспешил ответить он. — Обращайся.
— Ну уж нет, — заверил его Саймон. — Думаю, с меня хватит. Я все понял.
И действительно, Мартин невольно разглядел странное, неземное выражение на его лице, почти свечение, словно Саймону, как и сэру Галахаду, только что привиделся Святой Грааль, предел всех его мечтаний.
9
Мисс Арнотт копалась в своей сумочке в поисках аспирина.
— Он уже в третий раз прошел мимо этой двери, распевая в полный голос, — она обернулась к мистеру Спенсеру, который склонился над учебными нотами с ластиком, пытаясь превратить закрашенные четвертинки обратно в половинки. — Почему бы вам не разучить с ними более спокойные песни?
Не отрываясь от спасательных работ, мистер Спенсер невозмутимо парировал:
— Эту песню мы никогда не разучивали. И вообще, какая разница, чему мы их учим? Когда мы разучиваем колыбельную, эти парни из четвертого «В» орут так, будто это военный марш. С этим ничего не поделаешь. Вам еще повезло, что у мальчика хороший голос.
Мисс Арнотт опустила вторую таблетку аспирина в стакан с водой и мрачно пробормотала:
— Перемена, как и урок, тоже пытка, просто другая.
Она прислушалась.
— Вы слышите, он опять возвращается. Я этого не вынесу. Чего он слоняется по коридору?
Мистер Хендерсон оторвался от своей чашки кофе, чтобы объяснить ей.
— Если вы про Саймона Мартина, — начал он, — то доктор Фелтом попросил его перенести оснащенный микропроцессором пешеходный переход Ниммо-Смита на стенд, для школьной ЭКСПО. В кои-то веки мальчик делает то, что ему сказано.
— Неужели доктор Фелтом просил его при этом распевать моряцкие песни?
— Хотите, я попрошу его убавить громкость? — мистер Хендерсон высунул голову из учительской, но немного опоздал. В другом конце коридора появился мистер Картрайт.
