Они вышли на улицу. Рыжая Глаша надела шлем, оседлала мотоцикл и жестом показала Максиму, чтобы садился ей за спину.
– А шлем? – спросил Максим.
– Мой шлем на тебя не налезет.
– А менты остановят?
– Не догонят.
– А голова, если что?
– Разлетится вдребезги.
– Ну ладно.
Максим перекинул ногу, сел позади Рыжей Глаши и обнял ее. Под мотоциклетным костюмом она была как железная. Она спросила, где находится криминалистическая лаборатория, в которую следует отвезти ниточку с Аглаиного свитера, и, получив ответ, пустила F 850 GS Adventure в поток уличного движения. Конечно, Максим умел управлять мотоциклом, но не умел так, как Рыжая Глаша. Их мотоцикл казался Максиму головою скоростной змеи, которая ввинчивалась в тягучую московскую пробку и за которой тянулся хвост, потому что осознавать движение машины Максим мог заметно медленнее, чем оно происходило. У одного из светофоров Рыжая обернулась:
– Не подмахивай на поворотах: ёбнемся.
– Что? – не расслышал Максим.
– Ты тяжелый очень, сиди ровно.
Максим хотел что-то ответить, но мотоцикл дернулся, а Максим чуть не опрокинулся навзничь, лишь в последний момент успев ухватиться за Глашину талию. Она была как железная, эта женщина, как железная и намертво прикрученная к мотоциклу дюймовыми болтами.
У дверей лаборатории Рыжая Глаша обернулась:
– Я тебя подожду.
Но стоило только Максиму слезть и проговорить: «Я быстро», как наездница дала газу и умчалась, первые метров двести балансируя на заднем колесе. Максим вдруг подумал, что она не вернется. Ему было так горько думать эту мысль, как бывало только в детстве, когда уходил кто-нибудь важный, например, мама уходила в булочную, оставив Максима одного в квартире слушать пластинку про бременских музыкантов.
Дежурила в лаборатории Тоня. Максим написал ей постановление о проведении экспертизы, положил Аглаину ниточку в пластиковый пакетик для вещдоков и сказал:
– Это надо сегодня.
Тоня хотела было возразить что-то о предусмотренных сроках, но Максим просто развернулся и вышел. Только бросил в дверях через плечо:
– Сегодня.
На улице Рыжей Глаши не было. Максим поплелся куда глаза глядят. Он шел и слушал, как в груди его трепетало что-то, что-то хорошее, как этот трепет словно бы тянулся за Максимом шлейфом и не ослабевал, а нарастал, превращаясь в рокот. Или – нет! – Максим оглянулся: рокот был настоящим, и он приближался, и это рокотал мотоцикл Рыжей Глаши. А она влезла с ногами на седло и крикнула ему:
– Стой крепко!
И когда мотоцикл поравнялся с Максимом, девушка прыгнула, оперлась Максиму о плечи, пролетела вкруг него, как если бы он был не следователь Следственного комитета, а пилон из стрипклуба. Бесшумно приземлилась на асфальт, догнала чинно проехавший мимо Максима мотоцикл и скользнула обратно в седло, только теперь задом наперед. Мотоцикл продолжал ехать, и Максим не понимал, как Рыжая Глаша им управляет.
– Садись, чего стоишь? В цирке никогда не был?
В начале улицы Большие Каменщики Рыжая Глаша сказала: «Держись!» Максим обхватил руками ее металлический живот, прижался грудью к ее металлической спине, мотоцикл взревел и встал на заднее колесо. Спустя минуту все еще на заднем колесе они въезжали на парковку скромного отеля «Холидей Инн». Рыжая Глаша сняла шлем. Щеки у нее раскраснелись, волосы наэлектризовались и левитировали вокруг головы. Она прыснула:
– Господи, рожа какая красная. Ты не помрешь сейчас у меня от разрыва сердца?
– Нет, – отвечал Максим, хотя лицо у него и впрямь горело, ноги дрожали и он не понимал, умирает ли или наконец живет.
Он подумал только, что в отеле надо же предъявлять документы. Но Рыжая Глаша провела его мимо ресепшена, затащила в лифт, в лифте прижалась и поцеловала, а потом, когда двери отворились, потащила по серому ковру узким коридором, мимо развешанных по стенам фотографий, которые изображали с разных ракурсов маяк, взметнувшийся к небу посреди океанских волн. Открыла своим ключом комнату № 526 и втолкнула Максима внутрь. Щёлк! – неспешно закрылась дверь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Что стоишь? Раздевайся! – прошептала Рыжая Глаша и принялась вылезать из своего мотоциклетного костюма, как змея вылезает из кожи.
Максим разделся. Стоял голый и смущался. А Рыжая не смущалась своей наготы. Подняла руки вверх, потянулась. Максим прежде не видел таких мышц, разве что когда листал учебник анатомии. На ней не было ни татуировок, ни пирсинга. Максим видел, как у нее сморщиваются соски, становятся тонкие, длинные и темные. Она взяла Максима за член, покачала членом из стороны в сторону. Началась эрекция, и Рыжая сказала:
– Черт с ним, с душем, ложись.
Максим лег на спину. Его потряхивало от волнения. Он думал, если эта циркачка так скакала на лошади и так скакала на мотоцикле, то как же она будет скакать в постели? Но Рыжая Глаша обошлась без акробатических номеров. Потянулась к тумбочке, достала презерватив, вскрыла зубами, натянула Максиму на член, села сверху и ввела член в себя. Дальше… Вот то, что было дальше, происходило с Максимом впервые. Она стала массировать его член вагиной, сжимала его там внутри. Иногда сжимала весь, иногда волной – от корня к головке. Ни одна из прежних женщин Максима так не делала. От этих незаметных движений эрекция стала… у Максима раньше не бывало такой эрекции, он даже подумал, что член сейчас переломится, Максиму казалось, что член такой твердый, что даже хрупкий. А Рыжая Глаша сидела на Максиме верхом, массировала еле заметно его член там у себя внутри и тихонько смеялась. Но вдруг посерьезнела, застыла на мгновение, а потом забилась мелкой дрожью, и на живот Максиму брызнула из Рыжей неизвестная жидкость.
Переждав оргазм, Рыжая принялась двигаться широкими движениями, иногда замирая, трясясь и брызгая Максиму на живот. Наконец Максим засопел, показывая, что сейчас кончит. Рыжая задвигалась быстрее, наклонилась к его уху и прошептала:
– Потерпи, потерпи, секунд десять потерпи.
Шепот был такой жаркий, что не то что на десять секунд, но и на одну секунду Максим не сумел задержать оргазма. На его спазмы Рыжая Глаша не замедлила ответить своими, только она еще хохотала, тряслась и брызгала своим соком. Через минуту, упав рядом с Максимом на спину, она констатировала:
– Ничё так… – и счастливо засмеялась.
– Прям сжимается всё, – подтвердил Максим.
– Прям всё?
– Всё, что есть, ничего больше нет.
Никакой акробатики не было и дальше. Минут сорок они лежали глядя в потолок и почти не разговаривая. Потом Рыжая трогала Максима за член или Максим трогал ее за грудь – и соитие возобновлялось. Такое же почти бездвижное, только иногда Максим бывал сверху, а иногда Рыжая Глаша. Или они лежали рядом, иногда Рыжая Глаша лицом к Максиму, иногда спиной.
За окном завечерело. Потом стемнело. А эти двое всё продолжали и продолжали. И Максим даже подумал, что, наверное, к утру помрет. Но не помер. Было часов одиннадцать вечера, они лежали, едва касаясь друг друга бедрами и мизинцами, когда в телефоне у Максима брякнула эсэмэска. Максим потянулся посмотреть, что там пишут. И Рыжая Глаша спросила:
– Что там пишут?
Все еще лежа навзничь, Максим прочел сообщение от криминалиста Тони:
«Шерсть та самая». И потом прочел Рыжей Глаше вслух:
– «Шерсть та самая».
Рыжая Глаша встала и направилась в душ. Через десять минут вышла из душа с влажными волосами и в мотоциклетном костюме. Подошла к Максиму, который все еще лежал голый на постели среди лужиц женского сока, нагнулась, поцеловала в щеку, сказала:
– Пока! – и вышла за дверь.
Через полчаса спустился и Максим. Спросил на ресепшене, сколько он должен за номер. Получил ответ, что номер оплачен, и если он не брал ничего из мини-бара…
Он не брал ничего из мини-бара.
Максим подумал: «Я найду ее в цирке». Он думал одновременно про Рыжую Глашу и про Белую. Про обеих. И еще он подумал про Тоню – почему она послушалась, сделала экспертизу да еще и прислала эсэмэску – «Шерсть та самая».
