— Сядьте, пожалуйста. Я должен вам кое-что сообщить.
Ингрид выполнила его просьбу, которая больше походила на приказание, и села на софу, скрестив ноги. Она искоса поглядывала на Клауса. Тот какое-то время молчал. Он набирал разбег. Ему хотелось прежде всего оправдаться, деликатно извиниться, а вместо этого он смотрел на ее стройные ноги, потом на вечернее платье, на руки; он вглядывался в ее лицо, прическу; взгляд его на мгновение сталкивался с ее взглядом; он опускал глаза и снова разглядывал ее ноги.
— Вы хотели мне что-то сообщить, — напомнила Ингрид.
Он откашлялся.
— Вы чертовски хороши! — сказал он. — Вам это известно?
Она кивнула:
— Знаю, знаю.
— С каких пор?
— С сегодняшнего дня.
Клаус удивленно покачал головой. Та ли это Ингрид? Нет, это уже не та застенчивая девушка, какой она была еще вчера вечером, когда он делился с ней своими проблемами, и которая буквально смотрела ему в рот.
Произошло чудесное превращение.
— Это действительно вы?
— Да. А что?
— Если это действительно вы, могу я задать один вопрос?
— Какой?
— Чего мы еще с вами ждем? — смеясь, сказал Клаус.
Через полчаса они сидели в зале ресторана на Терезен-штрассе и с помощью кельнера изучали меню, сплошь состоящее из блюд афганской кухни, названия которых невозможно было не только понять, но даже выговорить.
— Меня интересует вкус этих блюд; наверное, он такой же замысловатый, как и их названия, — заметила Ингрид.
Клаус таинственно улыбнулся. Он знал это заведение. Ему были хорошо знакомы ковры и коллекция оружия на стенах бара.
Он знал, на что идет, знал, что будет.
Это началось подачей невероятного овощного супа с восточными пряностями и острыми фрикаделями. Затем принесли баранину, жареную на вертеле, с рисом и картофельным пюре. В заключение на столе появились фрукты, сладости, приготовленные по специальным рецептам, и черный кофе.
— Ну как? — осведомился Клаус.
— Этого я никогда не забуду, — сказала Ингрид. — Я боялась, что мой желудок никогда не сможет со всем этим справиться.
— Не бойтесь, — рассмеялся Клаус. — Он справится. Но если вы хотите, можно ему помочь.
Он заказал две рюмки водки.
— Вы меня избалуете, — сказала Ингрид.
— Оказывается, я могу вам угодить.
Ингрид улыбнулась, слегка прикрыв глаза.
— Не хотите ли переменить тему?
— Нет. Когда еще нам будет так хорошо! Значит, пришла пора решить все проблемы.
— Ну, если так…
— Да. Именно так. А у вас другая точка зрения?
— Да.
— И что же?
— Я кое-что заметила.
— Когда?
— Не могу сказать этого с точностью.
Клаус постукивал пальцем по столу. Помолчав, сказал:
— Вы меня обманули.
— Да, обманула.
— Почему?
— Было так хорошо. Разве все это не мираж? Прекрасный утешительный обман?
— Ингрид!
Она подняла рюмку, принесенную кельнером, чокнулась с Клаусом и выпила. Ей вдруг стало легко. Клаус смотрел на нее как завороженный.
— По крайней мере, одна причина делать глупости у меня есть. Наверное, это характеризует меня не с лучшей стороны: делать глупости да еще подыскивать для этого подходящую причину?
— Ингрид! — вмешался Клаус, сжав ее руку. — Послушай. — Он говорил тихо, внятно, стараясь втолковать ей смысл своих слов. Он раскрывал перед ней все свои карты, рассказывал о том, как год страдал без работы, о Кротхофе, который его наконец взял к себе, когда все от него отвернулись. Он сообщил о предложении, которое получил от Кротхофа — о сказочно прекрасном теле-шоу, о своем супершансе быть в нем ведущим, о том, как ему хочется вернуться на экран, проявив при этом искусство импровизации, разжигая огонь дискуссии, выходя из нее победителем.
Ему вновь хотелось стать победителем, тем Клаусом Майнингеном, каким он был прежде.
— Игра стоит свеч, Ингрид, правда?
Ингрид пожала плечами.
— Слово «игра» имеет множество значений, — начала она и продолжила с воодушевлением: — Если кто-нибудь сильно чего-то пожелает…
Она не знала, что сказать дальше. Чего, например, сильно хочется ей самой? Она и этого не знала.
— Все это навалилось на меня, словно лавина. Скоро мне предстоит сделать так много, что от одной мысли обо всех делах голова лопается. Как я один буду со всем справляться? Мне нужно открыть свое бюро, Ингрид. Вы, наверное, уже давно заметили, на кого я возлагаю надежды. Мне нужен человек, на которого можно положиться. Я думал о вас, Ингрид. Все это время я думал о вас.
Она слушала, не перебивая. Кто это говорит? Ах, да, Клаус. Он все еще держит ее руку. Как приятно его слушать! Клаус на какой-то момент почувствовал, что у него перехватило горло, но продолжал, обращаясь к Ингрид:
— Вы согласны?
Согласна ли она? Еще бы!
Ингрид видела на столе мужскую руку, которая сжимала ее хрупкие пальчики. У нее больше не было тягостного чувства, что почва уходит из-под ног. Все в порядке… Осторожно! Вчера был убит человек. Впрочем к тому, что сейчас происходит, убийство не имеет никакого отношения.
— Ты хочешь, Ингрид?
— Что?
— Вместе со мной вступить в игру и доказать всей этой банде, что мы чего-то стоим. М-м? Скажи «да»… пожалуйста!
Это ее удивило. Может, в самом деле сказать «да»? Достаточно этого короткого утверждения, и все будет в порядке.
— Да, — сказала Ингрид. И прибавила: — Я устала. Я хочу домой.
Последние слова, прозвучали жалобно, словно у маленькой девочки.
При выходе из ресторана они неожиданно столкнулись с Бертом Аккерманом.
— Ну и ну! Это невероятно! Клаус?
— Надо же, Берт! — сказала Клаусу Ингрид, удивленная этой встречей.
— Ну и что? — Клаус, по всей видимости, был не очень поражен тем, что они трое оказались в одном месте.
— Там, — Берт указал на ресторанную дверь, — есть что-нибудь стоящее?
— Как всегда, все самого высшего качества, — ответил Клаус. — Да, Ингрид?
— Высший класс! — подтвердила она.
Берт снял очки, протер и снова надел их, словно не веря своим глазам:
— Как, и ты здесь, Ингрид? Я думал, ты со вчерашнего дня витаешь в мировом пространстве?
Ингрид многозначительно взглянула на Клауса, который с невозмутимым видом стоял рядом.
— К сожалению, не витаю, Берт.
— Жалко. А вообще-то, Клаус, мне необходимо с тобой поговорить. Думаю, ты тоже в этом заинтересован.
— Хорошо, — сказал Клаус, всем своим видом показывая, что его отнюдь не радует такая перспектива. — Но не здесь. Наш вечер только начинается. Мы хотим успеть еще куда-нибудь.
Ингрид поймала на себе пристальный взгляд Берта. Она точно знала, что в ближайшее время почувствует непереносимую головную боль. Нужно бы вмешаться в разговор, но пришлось сдержаться.
— Ну, ладно, — сказал Берт, — я приду к тебе завтра.
— Привет, Берт. До свидания.
— Пока.
Берт вошел в ресторан.
Ингрид и Клаус подошли к машине, которая стояла неподалеку. Оба молчали. Клаус опустился на сиденье рядом с Ингрид, и они уехали.
12
На следующий день небо с утра покрылось тучами и пошел дождь. Клаус проснулся довольно рано. Настроение было неважное. Тем не менее, он чувствовал себя уверенно и намеревался, наконец, принять какое-либо решение. Пора, давно пора прекратить бесконечные разговоры и покончить с неизвестностью. Долготерпение вознаграждается, однако на этот раз выжидание было слишком долгим.
С Ингрид покончено. Следует ли связываться с Евой? Этого он не знал. Следовало найти решение этой проблемы, и он найдет его. Надо все обдумать, встретив новый день с холодной головой, рисковать, но с умом, тогда все решится.
В Уголовном розыске он представился дежурному и попросил доложить о себе комиссару Хаузеру. Через несколько минут ему передали, что комиссар ожидает его в своем кабинете.
Клаус поднялся по лестнице и пошел по коридору с бесконечным количеством дверей по обе стороны. Возле некоторых сидели посетители и скептически рассматривали его, в то время как он изучал надписи на металлических дощечках. Наконец, завернув за угол, он нос к носу столкнулся с инспектором Фогелем.
— Вот и мы! — воскликнул тот с показным радушием.
Клаус, с трудом подавляя раздражение, процедил:
— Я ищу кабинет комиссара Хаузера.
— Я знаю, герр Майнинген. Вы уже у цели: вторая дверь от угла по левой стороне коридора. У нас так: трудно найти нужный кабинет, если приходишь впервые, но зато в следующий раз вы найдете его с легкостью.
Клаус скрепя сердце остановился против указанной двери. Постучал. За дверью послышался голос, точнее глухое ворчанье. Он вошел.
Хаузер сидел в комнате, поражавшей почти больничной чистотой, за письменным столом, на котором ничего не лежало. В руках у него был пучок редиски, издававший аромат свежести, — в деловой атмосфере кабинета редиска выглядела явно неуместной.
