— Однако у вас очень удобная мебель, хотя взгляд она не радует, — заключил Хаузер, похлопывая по дереву. — Гм… Насколько я знаю, с начала года вы сидите без работы.
— Вы достаточно хорошо информированы.
— У вас сохранились какие-нибудь доходы?.. Может быть, недвижимость?
Клаус криво усмехнулся, становясь все более серьезным.
— Что означают ваши вопросы, герр комиссар? С каких это пор вы взяли на себя обязанности налогового инспектора?
Хаузер вздохнул, и Клаус понял, что это неспроста — надо быть начеку. Нет, не просто так возникло у комиссара желание поболтать с кем-нибудь вечерком. Комиссар был на службе.
— Вы продали свою машину, — сказал он. — Мазерати. Вполне исправную, на ходу. Вам жалко было с ней расставаться? Вы сделали это с легким сердцем?
Клаус молчал.
— Вы хотели, по-видимому, купить себе недорогой фольксваген… Я полагаю, теперь он вам не нужен, герр Майнинген. Или?..
— Я… Я могу спросить, чего вы добиваетесь своими вопросами?
Клаус почувствовал себя вдруг как государственный преступник на допросе в охранке, где никогда и никому нельзя доказать свою правоту. Мысленно он пытался найти выход из щекотливого положения.
— Когда вы в последний раз навещали брата, — продолжал комиссар Хаузер, словно не замечая его смущения, — вы, видимо, поссорились с ним.
— Ага, — кивнул Клаус. — Тереза Пихлер. Голос народа. И вы под впечатлением ее показаний?
— Меня интересуют факты, и только факты! Или вы будете отрицать, что перебранка между вами и братом перешла границы дозволенного и вы начали оскорблять друг друга?
— Да. Но это было месяц назад.
— Итак, вы не были в ссоре. А может статься, ссора состоялась, потому что вы хотели получить от брата некоторую сумму — и немалую? А он отказывался дать ее вам?
— Боже мой! Не загоняйте меня в угол!
Комиссар поднял брови. Клаус обследовал свои карманы, ничего не нашел, поднялся с места, достал из ящика секретера пачку сигарет.
— Послушайте, — сказал он, — я никогда не клялся в любви к Леонгарду и не лгал… — Он достал зажигалку и высек огонь. — Не буду врать: я хотел его немного потрясти. Согласен, это очевидный нажим. Я продал автомобиль, который мне очень нужен, действительно, но моя касса опустела.
Хаузер кашлянул, но Клаус поднял руку.
— Но, — продолжал он, — но, когда я вчера был у Леонгарда, я привез ему приглашение от «Космо-Теля». В новом супер-шоу я должен стать ведущим. Запланировали шесть передач. За каждую передачу плата в пятикратном размере. Это больше, чем вы, сбиваясь с ног в погоне за преступниками, получаете за год.
Последнее замечание свидетельствовало о том, что Клаус пренебрег правилами хорошего тона, ну да теперь это было неважно.
— Короче: теперь мне ничего не нужно, — заметил Клаус в заключение. — Сами видите, куда вы забрели с этим вашим «cui bono».
— Спасибо. По латыни у меня тоже была четверка, — усмехнулся комиссар.
— А у меня нет. — Клаус загасил сигарету.
Хаузер по-прежнему оставался невозмутимым. Кряхтя, он тяжело поднялся с места.
— Я должным образом оцениваю вашу откровенность, — сказал комиссар. — Смею заметить, что, видимо, в вашем кругу продажа автомашины не воспринимается как событие значительное. Наверное, и вас эта продажа не разорила. Впрочем, это надо еще проверить. Неубедительно и ваше объяснение, что визит к брату заказало вам телевидение. Вы все это знаете, может быть, поэтому так настаиваете на своей версии, пытаясь убедить нас, что это самоубийство, хотя выглядит все скорее как убийство.
«Вот баран!» — подумал Клаус. Им овладела ярость, он было открыл рот, чтобы высказать все, что думает о Хаузере, но тут же решил, что благоразумнее не делать этого. Возможно, представится другой случай выпустить пар.
— Кстати, по поводу «cui bono». Если у вас появится настроение сообщить мне несколько неопровержимых истин, — я к вашим услугам. Будьте здоровы! — попрощался наконец комиссар.
— Катись колбаской! — зло пробормотал Клаус ему вслед. Но эта злость охватила его лишь на мгновение. В глубине души он сознавал, что неправ. И все же осторожность была необходима.
11
Это была трудная и не совсем обычная для нее процедура. Прошло немало часов, прежде чем Ингрид добилась очевидного успеха: произошло поистине чудесное превращение.
Фрау Хеердеген не было дома. Она придет не так скоро. В ее отсутствие Ингрид навела в квартире полный порядок. Никто ей не мешал, не нужно было ни о чем спрашивать разрешения, выслушивать бесконечные бессмысленные советы. Метаморфоза! Наконец-то проявилось ее второе «я». До сих пор она и не подозревала о его существовании.
Ингрид занялась настоящим женским делом. При этом никто не подсматривал за нею, никто не выражал лицемерного сочувствия. Она могла расположиться как угодно в ванной, не ограничивая себя, лить горячую воду, могла барахтаться и плескаться, пока не надоест. Затем со всей тщательностью, на какую была способна, Ингрид позаботилась о своей прическе: распускала и вновь собирала в пучок волосы, расчесывала и лохматила их рукой и щеткой… Теперь они ниспадали волнистыми прядями и блестели так, что слепило глаза. Прическа — прямо загляденье!
Она придирчиво пересмотрела весь свой гардероб, свои семь нарядов (по дням недели) и еще кое-что, плащ например. Увы, явно чего-то не хватало, чего-то подходящего для данного случая… Наконец, она выбрала платье из тончайшего шелка в крупные белые, розовые и серые цветы, которое она называла «летним вечерним». В этом платье она была на празднике юридического факультета и с тех пор его ни разу не надевала.
На стол, рядом с учебником гражданского права, снабженным комментариями толстого профессора Вельцера, к которому у нее было отнюдь не почтительное отношение, Ингрид водрузила зеркало, которое принесла в свою комнату из прихожей. Затем последовала весьма напряженная работа: Ингрид поворачивалась перед зеркалом то в одну, то в другую сторону, наклоняла голову то так, то эдак, пристально разглядывая свое отражение. Она осталась довольна результатом: помада «ее» цвета, в тон помаде лак на ногтях, в меру туши на ресницах, — одним словом, все как полагается…
Ингрид повесила зеркало на место и устремилась в спальню фрау Хеердеген, чтобы еще раз с ног до головы осмотреть себя в трюмо, стоящем у стены. Она замерла в восхищении: кто это — манекенщица, кинозвезда, мисс Университет с юридическим образованием? Или все дело в масштабах? Ингрид Буш, королева бала на факультетском празднике — если это ее второе «я», то где же первое?
Вернувшись к себе в комнату, Ингрид задвинула ящик стола, поглощавший все, что в него ни положат, даже увесистый том гражданского права, и взглянула на часы. Было уже семь — минута в минуту. Беспрестанно подбегая к окну, она на ходу поправила подушки на диване, очистила от остатков табака пепельницу, переставила вазочку. Если мимо проезжала машина, Ингрид провожала ее взглядом. Разочарованная, возвращалась на место и снова искала себе какое-нибудь занятие. Так что же случилось? Вот уже пять, десять, пятнадцать минут прошло после назначенного времени.
Наконец она уселась на софе, поджав ноги. Так она и будет сидеть, пока не позвонят в дверь. Двадцать минут восьмого. Она сидит все в той же позе, слегка покачивая ногой. В этой позе она по-видимому, проведет всю ночь.
«Я не могу, я откажусь, я должен это отложить на потом. Я, кажется, уже привык со всех сторон получать пощечины, и прежде всего от самого себя».
Клаус побрился. Принял душ. Сменил сорочку и надел темно-синий блайзер. Нацепил кричащий экзотический желто-зеленый галстук. Но больше всего ему сейчас хотелось скинуть все это с себя и снова влезть в свою немудрящую повседневную одежду.
Он выкинул в мусорное ведро фотографию Евы. Но легче ему не стало. В этой выходке было что-то детское…
Примерно без двадцати восемь он был у входной двери и, так и не найдя в подъезде выключателя, поднимался по лестнице в полной темноте. Когда он позвонил в дверь квартиры Ингрид, ответного движения за дверью не последовало. Он позвонил еще два раза и хотел было снова спуститься вниз, когда услышал легкий шум шагов и покашливание. Тогда он забарабанил кулаком в дверь.
Дверь открылась.
— Зачем столько шума? — спросила Ингрид.
В темной прихожей он не сразу ее узнал.
Она не зажгла света. Только через неплотно прикрытую дверь ее комнаты проникал тонкий луч.
— Как это понимать? — спросил Клаус.
— Я думаю, вы пришли слишком поздно.
— Ах это? Да. Меня задержали.
— Изрядно задержали.
Он вошел внутрь квартиры и прошел мимо Ингрид в комнату, которая при вечернем освещении показалась ему более скромной, чем при ярком солнечном свете.
