— В каком смысле не бывает? — спросил я.
— В смысле, что перебор. Не может столько безнадежности, гадости и глупости собираться в одном месте.
Егор поскользнулся и неловко покатился по широким ступенькам, подпрыгивая в холодильнике.
— Вот это как раз я и имела в виду, — указала Алиса пальцем. — Слишком кучно, дробь и то так не ложится.
Я не знал, что сказать, сам уже ничего не понимал, но ответил:
— Это хорошо, что гадость так сосредоточена.
— Ты псих, чего ж здесь хорошего?
— Нет, я наоборот. Я просто знаю — только одна гадость не может продолжаться вечно, рано или поздно она сменится на благость. И вот тогда благость обрушится на нас в своем ослепительном великолепии.
— Когда? После смерти?!
Егор пытался подняться. Из холодильника он не высовывался, опасался нападения слизня.
— После смерти это само собой, — сказал я. — Но нам повезет больше. Мы будем отмечены еще здесь, я в этом уверен.
— Прыщельга, кажется, шею сломал.
— Нет, я жив, — отозвался Егор. — Это совсем не больно! Дэв, ты здорово придумал!
— Предлагаю вам ходить в них постоянно, — сказала Алиса. — Вы в них словно родились.
Поднялся. Егор напряг силы и поднялся в холодильнике.
— И нет безумию конца…
Мы спустились до нижнего уровня, до дна, до буквы «М», до хрустящих зубов, до высохшей чешуи. Когда мы добрались до них, Алиса замолчала. Ей, наверное, было страшно, Егору было страшно, я увидел, как она взяла его за руку. И, чтобы им не было так страшно, я присоединился.
Мы прошли через тоннель, вдоль стены, молча, почти беззвучно, лишь Егор скрипел холодильником по кафелю. Выбрались на платформу, на станцию. Перрон был залит маслянистой пакостью, воняло тухлятиной и еще чем-то незнакомым, слизью из слизня, гадость. Стали протискиваться между фигурами.
— Бред продолжается, — громко прошептала Алиса. — Это станция бродячих статуй. Их несколько, я слышала про такое. Есть станции, где одни алюминиевые головы лежат…
Она опять пустилась в рассказы, теперь про оживающие статуи, спящие на дьявольских подземных вокзалах. Очень не стоит эти статуи тревожить, вот она знала одного, он как раз в такое попал, заблудился, конечно, не в холодильнике разгуливал, просто, по-человечески, но все равно приключилось. На той станции стояла железная собака с протертым до золотого блеска носом, дурень не удержался и тоже потер нос. А она потом ему являться стала. Чудиться то есть, ему все время казалось, что она у него за спиной, он все оглядывался, оглядывался — и на арматуру в конце концов напоролся…
В конце платформы спрыгнули на рельсы, двинулись по тоннелю. Как всегда, по правому, левый был засыпан. С трудом преодолели километр, скинули холодильники, как-то голо себя почувствовал, привык уже, что ли…
Без такой защиты идти было гораздо проще, прибавили скорости. Тоннель тянулся, и конца ему не предвиделось. Встречались и станции, несколько. Взорванные. То есть по левую руку начинался перрон, но вылезти на него невозможно — потолок был подорван и рухнул, засыпав все. Крошево из бетонных блоков и железа, с трудом протискивались вдоль стены.
Встретили три поезда, пустых, ни следов, ни скелетов.
Алиса уже не рассказывала страшных историй, шагали молча. Я пробовал считать шаги, но быстро это дело оставил, несколько раз сбивался. Положились на будильник Егора, он успешно отмеривал время, исправно тикал и двигал стрелками, четыре оборота.
Пробовал думать. О цели, о том, зачем мы идем и почему мы должны идти, но и думалось тоже плохо, скрипуче, работал мозгом, как дрова башкой колол. Трудно.
Через четыре часа вышли к первой развилке. Развилки мы встречали и раньше, только все отсеченные, засыпанные обрушенными стенами, пробиться сквозь завалы было никак. И вот.
— Куда теперь? — спросила Алиса.
Основной тоннель уходил вправо, влево от него отделялся другой, гораздо более узкий.
— Туда, — указал я.
— Почему туда? — сварливо осведомилась Алиса.
— Посмотри на рельсы.
Алиса принялась светить на рельсы.
— Влево рельсы… сильнее разъезжены.
Не очень, но сильнее, царапины свежие.
Двинулись влево и слегка под уклон.
— Дрезина, — радостно сказал Егор метров через пятьсот. — Смотрите, дрезина!
Дрезина стояла не на рельсах, а чуть сбоку, и чего так радоваться, дрезина, не вагон с тушенкой, дрезиной сыт не будешь.
— Дрезина смерти, — сказал я.
— Что? — не поняли Егор и Алиса.
— Дрезина смерти, — повторил я. — На ней…
— Погоди, — перебила Алиса. — Я сама расскажу. На этой дрезине черти перевозят грешников в ад, правильно?
Я промолчал. Какая разница?
— Это давняя история, — пустилась рассказывать Алиса зловещим голосом. — Такие дрезины издавна находили под землей, в самых глухих тоннелях, близких к преисподней — ибо сказано — чем глубже вниз, тем ближе ад. Многие наивные грешники садились на эти дрезины прокатиться, и их больше никто никогда не видел. А сами дрезины потом находили перепачканными кровью и кишками несчастных. Вот смотри, это кровь…
Алиса указала на неопрятные ржавые разводы на корпусе дрезины.
— Правда, что ли? — спросил Егор неуверенно.
— Ага, — ответила за меня Алиса. — Это кровь тех, кто ссытся в холодильник.
— Заткнись, Алиса, — велел я.
— Молчу-молчу. Только ты учти, Прыщельга… у всех чертей прекрасное чутье на всякую тухлятину — они тебя за километр учуют…
— Заткнись, — повторил я наиболее мрачным голосом.
— Ладно, затыкаюсь, — сказала Алиса примирительно. — Не бойся, Егор, шучу я, шучу. На этой дрезине лет десять никто уже не ездил, все закисло. Хотя двигатель, кажется, исправен…
Я в двигателях не очень хорошо разбирался, двигатель как двигатель, рычаги, провода, как оно работает, непонятно. Колеса вроде круглые, катиться, значит, может.
Алиса наклонилась над дрезиной, принялась осматривать механизм.
— Я могла бы попробовать завести…
— А верно! Зачем идти? — спросил Егор. — Можно ведь поехать!
— Наверное… Сейчас бензин проверю.
Алиса принялась осматривать бачок.
Зачем тут эта дрезина? Кто на ней ездил десять лет назад? Время без ответов.
Никак не могу привыкнуть к подземельям. Кажется, вот он, тоннель, нет в нем ничего загадочного. Но это только на первый взгляд. Рядом за стеной еще тоннель, и внизу, и над головой, и вертикальные шахты, ходы распространяются в земле, как вены в теле человека, их сотни. А есть еще подземные поселения и Нижнее метро…
Если наверху окончательно установится снег, то придется переселяться сюда. Кошмар в бесконечности переходов. Низкие потолки, тревожный затхлый воздух, на стенах скучные бороды, то ли лишайник, то ли пыль веков. Под землей выжить нельзя. Некоторое время просидеть, спасаясь от ярости поверхности — это да, а так чтобы совсем…
Интересно, насколько система тоннелей распространяется за город? Наверное, далеко, раньше любили строить с размахом. Возможно, эти тоннели тянутся и тянутся, и на самом деле есть такой, откуда получится выбраться на поверхность, но только не в этом мире, а в настоящем.
Я вдруг вспомнил, что подобная легенда на самом деле есть. Про тоннель. Заблудился один человек под землей, вот как мы с Курком тогда. Только мы вышли, а он не вышел, не получилось. Брел он через этот тоннель, брел, силы уже заканчивались, и пить хотелось очень — одним словом, все как полагается. Он почти уже сдох, но тут в конце тоннеля увидел свет.
Это была станция. Вся белая, а столбы, поддерживающие потолок, серебряные и золотые, а лестница наверх отделана изумрудными камнями. Он залез на перрон, и тут же на станцию прибыл поезд. Из вагонов показались люди, они направились к выходу, и человек за ними, люди поднялись по лестнице и…
То ли в прошлом он оказался, когда ничего еще не случилось.
То ли в будущем, когда зажили все раны.
То ли вообще в другом мире, где все совсем по-другому…
Или это про дорогу легенда? Идешь по дороге, по лесу, идешь-идешь, идешь-идешь, а потом выходишь. В поле. В настоящее, с пшеницей. А дальше дорога, и по ней машины едут, самые настоящие машины.
Глупая легенда. Вот если такая дорога на самом деле есть, то кто про нее расскажет? Вряд ли у того, кто по ней прошел, возникнет желание вернуться обратно? Не, дорога эта совсем односторонняя.
— Бензин есть, — сказала Алиса. — Литра два или чуть меньше. Прокатимся?
— Точно!
Егор забрался на сиденье, улыбнулся, собрался путешествовать. На собаку похож. Они тоже такие — улыбаются, выкусывают блох и в любую секунду готовы куда-то бежать.
— Поедем, а?
Егор ерзал на сиденье. Совсем сопля. Щенок, прокатиться ему хочется. И мне хочется, я что, не человек? И Алисе хотелось, она тоже поглядывала на дрезину с интересом.
