— Что сказать?
— Скажи ему, что я тут хочу пройти. И ты тоже. Нас большинство, он должен подчиниться.
— Я думаю…
Алиса зарычала.
— Она права, — тут же сказал Егор. — Нам лучше сюда. Ты это… А я тебе помогу.
— Ладно.
Ладно. Осталось недолго, я знаю, прикушу губу. Найти уцелевшую станцию, определиться — и снова вперед. Последний бросок. Эти шахтеры, от них один вред. Непонятно, как они здесь скопились. И у всех в руках инструменты. Обычно мрецы с собой ничего не таскают, а здесь… У кого кирка, у кого мотыга, а у некоторых ломы. Но пройти надо. Рельсы на самом деле разъезжены, не зря же сюда ездят? Мы заблудились, в этих тоннелях кто угодно заблудится.
— Вагонетка на ходу?
— И что? — спросила Алиса.
— Завести сможешь? — Я пнул тележку в колесо.
— Ах ты… — догадалась Алиса. — Узнаю старого Дэва! Узнаю! Протаранить сволочей вагонеткой! Вот это по-нашему!
— Попробуем…
— Учись, Егор. Бери пример, Егор. Ты знаешь, какое прозвище получил наш Рыбинск? Его звали Палач!
Алиса принялась возиться с дрезиной. Дергала за рычаги, крутила ручки, приговаривала, слова по большей части незнакомые, технические, наверное.
Егор смотрел на меня, губы дрожали. Не звали меня Палач, никогда.
— Палач… — протянул Егор с уважением.
— А действительно, — сказал я. — Давно я делом что-то не занимался…
— Я тоже, — Егор хрустнул шеей. — Надо бы размяться, а то под землей совсем замерз…
— Я сам, — успокоил я Егора. — Сам справлюсь. Ты мне помоги баллон на рельсы поставить.
Я указал на тележку.
— Да…
Взялись, поставили на рельсы задок. Потом передок, положили под колеса деревянные чурбаки, валявшиеся рядом.
Алиса принялась пинать дрезину. Сначала в колеса, потом в мотор. Это подействовало, дрезина чихнула, плюнула огнем, подпрыгнула. Запахло по-незнакомому, горячим маслом, электричеством, паленой проводкой, тарахтенье усилилось.
Это был странный звук. Работающего двигателя. А раньше этими звуками был заполнен весь мир, как они жили при таком шуме?
— Лучше сейчас запустить, — сказала Алиса. — Бензина ненадолго хватит.
Я велел Егору бежать, доставать из-под колес цистерны деревяшки. Мотор дрезины застрекотал громче, Алиса дернула за какой-то рычаг и спрыгнула. Дрезина затряслась еще сильнее, зажужжала резче и сорвалась, покатилась по рельсам. Егор отскочил в сторону, дрезина пронеслась мимо, врезалась в колесную цистерну. Звук получился громкий, дрезина задрожала, колеса завертелись, с жужжаньем прокручиваясь на рельсах. Бочка затряслась и через несколько секунд сдвинулась и покатилась вместе с дрезиной.
По тоннелю понесся грохочущий звук, наверное, так раньше катились по этим подземным дорогам настоящие поезда, веселые, в них и музыка играла, наверное, и огни горели, и ехали в них чистые люди, с песнями и плясками.
— Ждите здесь, — велел я. — Я пойду туда… Когда все закончится, я свистну.
Я снял винтовку, вернул ее Егору.
— Тебе помочь? — спросила Алиса неожиданно серьезно.
Я помотал головой.
— Справлюсь сам.
Сбросил рюкзак.
— Справлюсь сам… — повторил я. — На всякий случай приготовьтесь. Я думаю, большую часть уже передавило. С остальными я разберусь. Но все может быть…
Приготовил топоры. Конечно, это были не боевые топоры, приспособленные к рукопашным схваткам, а вполне обычные инструменты Для рубки дров, они были не очень хорошо сбалансированы и для метания в головы врагов не годились, но выбора не было.
Я взял топор в левую руку, перехватил топор в правую, все. Длинный топор, настоящий, дровосечный, я прихватил его в инструментальном отделе, припомнив о ломах и кайлах в руках шахтеров, повесил на плечо. Пригодится.
Алиса неожиданно достала из-за спины настоящий мачете, протянула его мне. Ничего ножик, с пилой по верхней кромке, с крестовидной гардой, с рукоятью из живого пластика.
— Спасибо, я и так справлюсь. Ждите здесь.
Подвернул рефлектор лампы, и водяной винт — света мне понадобится много. Направился за уехавшей дрезиной, Алиса сказала мне в спину привычную гадость, но я уже не слушал, я настраивался.
Надо почувствовать.
Почувствовать желание, жжение в руках, дыхание смерти — все те вещи, которые необходимы для боя…
Почувствовал бензин. В тоннеле воняло. Я ускорил шаг и через сто метров увидел.
Дрезина застряла. Остановилась просто, в мрецов не врезалась, не сковырнулась с рельс, остановилась. Мотор не стрекотал, испортился, наверное. Ничего опасного пока вроде, никого не видать, я подтянулся к машине. Бензошланг лопнул, Алиса, видимо, действительно разбиралась в технике. Мотор заглох, и теперь горючее растекалось по рельсам, испарялось и пахло, не знаю как кому, но мне этот запах нравился. Запах человечества, отгоняет блох и других насекомых, только кожа шелушится, отслаивается, осыпается.
Тонкой струйкой. Я сорвал бутылку, быстро выдавил из нее воду и стал собирать горючку. Пристроил бутылку в железные внутренности, повернулся в сторону мрецов.
Они наверняка слышали звук дрезины. Они вообще очень хорошо слышат и чуют, и предчувствуют, теперь они услышали дрезину и приближаются. Я прислушался: так и есть — по стенам и по струнам рельс брякало, смерть приближалась. Не очень скоро, то ли не разогнались еще, то ли зима опять, но брели, заводные смертельные механизмы.
Вообще я очень надеялся на дрезину. На тяжелую цистерну, они должны были ударить, смять и раздавить большую часть, но получилось совсем не так И теперь я буду с ними разбираться.
Снял шлем, укрепил его на цистерне — много мрецов, и света тоже должно быть много, на каждого по свече.
Проверил дрезину.
Натекла почти полная бутылка, литр золотистого бензина, я закрутил пробкой, вставил в специальный карман. Из шланга продолжало капать, я подставил ладони и растер бензин, вмазал его в руки, а потом и в щеки, чтобы глаза не слипались. Еще бы чуть накапало, полпригоршни, чтобы втереть в голову.
Бензинчик ни одной твари не нравится, это как святая вода. Вот Гомер рассказывал, что совсем раньше чертей особой водой гоняли. Специально ее изготовляли, на серебре настаивали, молитвами насыщали. А потом додумались, как приготовлять гораздо более сильную святую воду. Бензин — это тоже святая вода, сгущенный сок солнца, недаром он горит, и всякая погань от него бежит, и погибает, растворяясь в его бешеном пламени. Запах бензина — это и есть запах света, запах Солнца.
Ладно, пора.
— Жопа, — сказал я и стал ждать.
Они показались разом, вдруг, вывалились из тьмы, вступили в свет, окунув меня в смрад давно сгинувшего мяса. Тоннель широкий, это помешает — могут накинуться стадом.
Первая троица.
У заглавного, идущего первым, в руках блестел… Не знаю, как это называлось, механический молоток с безнадежно погнутым штырем. Я убрал небольшие топорики за пояс, достал из-за плеча старшего брата, двуручный, дровосекский.
Теперь они меня не только чуяли, но и видели. Передний сорвался, зашипел, кинулся на меня. Началось. Я сделал несколько шагов вперед, размахнулся и, точно рассчитав движение, ударил молотобойца. В башку, чуть наискось получилось.
Почти сразу не повезло — череп у шахтера оказался крепкий. Лезвие пробило каску и заклинилось прямо в башке. А сам мрец не остановился, продолжал на меня наступать, видимо, шахтерские мрецы отличались повышенной устойчивостью, прекрасная новость. Как все-таки легко было с огнестрелом, раз — и все. Я успел выхватить короткий топорик и почти без размаха, сбоку, в колено.
Этот метод себя вполне оправдал, как всегда, колени и локти — самые уязвимые места у человека, даже если он давно мертв. У шахтера имелся наколенник, он не отвалился за все время его мертвости, пришлось бить сбоку. Колено подломилось, и молоточник упал, я отпрыгнул назад и ударил второго, кинувшегося на меня, только на этот раз в голень.
Третий запнулся за первых двух, упал и весьма неудачно подставил мне затылок. На все это ушло, наверное, полминуты, тот, кто получил в затылок, замер, двое других копошились. Шахтер с топором в черепе умудрился подняться аж на одной ноге, я изловчился, схватил за длинную рукоять топора и уронил мреца на рельс. А сверху уже коротким топориком отполировал. После чего уперся ногой в шахтерскую спину, дернул.
Лесорубский топор оказался у меня. Кстати — в свет вступили другие, на этот раз низкорослые и малоразмерные, мне по плечо. Но пошустрее предыдущих, поспешили ко мне, без всяких инструментов, клацая зубами.
Я люблю мрецов. За их тупость и предсказуемость. Они всегда только нападают, торопятся тебя сожрать. И никогда не защищаются, не берегут себя, тот, кто давно сдох, жизнь не ценит, ни свою, ни чужую. Это очень удобно, так что иногда аж неинтересно. С малорослыми шахтерами я очень удачно расправился, места много, лесорубский топор оказался весьма удобной штукой — шлеп — и нету. Все равно как поленья рубить, конечно, много не намахаешься, плечи начинают болеть, но это плечи.
